Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
— Плохо у меня получается, у тебя наверняка лучше выйдет.
Отступив перед такой настойчивостью, Фея начертала строку. Хозяйка посмотрела и похвалила.
— Да ты мастерица этого дела. Напиши-ка еще что-нибудь, только в другом стиле.
Цзя отложила кисть.
— По-другому у меня не получится.
— Ну ладно, — улыбнулась Хуан. — Мы хорошо провели с тобою время. Приходи завтра снова.
Однажды старый Ян позвал вторую невестку к себе.
— Твой отец занемог, и мать захворала — они просят отпустить тебя к ним. Приготовь им лекарства и поезжай, а дня через два-три вернешься.
Молодая Хуан отбыла в отчий дом, к родителям. Сановный Хуан встретил ее словами:
— Мы получили письмо, в котором ты пишешь, что очень больна. Я хотел было забрать тебя, да мать уверяла, что из мужнина дома жену не отпустят. Посоветовала написать, будто мы расхворались, — тогда, мол, не будут препятствовать. Я так и сделал. Что же с тобой? По твоему виду не скажешь, что тебе плохо. Зачем ты вздумала нас пугать?
— У меня страдает душа и не дает мне покою ни днем, ни ночью. От этой болезни нет лекарств. Даже мать с отцом едва ли в силах помочь мне, — печально сказала дочь.
— Да что же это за болезнь такая у тебя? — поразился отец.
— Отец мой! — разрыдалась дочь. — Вы любите меня и хотели найти мне хорошего мужа, но он оказался прелюбодеем и сластолюбцем. Упал Сорочий мост в Серебряную Реку, и никого нет рядом с Чан-э в Лунном дворце, и несчастная, отпевая свою загубленную молодость, поет теперь «Седую голову»! [179] Разбита моя жизнь, белый свет не мил!
Хуан совсем растерялся, а дочь продолжала свой рассказ:
— Будучи в Цзянчжоу, в изгнании, муж мой сошелся с какой-то гетерой и привез ее в дом. Теперь эта гнусная тварь путается со всеми, даже старцами не брезгует, всех в доме оскорбляет, слуг подначивает воровать, служанок отклоняет от праведности и чистоты. А мне она так сказала: «Вы, госпожа, у Яна появились после меня — так почему это должна я считать вас выше себя?» Терпению моему пришел конец: либо она, либо я — иначе я жить не хочу и не могу!
179
«Седая голова» — древняя песня, в которой постаревшая жена жалуется на охлаждение супруга.
— Ах, наглая девка! — разгневался сановный Хуан. — Мою дочь выдал замуж сам император. Этот мальчишка Ян обязан любить и уважать законную жену! А он — подумать только! — гетеру предпочитает! Сейчас еду к Янам и потребую прогнать девку прочь!
— Успокойся, супруг мой, — вмешалась госпожа Вэй. — Пока полководец Ян на войне, они ее не выгонят из дому. Нужно придумать что-нибудь половчее.
Дней через десять дочь Хуана собралась ехать в дом мужа. Со слезами на глазах уселась в экипаж и укатила. Долго не мог успокоиться сановный Хуан — все жалел дочь и выговаривал жене за ее суровость.
Шло время. Минуло уже несколько лун, как Ян отправился на войну. Прошло лето, настала осень, задул холодный ветер, ударили морозы. Фея день за днем проводила в своем флигеле у окна. Дикие гуси полетели на юг, по ночам иней покрывал землю и ясная луна появлялась меж облаков. Фея вздыхала.
— Как жаль, что у меня нет крыльев и я не могу улететь вслед за дикими гусями! Увы мне!
Над женским покоемПлачет, грустит луна;В шатер к Фубо [180] Упала слезинка одна.180
Фубо («Усмиритель воен») — в эпоху Хань титул полководцев, отправлявшихся в завоевательные походы на Юг.
И одна и еще одна слезинка скатились из глаз Феи на кофту. Вдруг вбегает Чунь-юэ.
— Госпожа Хуан просит у вас на время Су-цин и Цзы-янь.
Фея обращается к своим служанкам со словами:
— Госпожа часто вас хвалит, поэтому, если даст вам сделать работу, постарайтесь ей угодить.
Служанки поклонились и вышли, а Чунь-юэ подошла к Фее и говорит:
— Всю жизнь вы были на людях, а теперь вот сидите здесь во флигеле одна-одинешенька, потому что наш господин ушел на войну.
Фея улыбнулась и промолчала, а коварная служанка продолжает:
— Я с детства в доме богатых людей, много видела красавиц, но такой, как вы, не встречала. Все в доме говорят, что вы красивее моей госпожи!
— Десять лет я провела в зеленом тереме, — ответила Фея, — образования там не получила, зато в речах научилась разбираться. Тебе меня не провести!
Чунь-юэ смутилась и замолчала. А в это время Су-цин и Цзы-янь вошли в покои госпожи Хуан. Та приветливо улыбнулась им.
— Помогите приготовить окуней. Прислали мне их из родительского дома — должно быть, вкусные, да вот беда: не умеют мои служанки готовить рыбу.
Служанки поклонились и вместе с госпожой отправились на кухню.
Итак, Фея догадалась, что Чунь-юэ льстит ей неспроста, но не понимала зачем. Чунь-юэ помолчала-помолчала и говорит:
— Пойду-ка я посмотрю, куда это ваши Су-цин и Цзы-янь запропастились.
Она ушла, а Фея прилегла, но ей не спалось. Вдруг кто-то испуганно закричал, и в комнату вбежали Су-цин и Цзы-янь. Фея бросилась к окну, потому что крик несся со двора, и увидела: неизвестный мужчина перелезает через ограду, спрыгивает вниз, подбегает к воротам, распахивает их и начинает метаться по двору. Чунь-юэ бегает за незнакомцем и кричит:
— Помогите, во флигель забрался чужой мужчина! Старый Ян дремал, когда послышался этот истошный вопль. Он выглянул в окно, и глазам его представилась такая картина: высокий толстый мужчина в светлой одежде бежит через двор, Чунь-юэ догоняет его и хватает за пояс. Незнакомец вырывается и выскакивает за ворота.
Старик послал было догнать незваного гостя, но того уж и след простыл. Тогда он созвал всех слуг и приказал:
— Никому не спать — охранять дом! Это, наверно, был грабитель.
Ворота крепко-накрепко заперли, и старик снова лег, но слуги, среди которых выделялась Чунь-юэ, шумели вовсю. Кто-то из них громко сказал:
— Из сумки вора пахнет духами. Видно, успел флакончик стащить.
Старый Ян высунулся в окно, обругал болтунов и прогнал. Те отошли в сторонку и открыли сумку. В ней оказалось письмо, написанное на надушенной бумаге с красивыми узорами. Чунь-юэ захихикала:
— А вор-то грамотный, только письмо украл. Пойду покажу его хозяйке.
Она вошла в дом и разыскала госпожу Сюй. Та спросила, из-за чего весь этот шум, и услышала такой рассказ: