Сонька. Продолжение легенды
Шрифт:
Прислуга торопливо подошла к двери спальни, осторожно попыталась приоткрыть ее. Дверь не поддавалась. Катенька налегла посильнее и тут увидела, что на полу лежит Табба и жестами показывает, чтобы ей помогли.
Девушка подхватила хозяйку под мышки, стала поднимать ее.
— Барыня, что с вами? — И тут поняла, что она сильно пьяна. — Вам плохо?
— Помоги сесть, дура, — пробормотала артистка.
Катенька с трудом дотащила ее до кресла, кое-как усадила в нем, спросила:
— Может, чаю?.. Или кофею?
— Телефон, —
— Вы желаете позвонить?
— Телефон, сказала!
Прислуга подтащила столик с телефоном, сняла трубку.
— Какой номер вызвать?
— Сама! — вырвала из ее рук трубку Табба. — В театр буду звонить. Директору!
— Уже поздно, барыня. Скоро полночь, — объяснила девушка.
— Полночь? — свела брови та, повторила: — Полночь… — И вдруг с силой сбросила телефонный аппарат на пол, двинула его ногой. — Скоты!.. Твари! Кто-то в полночь уже спит, а кто-то сходит с ума. — И показала на недопитое вино в бутылке на тумбочке возле кровати. — Принеси!
— Может, достаточно? — осторожно возразила Катенька. — Лучше я вам подам чаю.
— Вина!
Девушка послушно принесла бутылку и бокал, Табба собственноручно наполнила бокал до краев, захлебываясь и превозмогая себя, выпила. Посидела какое-то время в отупении, подняла голову на девушку.
— Пьяная, да?
— Немножко.
— Врешь, пьяная. По-скотски пьяная. — Снова помолчала, тяжело повела головой. — И ничем этот ужас отсюда не вытравить. Ничем… — Вдруг обхватила голову руками и стала плакать тихо, скуля, скрипя зубами.
Катенька присела рядом с ней, принялась успокаивать, гладя ее по распущенным волосам.
За окошком — ночь. Окошко маленькое, зарешеченное, под самым потолком камеры, едва пропускает свет.
Камера тоже совсем крохотная — три на четыре метра. Почему-то два лежака. Серые, грязные стены давят, ломают кости, выворачивают руки, сжимают грудь. Непонятно, куда себя девать, чем заняться, на чем остановиться.
Сонька мерила камеру из угла в угол широкими шагами, иногда останавливалась, будто прислушивалась к чему-то, принюхивалась. И снова принималась ходить… Из глотки вырывался то ли стон, то ли хрип, воровка сжимала добела кулаки, иногда в бессилии била ими по стене, царапала грязную известку.
В это же время, около полуночи, когда Петербург накрыла густая, темная ночь, возле ворот дома Брянских остановилась карета, из нее вышел господин в черном плаще с капюшоном, коротко нажал на кнопку звонка.
Это был следователь Егор Никитич.
Сонно подала голос за соседним забором собака и замолчала.
— Кто нужен? — спросил недовольный голос привратника.
— Попросите госпожу Брянскую.
— Барышня спят. Приходите завтра.
Гришин потоптался в неопределенности, снова
— Чего опять? — разозлился Семен.
— Разбуди дворецкого. Есть важное дело.
— Ходют тут по ночам, все спать неймется, — проворчал привратник, и по грузным шагам было слышно, что он направился к дому.
Вскоре послышались более легкие и более торопливые шаги, калитка приоткрылась, в щели показалось лицо Никанора.
— Кто здесь?
— Следователь Гришин, — коротко и негромко бросил Егор Никитич, не снимая капюшона. — Надо поговорить с княжной.
— Они почивают, — ответил дворецкий и повторил совет привратника: — Лучше приходите завтра, после полудня.
Он хотел закрыть калитку, однако Гришин подставил ногу.
— Дело… Весьма важное дело к барышне. Завтра может оказаться поздно!
— Они шибко гневаются, ежли сон их ломаешь, — ответил Никанор.
— Впусти. Не приведи бог кто увидит.
Тот нехотя открыл калитку пошире, и Егор Никитич проскользнул во двор.
— Разбуди барышню. По век жизни будет тебе кланяться!.. Разбуди!
— А с чего такой переполох?
— Госпожу помнишь, которую давече загребли жандармы? Француженку!.. Матильду Дюпон!
— Ну.
— Речь как раз о ней.
Дворецкий, оставив ночного гостя у ворот, в некотором сомнении двинулся к дому, поднялся по ступеням и направился в сторону спальни Анастасии.
Перед дверью в нерешительности потоптался, после чего несильно постучал.
Из спальни не отвечали. Никанор постучал посильнее, и сонный недовольный голос девочки спросил:
— Чего надо?.. Кто?
— Великодушно простите, барышня, там человек спрашивает.
— А ты знаешь, который час?
— Знаю, барышня. Только уж больно он настырный и взволнованный. Непременно просит разбудить вас.
— Завтра!
— Завтра, говорит, как бы не опоздать.
— Завтра я тебя наконец уволю, старого дурака!
— Барышня… Это касаемо мадам Матильды.
За дверью затихло, затем послышались спешные шажки, и в дверях возникла Анастасия в халатике.
— Чего городишь?.. Какая мадам Матильда?
— Которая в Крестах!.. Господин следователь так сказали.
— Следователь? — изумилась княжна. — Он здесь?
— Ждут возле ворот.
— Зови!
Никанор мелким, шаркающим шагом заспешил обратно, со ступенек махнул Гришину.
— Милости просим, вас ждут.
Егор Никитич поднялся наверх, вместе с дворецким они пересекли просторную прихожую, и тут откуда-то взялся сонный Кочубчик.
— Что такое? — спросил строго. — Кто таков?
— Ступай к себе, — отмахнулся Никанор.
— Так ведь чужой, да к тому ж ночью!.. Может, подмогнуть?
— Без тебя управимся. Ступай.
— Кто это? — настороженно спросил Гришин, когда Володя, почесываясь и зевая, ушел к себе.