Сон жизни как жизнь сна
Шрифт:
У него засосало под ложечкой, и по спине заструился холодный пот. Так вот оно – то, что не давало покоя! Мгновенно все сошлось, как пазл: походка, движение, колыхание одежды, неподвижные руки при ходьбе…
Они не ходят – летают!
НЕВОЗМОЖНО!!!
Он рванул к балкону.
Мать и близнецы стоят в проеме. На полу у табуретки – небольшой серебристый чемодан. Никаких мыслей, только страшно заныло сердце…
– Не улетай! – Не крикнул – выдохнул он. – Я просто умру без тебя, – и без сил упал на колени.
– Он все понял! – Близнецы испуганно отступили к стене.
Только теперь Офицер заметил обтягивающие, словно вторая кожа, серебристые – в тон чемодану – спортивные костюмы. Женщина подошла и опустилась рядом.
– Не могу. Если понял ты – поймут и другие.
– Тогда возьми меня с собой. Не хочу я больше ползать по этой проклятой земле. Не хочу жить во всеобщей ненависти.
– Это твоя земля. – Ее черные зрачки расширились и вытеснили зеленую радужку. – Твоя родина.
– Эта земля давно уже не моя. Мою родину просрали и продали. – Он едва сдержался от крика.
– Но ты ее защищал, – прохладная рука коснулась его ладони.
Он вздрогнул от резкой молниеносной боли, которая полоснула по груди, – воздух закончился в легких. Чтобы вдохнуть, ему не хватает ни воли, ни сил. Она сразу поняла, что творится в его душе и одними губами повторила:
– Ты ее защищал.
– Я убивал людей. – Это страшное признание, от которого он бежал с тех пор, как вернулся оттуда, где жизнь ничего не стоила, а смерти иногда ждали, как манны небесной, вернула ему способность дышать. – Я убивал людей и думал, что защищаю родину. Только родине все равно. Ей давно безразличны и те, кто убивает, и те, кого убивают. Мои ноги устали ходить по этой земле, закатанной в заплеванный асфальт.
– Хочешь, – она крепко сжала его ледяные руки своими фарфоровыми ладошками, – я научу тебя летать?
– Летать? – Не понял он. – Меня? Летать?
– Тебя. – Она заставила его встать. – И ты…
Он внезапно ощутил себя мальчишкой, который впервые увидел в небе самолет и страстно, до сведения скул, захотел оказаться на месте пилота. Но видение было мгновенным, и он ясно осознал, что в жизни нет места детским грезам.
– Нет… Я мечтал летать всю жизнь. Летать, как желание. Не телом – мыслью, что подхватывает тело. Но на земле это невозможно.
– Почему же? – Она даже не улыбнулась, и ее глаза снова стали зелеными. – Эта способность заложена в человеческой природе. Просто вы забыли об этом умении.
– Ты хотя бы понимаешь, – он не на шутку испугался, – что начнется, если люди об этом вспомнят? Даже не все, а хотя бы некоторые.
– Другая жизнь. – Она пристально смотрела в его глаза. – Другая жизнь.
– Родная… – Он прижал ее к себе, даже не заметив, что она поддалась легко, без сопротивления. – Другая жизнь на ЭТОЙ земле всегда приходит через КРОВЬ, ВОЙНУ или РЕВОЛЮЦИЮ.
– А ты этому помешаешь.
Теперь она сама прижалась к нему всем телом. Но он отстранился и со страхом посмотрел в глаза. Она не отвела взгляда. Ее лицо было серьезно и печально – ни иронии, ни сарказма, ни жалости, и ни снисходительности. Она спокойно ждала его реакции.
– Я… я… я… Я – не герой, – выдохнул он со стыдом.
– Ты – герой. – Она снова обхватила его руки своими ладонями. Теперь они были такими горячими, что он даже вздрогнул. – Ты – герой!
Ни сомнений, ни даже возможности опровергнуть не было в той убежденности, с которой она произнесла это утверждение. Перед его глазами – как на старой кинопленке пролетела вся его жизнь. А он словно с лупой останавливал особенно интересные и запомнившиеся кадры-события.
– Покажи…
Он мучительно искал слова, чтобы сформулировать то ли вопрос, то ли просьбу. Но она не стала дожидаться окончания этого процесса, а легко поднялась над полом и облетела, словно примерзшую к цементу фигуру.
– Господи! Мне это снится?
Офицер даже не понимал ни того, что видит, ни того, что чувствует. Оцепенение – сладостное и безответственное овладело сознанием и телом. Было все равно, что сейчас произойдет? Мужчина был готов ко всему, и на все. С этой женщиной он согласен на любые и подвиги, и преступления.
– Извини…
Горячее дыхание обдало его ухо. Она резко нажала на точку у основания черепа. Он даже зажмурил глаза, как от вспышки газовой сварки, и почувствовал, что тело насквозь пробила резкая кинжальная боль. Он сдержался и не закричал, хотя мука была такая же, которую однажды ему пришлось пережить в плену на своей последней войне.
– Попробуй! – Она провела своей рукой по его лицу. – Открой глаза и попробуй!
Он неловко оттолкнулся от пола и мгновенно взлетел, ощутимо ударившись макушкой о потолок. Она сидела на полу, поджав под себя ноги, и горько плакала:
– Теперь ты возненавидишь меня…
– Родная, – он резко опустился перед ней. – Что теперь будет с тобой и детьми? – Он вытирал ее слезы и жадно целовал губы.
– Тебе придется, – она нежно провела губами по его лицу и печально, но твердо сказала, – тебе придется изменить жизнь на своей земле.