Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
При виде Бао-юя девочка еще больше напугалась, но, чувствуя, что он заступается за нее, она осмелела и упрямо возразила женщине:
– Да откуда ты взяла, что я сжигаю деньги? Я жгла бумагу с иероглифами, которые барышня Линь Дай-юй плохо написала!
Женщина наклонилась, вытащила из пепла несколько еще не сгоревших кусочков бумажных денег и сунула их под нос девочке.
– А это что? И ты еще врешь! Вот они, доказательства!
Она снова стала тащить Оу-гуань за собой. Тогда Бао-юй палкой отвел в сторону руку женщины и, удерживая Оу-гуань, сказал:
– Можешь отнести доказательства госпоже! Это распорядился сделать я. Вчера мне приснился дух абрикосовых деревьев, который потребовал, чтобы я принес ему жертвы, но деньги должен был сжечь кто-нибудь другой, иначе моя болезнь не пройдет. Поэтому я достал бумажных денег и велел ей сжечь их. Только благодаря этому я сегодня встал с постели. А тут, как назло, принесло тебя! Опять мне стало хуже – это ты все напортила! А еще хочешь на нее жаловаться!.. Оу-гуань, можешь идти и расскажи им все, что я сказал…
Пока Бао-юй говорил, у Оу-гуань созрел план. Теперь она сама стала тащить женщину.
Женщина бросила на землю несгоревшие остатки денег, которые держала в руках, и, виновато улыбаясь, сказала Бао-юю:
– Ведь я не знала. Если кто-нибудь доложит об этом вашей матушке, разве не мне попадет?
– А ты молчи, – улыбнулся Бао-юй, – и я никому не стану рассказывать.
– Но я уже доложила об этом нашим госпожам, и они велели привести ее. Можно сказать, что девочку неожиданно позвала к себе барышня Линь Дай-юй.
Бао-юй кивнул головой в знак согласия, и женщина ушла. Оставшись наедине с Оу-гуань, он спросил девочку:
– По какому поводу ты сжигала деньги? Конечно, это не связано с родителями и братьями – значит, есть другая причина?
Растроганная тем, что Бао-юй вступился за нее, и понимая, что он такой же человек, как и она сама, Оу-гуань сочла неудобным что-либо от него скрывать и поэтому, сдерживая слезы, стала рассказывать:
– Об этом никто не знает, кроме вашей служанки Фан-гуань и Жуй-гуань, нынешней служанки барышни Бао-чай. Но так как вы случайно застали меня за этим занятием, придется все рассказать и вам. Только храните это в тайне!
Неожиданно она смутилась, и из глаз ее ручьями покатились слезы.
– Мне неудобно рассказывать, лучше расспросите Фан-гуань.
С этими словами она повернулась и быстро побежала прочь. На душе у Бао-юя стало печально, но делать было нечего, и он отправился в «павильон реки Сяосян» навестить Дай-юй. Ему показалось, что Дай-юй еще больше исхудала и вид у нее жалкий. Но когда он спросил, как она себя чувствует, девушка отвечала, что ей значительно лучше.
Дай-юй тоже заметила, что Бао-юй похудел. Это напомнило ей о недавних событиях, и она заплакала. Они побеседовали еще немного, и Дай-юй стала торопить Бао-юя пойти отдохнуть, а также просила его хорошенько лечиться. Бао-юю не оставалось ничего иного, как возвратиться домой. Ему не терпелось поговорить с Фан-гуань, но, как назло, пришли Сян-юнь и Сян-лин, которые, усевшись в комнате, шутили и разговаривали с Си-жэнь. Фан-гуань тоже находилась там. Вызывать ее в присутствии других Бао-юю не хотелось, так как он опасался, что девушки начнут проявлять любопытство, и ему пришлось запастись терпением и ждать.
Вскоре пришла приемная мать Фан-гуань и хотела повести девочку мыть голову. Надо сказать, что старуха вымыла сначала своих дочерей и только потом позвала приемную дочь.
Фан-гуань наотрез отказалась мыть голову в загрязненной воде и решительно заявила:
– Все деньги, которые мне выдаются на месяц, вы забираете себе, но не цените этого и мне отдаете только всякие остатки и отбросы!..
Женщина сначала смутилась, но потом вспыхнула от гнева и принялась бранить ее:
– Ах ты дрянь! Недаром говорят, что на комедианток нет узды! Может быть, ты была хорошей девочкой, но стоило тебе попасть в эту компанию, как ты научилась дурному! И еще, паршивка этакая, привередничаешь – и то тебе не так, и это не так! Брыкаешься, как строптивый мул!
Завязалась перебранка. Си-жэнь поспешила послать служанку, чтобы предупредить их:
– Не шумите! Почуяли, что старой госпожи нет дома, так слова друг другу спокойно сказать не можете!
– Эта Фан-гуань никого не признает, – вставила Цин-вэнь. – Чего только она бесится? Умеет сыграть один-два акта из пьесы, а строит из себя героиню, будто убила главаря разбойников или выловила шайку мятежников!
– «Одной ладонью не захлопаешь», – сказала Си-жэнь. – Старуха относится к ней несправедливо, но и девчонка ведет себя безобразно.
– Фан-гуань нельзя обвинять! – вставил Бао-юй. – Недаром говорят: «Кто недоволен, тот жалуется». У девочки здесь нет ни родных, ни семьи, никто о ней не заботится, все только и думают, как бы заработать на ней, да еще презирают ее. Неудивительно, что она высказывает свою обиду.
Обращаясь затем к Си-жэнь, он продолжал:
– Сколько денег на нее положено в месяц? Отныне сама получай деньги и присматривай за ней! Будет меньше шума и хлопот!
– Почему я должна присматривать за ней, а не другие, – возразила Си-жэнь. – Не нужны мне ее деньги, не хочу навлекать на себя неприятности.
Си-жэнь ушла в комнату, достала кувшинчик цветочного масла, несколько куриных яиц, душистое мыло, шнурок для волос и, подавая все это одной из женщин, приказала:
– Отнеси это Фан-гуань, пусть она попросит себе чистую воду для умывания, но только не скандалит.
Приемной матери Фан-гуань стало стыдно.
– Бессовестная! – укоряла она девочку. – И как у тебя язык повернулся сказать, будто я утаиваю твои деньги! Вот тебе за это!..
Она повернулась и несколько раз шлепнула девочку. Фан-гуань еще громче расплакалась. Бао-юй не выдержал и решил вмешаться.
– Зачем ты? – удержала его Си-жэнь. – Я сама с ней поговорю.
Однако Цин-вэнь опередила ее. Она подбежала к старухе и, тыча в нее пальцем, закричала:
– До старости дожила, а глупа! Мы вынуждены давать ей свои вещи, потому что ты не даешь ей как следует умыться! Вместо того чтобы заботиться о девочке, у тебя хватает наглости бить ее! Разве ты осмелилась бы с ней так обращаться, если б она оставалась в труппе?!
– Кого однажды признают матерью, тот останется ею на век, – возразила старуха. – Она меня не слушается, и я вправе бить ее.