Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Что он сказал? — обратился к Соньке Гаро.
— Он сказал, что все хорошо, — ответила она, подошла к нему и крепко поцеловала прямо в губы. — Теперь можете идти.
Филипп Гаро постоял в нерешительности какое-то время, улыбнулся Соньке и Красавчику, безнадежно махнул рукой, подхватил под мышку полученное вознаграждение и зашагал вниз по неровной дороге между низкими уютными домами.
Возле стоящего под парами поезда Сонька провожала питерского вора. Красавчик никак не походил на преступника — одет был элегантно и со вкусом. Он стоял
— Когда приедешь? — спросил Красавчик.
— Рожу — приеду.
— Рожать здесь будешь?
— Здесь. Боюсь, не успею доехать.
Вор приобнял ее.
— Спасибо за помощь товарищам. Этой деньгой мы крепко поднимем братство.
— Нужно, чтобы все помогали, все воры! Общак нужен не только для поддержки осужденных, но и для подкупа полиции, судей, чиновников.
Красавчик рассмеялся:
— Ну и голова у тебя, Сонька. А я как-то не додумался о подкупе. — Он посмотрел на ее живот. — Кого ждешь — парня или девку?
— Кого Бог пошлет. Одна в Питере живет, скоро привезу второго.
— Так и будешь детей разбрасывать по свету?
— А куда мне их? С собой возить, что ли?
— Ну…
— Нельзя. Не хочу, чтобы ворами стали.
— А сама-то? Не воровка, поди?
— Ну так это я. У меня особый путь. И особая, как говорил барон, страсть. Это как отметина Божья. Плохая или хорошая — не знаю. Знаю только, что меченая.
— Кстати, — вдруг вспомнил Красавчик, — а что это за мизер, которого в Типлице скрутила полиция?
Сонька пожала плечами:
— Какой-то сумасшедший. Увязался еще в Польше, вот притащился и в Германию.
— Смотри, — погрозил предупредительно вор, — от сумасшедших бывает большой геморрой.
К вагону подошли два простовато одетых человека, предъявили проездные документы и скрылись за дверью. У одного из них был глубокий розовый шрам через все лицо.
— Не нравятся мне эти господа, — заметила Сонька. — Мутные какие-то.
— Мне тоже, — согласился вор. — Но мало ли на белом свете людей, которые нам не нравятся?
Раздался удар вокзального колокола, проводник громко сообщил пассажирам:
— Господа, прошу пройти в вагон! Через три минуты отправляемся!
— Не боишься ехать с такими деньгами? — негромко спросила Сонька.
— А кто знает, что это деньги? Так, коробки, завернутые в бумагу. Может, в них макароны или сыр швейцарский.
— Будь осторожен. Красавчик.
Сонька и Красавчик расцеловались, вор запрыгнул на подножку, махнул подруге на прощанье и потом долго смотрел, как она шла вдоль состава, тяжелая и неторопливая.
Миновала полночь. Состав ровно шел на приличной скорости, вагон раскачивало, колеса довольно ощутимо стучали под полом.
Красавчик лежал на полке, дремал. Неожиданно в дверь его купе постучали.
— Кто? — Он поднялся, открыл дверь, увидел перед собой одного из тех мужчин, со шрамом на лице, что садился в вагон с напарником, и тут же получил сильный удар в лицо.
— Вы чего, суки? Я вор! Вас же найдут и прикончат!
Он сумел удержаться на ногах, изо всех сил навалился на ударившего, но в этот же момент на Красавчика набросился второй человек — они закрыли дверь и принялись бесшумно избивать упавшего на пол вора.
Было раннее утро, на улице шел густой, непрекращающийся дождь. Сонька стояла у окна, смотрела на пустую мокрую улицу, на редких господ с зонтами, на проносящиеся пролетки. Она смотрела в окно и тихонько плакала. Нет, не от уныния или другого расстройства. Она плакала, потому что была одна — в этой гостинице, в этом городе, в этом мире. И еще, наверно, от какого-то предчувствия.
Живот у нее был большой, вот-вот готовый к освобождению.
Томясь от скуки и безделья, девушка, переваливаясь по-утиному, вышла из номера, двинулась по гостиничному коридору. Коридор был длинный, тихий — ни души. Сонька не спеша шагала по мягким коврам, бросая внимательные взгляды на двери номеров. Увидела, что одна из дверей приоткрыта, и, осторожно толкнув ее, прошла в номер.
Номер оказался совсем небольшим, однокомнатным. Сонька вошла в комнату и неожиданно для себя увидела человека, спящего за столом: это был юноша. Спал он крепко, положив голову на руки. В руке молодой человек держал пистолет. Она подошла к нему, прислушалась. После этого воровка открыла дверцу платяного шкафа, отчего та довольно громко скрипнула. Сонька напряглась: молодой человек продолжал спать. Девушка вытащила из кармана пиджака купюру небольшого достоинства. Прошлась по другим карманам, но ничего стоящего не обнаружила. Она вернулась к молодому человеку и тут обнаружила на столе, рядом с лицом спящего, записку, написанную по-русски. Сонька тихонько взяла ее, начала читать.
Дорогая любимая мама. Я очень виновен перед тобой и перед моей дорогой сестрой Дуняшей. Я — падший человек. Триста марок, которые ты выдала мне на покупку лекарства для Дуняши, я бессовестно проиграл в игорном доме. Возвращаться домой, смотреть вам в глаза у меня нет сил. Поэтому я решил покинуть этот свет. Простите меня, если можете, и прощайте.
Сонька сложила записку вчетверо, порвала на мелкие кусочки. Пистолет она сунула в свой карман, после чего из другого кармана достала пятьсот марок, положила их на стол перед лицом спящего. Взяла со стола листочек бумаги, карандаш и быстро написала:
Дорогой Дмитрий! Забудь дорогу в игорный дом. Иначе все закончится крайне печально.
И тихонько покинула номер.
Сонька сделала всего несколько шагов по коридору, когда живот вдруг стали сводить судороги. Она опустилась на корточки, изо всех сил пытаясь удержать крик, но все-таки не, выдержала и закричала пронзительно и громко.
Пароход был огромный, трехпалубный. Его бока отражали яркое солнце, отчего пароход казался ослепительно белым. Погода была теплой, и пассажиры прогуливались по палубам, раскланиваясь друг с другом.