Сон в начале тумана
Шрифт:
— Американский флаг! — крикнули одновременно Антон и Тнарат.
Звездно-полосатое полотнище развевалось на корме, а вдоль бортов выстроилось множество людей, среди которых было немало разодетых женщин. Видно, все они громко галдели, но пока за шумом мотора нельзя было ничего расслышать: виднелись только широко открытые рты.
Корабль застопорили машины, и оба якоря с грохотом ушли в море.
Джон сделал знак Армолю опустить парус, убавил обороты мотора и повел байдару к белому борту, с той стороны, где виднелся убранный в походное положение парадный трап.
Когда стих шум мотора, до сидящих в байдаре отчетливо донеслись слова пассажиров. Джон невольно прислушивался к ним:
— Настоящие аборигены Сибири! Какие у них выразительные лица! А одежда-то какая!
Больше всех суетился тонконогий человек с огромной треногой, которую он волочил за собой. Джон догадался, что это кинооператор: где-то ему приходилось видеть такую картину.
Из-за спины пассажиров вынырнул объектив киноаппарата, и оператор пронзительно закричал:
— Отойдите в сторону! Не мешайте снимать исторические кадры!
Но тут же снова вылезали вперед любопытствующие люди, толкали друг друга, и если бы не высокое ограждение фальшборта, несколько человек оказались бы в воде.
— Спустить штормтрап! — раздался с капитанского мостика усиленный мегафоном голос.
Проворные матросы перебросили веревочный трап, и стоящий на носу Гуват поймал последнюю деревянную ступеньку.
Антон и Джон переглянулись между собой.
— Поднимемся вместе, — сказал Джон. — С нами пойдут Армоль и Тнарат, а остальные пусть остаются в байдаре.
Чтобы подстраховать Джона, вперед полез Тнарат, затем Джон, а последним Армоль.
Пассажиры нарядного корабля расступились, пропуская вперед капитана, шедшего важно и медленно, словно он собирался принимать не жителей маленького чукотского селения, а иностранных послов.
— Кто-нибудь из вас говорит по-английски? — спросил капитан, внимательно оглядывая выстроившихся перед ним Джона Макленнана, Антона Кравченко, Тнарата и Армоля.
— Да, — коротко ответил Джон.
Матросы образовали живую загородку, взялись за руки и не давали возбужденным пассажирам протиснуться вперед.
— Не мешайте снимать исторические кадры! — продолжал кричать кинооператор, тыкая объективом громоздкой камеры в спины любопытствующих пассажиров. Галдеж был такой, что капитан почти кричал:
— Мы очень рады прибыть в ваш гостеприимный поселок!
— Мы бы не хотели, чтобы вы оставались здесь! — ответил Джон.
Капитан изумленно уставился на Джона. Он никак не ожидал, что у этого рыжеватого чукчи со странными кожаными заплатками на руках такое отличное произношение.
— Вы отлично говорите по-английски, — похвалил капитан и пригласил: — Прошу пройти в кают-компанию.
— Подождите! — закричал кинооператор. — Дайте снять!
— Мы тоже хотим сделать фотографии! — запротестовали несколько пассажиров с фотоаппаратами. — Когда еще нам придется встретиться с дикарями!
— За что мы платим такие бешеные деньги? — заорал маленький коротконогий человек с зеленым солнцезащитным козырьком на лысой голове.
— Успеете сделать фотографии, — спокойно ответил капитан и сделал знак следовать за собой. Матросы принялись расчищать дорогу сквозь толпу. Джон прошел первым, остальные последовали за ним.
— Они совсем не страшные! — донесся до него женский голос.
— У них вполне осмысленные лица, — согласился с ней мужчина.
Джон поднял глаза. Перед его зрачками была бесформенная, безликая толпа. Только раз мелькнуло что-то примечательное, но тут же голос матроса предостерегающе произнес:
— Осторожно!
Перед ним был высокий металлический порог.
Джон оглянулся, и снова среди столпившихся пассажиров мелькнуло что-то знакомое и тревожное.
Кают-компания была роскошно отделана ценными породами дерева. На полированном столе лежали массивные пепельницы, украшенные фирменными знаками пароходной компании.
Капитан прошел вперед и сделал широкий жест рукой.
— Располагайтесь!
Однако и Джон, и Антон, и Тнарат, и Армоль остались стоять, не решаясь опуститься на обитые тисненой кожей кресла.
Капитан отдал какой-то приказ стюарду, и тот выскользнул из помещения.
— Садитесь! — еще раз, на этот раз настойчиво и раздраженно, приказал капитан. Ему не нравилось выражение лиц этих дикарей. В них было что-то осмысленное, а этот голубоглазый чукча выглядел настоящим белым человеком. И вдруг догадка вспыхнула в голове капитана. Еще раз внимательно вглядевшись, он спросил:
— Вы — белый?
— Это не имеет никакого значения, — учтиво ответил Джон.
— Мы прибыли на ваше судно, чтобы заявить протест от имени Советской республики, — стараясь отчетливо выговаривать слова, произнес Антон.
— И вы — тоже? — капитан был так поражен, что изумление ясно было написано на его лице.
Вошедшему с бутылкой в руке стюарду он быстро приказал что-то, и тот немедленно удалился.
— Революционный комитет Чукотского уезда выражает решительный протест против вашего захода в территориальные воды Советской республики без соответствующего разрешения, — продолжал Антон.
— Кроме того, своим появлением, — добавил Джон, — вы создадите опасность для моржового лежбища, которое может рассеяться и обречь население на голодную смерть.
Капитан все еще не мог прийти в себя от изумления. Он слышал о революции в России, о захвате власти большевиками, но был уверен в том, что все это происходит очень далеко, в лучшем случае где-то возле Владивостока… Но здесь, на дикой Чукотке!.. Большевики, которые заявляют официальный протест!
— Я готов принести извинения, — тщательно подбирая слова, заговорил капитан. — Но наша поездка преследует чисто познавательные цели и организована стараниями и при поддержке дочери Рокфеллера. Это первый арктический туристский рейс. На борту нашего парохода находятся граждане Соединенных Штатов, Канады, представители европейских стран. У нас нет никаких политических и военных целей.