Сон в Нефритовом павильоне

Автор неизвестен

Обласканный государем, к которому втерся в доверие, ты приблизил ко двору Дун Хуна, чтобы музыкой давно минувших дней отвлечь Сына Неба от государственных забот. Наконец, уговорил его уехать за тысячи ли на моления, когда в стране царил хаос. Про себя ты над всем этим потешался, а внешне угодничал! Лицемерие — это твой шестой грех. Во время музицирований в Павильоне Феникс ты ухитрился оболгать всех преданных государю слуг, добился их отстранения от дел и оставил при государе одних лишь своих приспешников, которые пособничали тебе в твоих черных делах и довели отчизну до полного запустения, — это седьмой твой ужасный грех! Дун Хун, верный твой пес, которому ты покровительствовал, своим пустомыслием испортил весь двор, что было к твоей выгоде, — это твой восьмой грех! Когда пала столица, ты обманул государя своими обещаниями, палец о палец не ударил для спасения

матери и супруги твоего господина, — вот твой девятый грех! Когда твои планы захвата власти в стране начали рушиться, ты замыслил предательство и увел от государя войско, оставив его врагам на растерзание, — это твой десятый непростительный грех! Если кто наплевал на свою честь и сдался врагу, он обычно не кричит на каждом углу о своем позоре, потому что хоть капля совести у него остается. А ты, дожив до седых волос, лижешь пятки предводителю варваров, науськиваешь на прежнюю родину ее врагов. Бесстыдство — вот твой одиннадцатый грех! Нет пользы увещать заклятого врага, да еще с кривой душой, — помню, как на государственном экзамене ты рассуждал о долге и верности! Ты лгал государю, потому что завидовал истинным талантам, лгал, желая обрести его любовь. Лживость — твой двенадцатый грех! Когда я успешно выдержал экзамен и получил должность, ты захотел выдать за меня свою сестру, но ничего из этого не вышло, и ты возненавидел меня, решил возвысить Дун Хуна, происходящего из нечестивого рода. Его ты оженил на родственнице, ввел во дворец, чем нарушил законы морали и нравственности, — вот твой тринадцатый грех! Когда я отправился в ссылку, страдая от разлуки с государем и домом, ты подослал ко мне наемного негодяя, наказав ему любым способом совершить против меня черное дело убийства, — это твой четырнадцатый грех! Пусть я не самый лучший слуга государя, но я не прощу тебе твоих мерзких речей, которыми ты пытался оболгать и устрашить меня. Эти гнусные речи — твой пятнадцатый грех! Над всеми нами голубое Небо, даровавшее людям жизнь. Когда его законы нарушает глупец, рука не поднимается казнить его, но на твоей пакостной совести пятнадцать смертных грехов! Неужели ты надеешься остаться в живых?! Когда молодой Ян Чан-цюй пришел из далеких краев в столицу, ты уже был почтенным чиновником, доверенным лицом императора, почитаемым при дворе сановником. Ныне ты ханский прихвостень, смотреть на твою рожу просто противно! Ступай к своему хозяину и передай ему, что как ни глупы варвары, но и у них на севере есть небо, есть земля, есть родители и дети, есть предводитель и подданные, только у тебя ничего этого больше нет! Недолго осталось тебе носить голову на плечах!

Князь кончил свою гневную речь — Лу Цзюнь, уничтоженный этими обвинениями, что-то пробормотал и свалился с коня. Придя в себя, он поднял глаза к небу и поклялся:

— Не жить мне на этой земле, пока не прикончу Ян Чан-цюя!

Затем он отправился к хану и Голубому Облаку, которым сообщил вот что:

— Наглый минский военачальник на чем свет стоит ругал вас обоих и обещал снести голову с плеч и «дикому варвару», и «даосу-проходимцу»! Нет прощения его оскорбительным словам!

— Пусть благородный князь не печалится, — ухмыльнулся даос, — я готов называться проходимцем, пока не проучу этого вояку!

Голубое Облако поднялся на возвышение, ударил в барабан, приказал ханским войскам расположиться четырехугольником, в центре которого он воткнул в землю черный флаг, и начал творить заклинания. Увидев перестроения в стане варваров, Хун встревожилась и говорит Яну:

— Войско хана неожиданно расположилось по всем законам военного искусства! Похоже, хан заполучил в помощь знающего воина. Я вижу черный флаг: кто-то намеревается использовать магию, чтобы погубить нас!

Вперед выступил Дун Чу.

— Я слышал, что Лу Цзюнь привел к императору даоса по прозвищу Голубое Облако, искусного мага. Он смог призвать к Сыну Неба небожителей, а когда народ возроптал в ответ на утеснения Лу Цзюня, напустил на людей бесов и демонов. Не он ли сейчас помогает хану?

Услышав это, Хун ужаснулась и подумала: «Неужели это тот самый Голубое Облако, что жил с учителем в горах?»

Тут в стане сюнну загремели барабаны: появились воины в голубых одеждах, которые — а было их великое множество — наступали парами, держа в руках по маленькому кувшину с узким горлом. Вот они подбросили кувшины в воздух, и те превратились в бесчисленные сгустки голубого дыма, которые стали мечами и пиками и понеслись в направлении минского стана. Хун улыбнулась, ударила в барабан, приказала воинам построиться кругом, воткнула в середине красный флаг, взмахнула своими мечами и подняла их остриями к небу: тотчас ввысь с мечей заструилась серебристая дымка, она обволокла падавшие с неба мечи и пики и понесла их на варваров. Тогда мечи и пики враз превратились в зеленые листья, медленно летевшие к земле. Хун произнесла заклинание, и поднялся ветер, который принес эти листья к ее ногам, — они оказались остриями мечей! Она отправила листья в стан варваров, Голубое Облако попытался отклонить их с пути, но у него ничего не выходило, и он заметался в ужасе.

— Десять лет изучал я магию в горах, и не было никого в мире, кто мог бы одолеть меня. Что же происходит?!

Вдруг он увидел, что из минского стана по воздуху летит письмо. Он поймал его, раскрыл, а там травинки в виде острых мечей! Он перепугался: «Кто способен противостоять мне? Только учитель! Значит, он сошел с небес, чтобы помочь императору минов. Сегодня же нужно прокрасться в их стан и увериться в этом своими глазами!» Подумав так, он сказал хану:

— Сегодня на небесах моления, я должен быть там! Вернусь завтра.

И даос Голубое Облако отправился в минский стан. Что он там делал, об этом в следующей главе.

Глава тридцать седьмая

О ТОМ, КАК ДАОС ГОЛУБОЕ ОБЛАКО ВЕРНУЛСЯ В ГОРЫ И КАК ХАН ЕЛЮЙ СПАСАЛСЯ БЕГСТВОМ

Ночью, когда настала третья стража, даос проник в стан минов. Хун сидела одна в своем шатре, опершись о столик. Неожиданно повеял ветерок, заколебалось пламя свечи, и в шатер вползла голубая дымка. Хун ударила ладонью о столик и воскликнула:

— Голубое Облако, что ты делаешь? Испуганный даос поспешил принять свой земной облик, подошел к Хун, взял ее за руку и залился слезами.

— Как оказались вы здесь, сестра? — Восемь лет назад мы расстались, все это время я помнил и искал вас, но ни на севере, ни на юге не попадались мне ваши следы. Мог ли я думать о встрече с вами в этих краях?

Хун в ответ:

— Когда учитель улетал в Индию, он предупреждал тебя: не появляйся в мире людей! Он знал, что ты хвастун и любишь вытворять пустые чудеса ради собственной славы. Но ты пренебрег наставлениями учителя, нанес непоправимый вред императору великой страны Мин! Могу ли я по-прежнему звать тебя братом и простить твои прегрешения?! Видишь мои два меча: отрублю тебе голову и отдам ее учителю! Голубое Облако пал к ее ногам.

— Сестра! Да разве замышлял я зло? Умоляю: смените гнев на милость, выслушайте меня! Когда вы спустились с гор к южным варварам, а учитель отправился в Индию, я остался в горах совсем один, не с кем душу отвести было! Опали цветы в зеленых горах, угасло пламя в курильницах, и, не снеся тоски, я решил побродить по свету, посмотреть море на востоке, из-за которого всходит солнце, повидать волшебное древо на западе, полюбоваться просторами севера. И вот оказался я в стране Мин: удивительная страна и чудной в ней народ! Нет ни одного государственного мужа, ни одного военного таланта в этой державе, который сравнился бы с вами, сестра! По молодости и недомыслию решил я поразвлечь здешний люд незатейливыми чудесами, и судьба привела меня сюда. Само Небо ниспослало мне вас в назидание, простите меня, сестра, за прегрешения!

Хун была женщиной с добрым сердцем, она взяла даоса за руку и заплакала:

— Всю свою жизнь я была лишена любви отца с матерью и забот брата, потому, живя в горах, почитала учителя за отца, а тебя за брата. Скитаясь по землям юга и севера, я надеялась встретить тебя когда-нибудь в Индии. Как же мог ты забыть заветы учителя и принести столько зла в мир людей? Прошлой ночью учитель явился мне во сне: он ничего не сказал о тебе, только со слезами попросил вспомнить все, чему научил меня в южных горах. Этим он напомнил мне о тебе! Да разве могу я простить тебя после всего? Отправляйся, не медля, обратно в горы, очистись от земной скверны и займись науками!

Голубое Облако улыбнулся.

— С кем вы здесь, сестра? Что делаете?

— Я тоже не познала всего, как и ты, — смутилась Хун, — но моя жизнь принадлежит теперь моему мужу и господину.

— Кто же он?

— Яньский князь, Верховный полководец империи, Ян Чан-цюй.

— Князь — несравненный воин, и еще недавно я мечтал помериться с ним силами, — улыбнулся даос. — А теперь я хотел бы с ним подружиться.

Хун промолчала. Голубое Облако обернулся мухой и полетел к Яну. Вскоре он вернулся и сказал со вздохом: