Сон в зимнюю ночь
Шрифт:
Последняя станция осталась, по грубым прикидкам, километрах в трёхстах. Возможно, по дороге они проезжали ещё какие-то населённые пункты, но Иван их не заметил - сначала был занят, а затем и вовсе спал. Не долго думая, он решил идти вперёд.
Решение это, показавшееся ему вполне здравым, перестало казаться таковым уже через двести метров, а через пятьсот Иван основательно выбился из сил. Шагать по обледенелой насыпи в туфлях, предназначенных для поездок в машине, получалось не просто. Иван успел несколько раз упасть, подскользнувшись, и наконец,
Несмотря на злость и досаду, пришлось вернуться.
Вновь приложившись к бутылке, молодой человек поразмыслил и пришёл к выводу, что шагать по тропинке, всё же легче, чем по гравию. В конце концов, куда-то же эта стёжка ведёт!
После получаса ходьбы, Иван вышел на широкую поляну. Здесь тропинка обрывалась. Дальше простиралась девственная снежная целина.
Хорошенько выматерившись, Иван опять повернул назад. Шёл по своим следам. Стёжка петляла, но не разветвлялась. Когда же, наконец, во мраке чащи показался просвет, молодой человек обнаружил, что... вновь очутился на той же поляне.
Теперь он почти бежал, то и дело оступаясь и проваливаясь по колено в снег, однако в конце пути его опять поджидала проклятая поляна!
От отчаяния он попытался позвать на помощь. Безрезультатно. К тому же, собственный крик, приглушённый мрачными елями, прозвучал жутковато, и молодой человек отказался от дальнейших попыток.
Единственно, что пришло на ум - дождаться утра и постараться отыскать дорогу уже при свете.
Однако, легко сказать - дождаться! Не слишком-то и сильный морозец донимал, тем не менее, всё ощутимей. Иван с ужасом понимал, что до утра он может попросту не дожить.
Костёр, сложенный из кое-как наломанных веток, разгораться не желал ни в какую. Не помог и плеснутый на дрова коньяк.
Когда искра перестала поджигать фитиль "Zippo", Иван обмотал шарфом голову, чтобы согреть замёрзшие уши, и уселся в сугроб. В три глотка допил "Camus". Не закусывал. Апельсин и вторую бутылку решил поберечь.
Жаль, прикурить теперь было не от чего, однако постепенно это перестало Ивана беспокоить. Холода он больше не чувствовал. Хотелось надеяться, что от коньяка. Так или нет, но по телу растеклось тепло, а вместе с неожиданным теплом наступило и полное безразличие. Настолько полное, что молодой человек даже не слишком удивился, когда вдруг слева от себя услыхал раздавшееся из темноты:
– Хенде хох!
Повернув голову, Иван не без труда различил бородатую физиономию в треухе, что высунувшись из-за толстого берёзового ствола, поглядывала на него с явным подозрением.
– Чего? - переспросил плохо соображавший Иван.
– От те раз!
– удивился незнакомец, покидая своё укрытие. - Никак русский? А я подумал - германец.
– Да, русский я, русский! - молодой человек вдруг осознал, что совсем было угасшая надежда на спасение, не только возродилась, но и обрела плоть. - Меня Иваном зовут!
– О как, стал быть!.. - мужик, судя по всему, ещё пребывал в сомнении. - А, на вид так
– Послушайте, - Ивана больше волновала собственная судьба, нежели неведомых германцев, - Вы дорогу знаете?
– Знаю, - кивнул мужик.
– А, куда?
– А, куда тебе надо? Я тута все дороги знаю.
– Да, мне бы хоть до какого-нибудь жилья добраться. Заблудился я.
– До жилья, говоришь, - мужик подёргал себя за бороду. - Ну, а эта дорога, - кивнул он на злосчастную тропинку, - Чем тебе плоха?
Иван нервно хохотнул.
– Вы не поверите! Я по ней этой ночью трижды ходил. Все по своим же следам, и каждый раз выходил на эту проклятую поляну!
– Ты проклятиями-то не больно разбрасывайся! - одёрнул его незнакомец. - А, поверить - поверю. Отчего ж не поверить. Это тебя, паря, стал быть, леший по лесу водил.
– Леший?!.
Иван хотел возразить, однако припомнив ночные свои скитания воздержался. Кто его знает, что в этой глуши водится. Может, и впрямь леший.
– Он самый, - закивал мужик. - Тебе, чтобы из лесу выбраться, уважить надо бы хозяина.
– А как?
– Известно как. Пирогом его угостить. Махорки да самогончику не пожалеть. Есть у тебя пироги-то?
– Нет, - мотнул головой Иван.
– Так я и думал, - вздохнул мужик. - Ну кто ж в лес без пирогов-то ходит?! А самогон с махоркою есть?
– Тоже нету.
– Вот тогда и морозь зад в сугробе!
Мужик сплюнул сердито и вроде бы собрался уходить, чем не на шутку встревожил Ивана. Мигом вскочив на ноги, он, замерзшими пальцами рванув замок кейса, протянул вторую бутылку "Camus" и початую пачку "Winston".
– У меня, вот, коньяк есть! - взмолился молодой человек. - И сигареты!
Мужик остановился, принял то и другое, оглядел прищурившись, и лихо свернув пробку, одним глотком выпил сразу полбутылки. Даже не поморщился. Облизнулся только.
– Ничего квасок, - одобрил он. - Пахучий.
Сунув бутылку за пазуху, и вытащив оттуда же трубку, незнакомец набил её табаком из двух выпотрошенных сигарет. Иван ошалело глядел как тот прикуривает... запалив трут огнивом.
Когда густой дым рассеялся в морозном воздухе, мужик длинно сплюнул и скорчил недовольную мину.
– Дрянной у тебя, Ваня, табачок. Ну да, у нас тут с махоркою-то прям беда. Так что, стал быть, сойдет. Ладно, выворачивай наизнанку свою шанелку, да обувку с одной ноги на другую перекинь.
– Зачем?! - растерялся Иван.
– Затем, что положено так.
Иван ни в коем случае не считал себя знатоком русского фольклора, однако теперь смутно припомнил, что прежде слыхал когда-то о такой примете.
Решив не перечить чудаковатому незнакомцу, он сделал как тот велел, и хоть чувствовал себя донельзя глупо, ни возмущаться, ни ворчать не стал. В конце концов - наплевать. Лишь бы выбраться из проклятущего леса!