Сон жизни как жизнь сна
Шрифт:
Мне нужно было отмщение, сатисфакция… Не захочешь – вспомнишь трагические переживания Чехова на премьере «Чайки»? Вот сон и показал, чем на самом деле был для меня этот спектакль? Медленным, бесчеловечным и сознательным убийством. Простыми словами и действиями оно совершалось обыкновенными безразличными людьми. Жаль только, что наказать их за сотворенное, можно только личной болью. Не сединой и морщинами они должны были быть наказаны, а мраморными хижинами с бассейнами и каминами – огромными, пустыми, холодными и безлюдными.
Впрочем, должна отметить очень важное обстоятельство. Странно, что даже во сне, то есть,
Спектакль стал просто поводом, спусковым щелчком, последней каплей в чаше горьких и несправедливых обид. Обид, когда в ответ на любовь – я получала пулю.
Пронзительная догадка посетила меня в процессе записывания сна. И она требует изучения или, как минимум, проверки.
Может, я – аутист? Или его подвид? Неявный, адаптированный? Если это правда, то тогда почти все сходится. Моя месть – смешная и беспомощная борьба с какой-то постоянной и беспросветной ненужностью. Ее истоки – в раннем детстве, когда я наивно и чуть ли не маниакально хотела быть, как все, чтобы… А, чтобы, что?
Сколько слез, бессонных ночей, прочитанных книг… Только ответа-то все нет, как и не было. Какие-то натужные, зряшные и бессмысленные усилия. Как бы мне тональность, что ли поменять. Или настройки. И принять себя, как должное, спокойно и трезво. Если ты – зеленый, сколько не перекрашивайся, все равно – зеленым и останешься. И всем это понятно. И природным блондинкам, и, что называется, всем остальным блондинкам.
Можно, конечно, добавить, а "какая могла быть счастливая жизнь", – не помню, кто конкретно так красиво тосковал. Но, сдается мне, что и тут не обошлось без Антона Павловича. Впрочем, не важно. Кажется, пока только кажется, но с каждым днем – я уверена – мне моя зелень будет нравиться все больше и больше. Ведь мужики – хоть и порядочными негодяями оказались, да только себя-то посчитали все же недостойными.
Принца я, конечно, не жду. Во-первых, годы уже не нежные. И потом – их все равно на всех не хватает. К тому же, не всякий принц – принц. Для них-то нет никакой проверки, как горошины для настоящих принцесс. А вот короля, наверное, встретить не отказалась бы. Хотя, что мне делать – в моей-то жизни – с королем? Ему – то камзол подай, то карету к парадному входу вызови, то корону почисти, чтобы не позолотой отсвечивала, а блеск настоящий являла подданным.
Да и сама я дано уже по-королевски только с компьютером общаюсь. Как не то что-нибудь нажму… Прямо анекдот из моей далекой юности про еврея, которого спросили: "Нужна ли ему Волга?" После недолгого раздумья, он ответил: "На что мне все эти берега, пристани и баржи ". Как говорится, "кому щи жидки, кому – жемчуга мелки". Кто про машину "волга". А кто глобальнее – реками да морями, как нынешние "хозяйчики" жизни, – мыслят. Забывая, что "и это пройдет", как всегда бывает с "калифами на час".
СОН-а
Меня пригласили в гости. Как обычно, все веселятся, а за маленьким ребенком присмотреть
Распеленовываю плачущий сверток. Так и есть – пора менять подгузник. Купаю его в маленькой ванночке и одеваю. Кроха успокаивается и засыпает в моих руках. Я даже не замечаю слез умиления Путина, который сидит в одиночестве поодаль в темном углу под зеленым абажуром.
Случайно замечаю его взгляд полный боли и страдания. Сердце сжимается от понимания того, что он даже не может подойти к этому ребенку, не то, что назвать своим сыном – закон запрещает.
ПОСЛЕСОНИЕ
Не успела я погоревать по этому поводу, как тут же тут же пришел новый сон, – как вариация предыдущего. Но уже в виде полноценного сюжета. В качестве совета могу себе сказать, что надо прекращать обращать внимание на "желтую прессу", муссирующую "новости" о детях Путина. Не в меру восприимчивой оказалась.
СОН-б. СЛАБАЯ
Прелестный теплый осенний день. На разморенной деревенской улице прохаживается народ. Внезапно раздается дикий детский крик, на который все оглядываются. Никто еще ничего не понял, кроме одной Женщины. Она бросается наперерез – спасать ребенка от бешеного пса. Внезапно вместо пса оказывается инопланетянин. У всех ступор. Женщина с невероятной неженской – не человеческой силой – изгоняет чудовище. Она прижимает к себе плачущего испуганного ребенка и уносит домой. Войдя в комнату, не раздеваясь, она опускается на кровать и мгновенно засыпает, крепко прижимая малыша.
Отец ребенка, потрясенный случившимся, сидит на кухне вместе со взрослой дочерью Женщины. Они не в состоянии даже разговаривать, и засыпают, обнявшись прямо за столом. Запищала сигнализация, и Отец проснулся. Осторожно, чтобы не разбудить, отводить Дочь в спальню. Прикрыв дверь, он тихонько подходит к спящей Женщине. В окно светит фонарь. Женщина выглядит совершенно счастливой.
Отец присаживается на краешек кровати, осторожно гладит ее и ребенка. Слезы текут по его щекам. Он смотрит на хрупкую тоненькую Женщину и пытается понять, как ей хватило сил противостоять злу, которое ввело в каталепсию всю улицу, включая и его самого?
Почему эта незнакомая совершенно посторонняя Женщина, действительно, рискуя собой, смогла противостоять кошмару? Что ею руководило? Зачем она так поступила? Он пытается честно ответить себе на вопрос, что бы сделал он, если бы это был чужой ребенок? Ведь своего…
Он же – предатель! Эта простая, откровенная в своей беспощадной наготе мысль пронзила насквозь. Он почувствовал, как его сердце остановилось и дыхание прекратилось. Внезапно он понял, что хочет жить! Страх, что может погибнуть, спасая своего малыша, его и остановил. Все остальное – просто оправдание.