Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Шрифт:
Критик Марк Шварцберг (Schwartzberg, Mark) считал, что в слове «солнце» есть каламбур, который, будучи заменен на «сын», придает стихотворению оттенок тяжкой утраты. «Even so my sun one early morn did shine», «Несмотря на это, мое солнце однажды ранним утром засияло» (строка 9), возможно, относится к краткости собственного сына Шекспира; фраза «one early morn, «одним ранним утром» отражает это понятие. Эта строка в сочетании со строками 11-ть и 12-ть соответственно: «But out alack, he was but one hour mine, / The region cloud hath mask'd him from me now», «Но прочь, увы, он был моим всего лишь на час / Теперь облако скрыло его от меня» демонстрирует скорбь Шекспира по поводу потери сына как отца, который чувствовал,
(Schwartzberg, Mark. «Shakespeare's SONNET 33». Explicator 61.1 (2002): 13-14. Academic Search Complete. Web., 28 October 2014).
(Но мог ли, сын ремесленника перчаточника, продавец солода и ростовщик, потерявший 11-ти летнего сына Хемнета в жёстких условиях сословных разграничений «елизаветинской» эпохи, написать гениальные пьесы? Это большой вопрос, на который нет ответа, на самом деле продавцу солода не были доступны, столь обширные знания в морском и военном деле, риторике, теософии, психологии, юриспруденции, герметике и древнегреческой мифологии помимо этого, у него не было знаний относительно уклада и церемоний придворной жизни, не имея свободного допуска ко двору, по причине отсутствия дворянского звания!
Даже, если допустить и принять версии критиков об умершем Хемнете, то отчего критик Шварцберг к его смерти приплёл «каламбур», который семантически является словом-синонимом слова — «шутка»?
Почему, следуя содержанию строки 12 сонета 33: «region cloud hath mask'd him from me now», «Омрачающая округа от меня припрятала теперь его», но тогда после погребения Хемнета, тогда каким образом некая «омрачающая округа» могла припрятать умершего сына от Шекспира, когда он уже был погребён в земле? При анализе выводов критиков относительно автобиографического характера содержания сонета 33, обнаружились очевидные подтасовки с манипуляциями историческими фактами критиками и исследователями, опирающимися на версию личности Шекспира из Стратфорда-на-Эйвоне графства Уорикшир.
Отсутствие ответов на вышепоставленные вопросы сводит на нет, все предыдущие и последующие версии критиков о «смерти Хемнета», и с этим нужно согласиться, вопреки амбициям и изначально ошибочным версиям критиков).
Критик Майкл Вуд (Michael Wood) также предполагал аллюзию третьего четверостишия 33-го сонета на смерть сына поэта с подразумеваемым каламбуром на «солнце». В книге «В поисках Шекспира» («In Search of Shakespeare») он предположил, что этот сонет, возможно, не имеет ничего общего с так называемыми сонетами прекрасной юности, что в нем поэтом упоминалась смерть сына Хемнета в 1596 году в возрасте 11 лет, и что в словах «солнце» и «сын» подразумевается каламбур: «Even so my sun one early morn did shine, with all triumphant splendour on my brow; but out, alack, he was but one hour mine, the region cloud hath mask'd him from me now», «И все же однажды ранним утром мое солнце засияло во всем триумфальном великолепии на моем челе; но, увы, он был моим всего лишь на один час, теперь его скрыла от меня густая туча». Если это так, то связь этого сонета с сонетами 34, 35 и 36 была бы совершенно случайной и поддельной.
Критик Керверн Смит (Kerverne Smith) считал, что эмоциональный эффект, который смерть Хемнета оказала на Шекспира, привел к появлению повторяющихся черт в более поздних пьесах Шекспира, которые вписываются в один из пяти мотивов: «the resurrected child or sibling, androgynous and twin-like figures, a growing emphasis on father-daughter relationships; paternal guilt; family division and reunion», «воскресший ребенок или родной брат, андрогинные и похожие на близнецов фигуры, растущий акцент на отношениях отца и дочери; отцовская вина; семья разделение и воссоединение». Однако, если это предположение было верным, то сонет 33 мог бы быть посвящен мотиву «отцовской вины», — резюмировал критик Керверн Смит.
(Smith, Keverne. «Almost The Copy Of My Child That's Dead: Shakespeare And The Loss Of Hamnet». Omega: Journal of Death & Dying 64.1 (2011): 29-40. Professional Development Collection. Web. 28 October 2014).
В других прочтениях третьего четверостишия оно должно дополнять метафору молодого человека, как солнца, но не достигает цели, поскольку «моё солнце» находится на шаг дальше от моего друга» или «моей любви». Этот шаг требует, чтобы читатель предоставил повествующему некоторую свободу действий в отношении метафоры, а не углублялся в «природу облака округа или его маскировку». Третье четверостишие отчасти повторяет первые два четверостишия в тех же метафорических терминах.
(Hammond, Gerrold. «The Reader and Shakespeare's Young Man Sonnets». Totowa, N.J. Barnes & Noble. 1981, pp. 42—43).
Заключительное двустишие.
По словам Коллина Барроу (Collin Barrow), контекст подразумевает, что повествующий должен «позволить другим приглушить их яркость», что он должен признавать недостатки своего друга. Невинная погода, закрывающая солнце в начале стихотворения, превратилась в моральное пятно, в котором само солнце (и следовательно, друг юноша), где каждый играет свою роль.
(Barrow, Collin, ed. «The Complete Sonnets & Poems». Oxford. Oxford University Press. 2002, p. 446).
Только когда доходит до конца строки, становится очевидно, что сравнение поэтом своего друга как «моего солнца» превратилось в каламбур и оскорбление, описывающее его, как «son of the world», «сына мира», морально испорченного мирянина, а не божественное существо». Пятно друга также оставляет пятно на повествующем и наносит ему необратимый вред.
(Duncan-Jones, Kathryn, ed. «The Arden Shakespeare: Shakespeare's Sonnets. Italy, Thomas Nelson Int'l. 1997, p. 176).
Критик Хэммонд счёл каламбур о «солнце» и «пятнах» поверхностным остроумием, а заключительную реплику, как оправданием преступления юного друга. Хэммонд называет это оправдание неубедительным, «...were it not for the metaphorical dress», «...если бы не метафорическое одеяние».
(Hammond, Gerrold. «The Reader and Shakespeare's Young Man Sonnets». Totowa, N.J. Barnes & Noble. 1981. pp. 42—43).
Двустишие оказывает сопротивление читателю. Читатель хочет чего-нибудь вроде: «I thought out love an everlasting day / And yet my trust thou didst, my love, betray», «Я придумал любовь вечным днем / И все же ты, любовь моя, предала мое доверие». Эти строки соответствуют духу стихотворения. Чтение сонета с двустишием, написанным Шекспиром, оставляет читателя в неловком положении. Критик Хизер Даброу (Dubrow, Heather) утверждала, что повествующий пытался одурачить себя; поэтому он принимал единственную мораль из метафоры, что предательство друга оправдывается солнцем, и пренебрегает моралью, которую наблюдал читатель: друг, как и солнце, было обманчиво.
(Dubrow, Heather. «Shakespeare's Undramatic Monologues: Toward a Reading of the Sonnets». Shakespeare Quarterly 32 (1981), pp. 55—68).
Семантический анализ сонета 33.
По моему мнению, группу сонетов 33—35, в том числе сонеты Шекспира, входящие в эту группу следует считать, как заурядные, формирующие вехи сюжетной линии всей группе сонетов 33—35, в качестве составной части всей последовательности «Прекрасная молодёжь», это — во-первых.