Сонная ученица
Шрифт:
– Мне уже жутко, - хмыкнул Номар, устраиваясь поудобней на расстеленном на траве покрывале.
– Раз наш главный развратник заговорил о морали, запасайтесь охранными амулетами. Будет страшно.
– Не страшеннее твоих чудовищ, - притворился обиженным Ревинг.
– Ради тебя будем максимально честными. Внушим нашим самым тяжелым больным, что они безнадежны. Нет, не так. Они действительно безнадежны. Один я бы их не вытащил. Только при помощи Номара и Лица я возвращаю им силы и желание задержаться в нашем чудесном мире. И то не всем. Не только по древнему обычаю, но и по божественному промыслу - спасенные - наши должники. Мы просто подскажем, как именно отдать долг. Ничего непосильного.
– Гнусно, - подытожил эльф общее настроение.
– Мы и так с Номаром мясниками работаем. Тошнит уже, правда, Соколок?
Сокол согласно закивал. Ему надоели пустые рассуждения, он хотел спать, но уходить было рано. Когда водят дружбу столь могущественные создания, отступление любого может назвать предательством. Или будь вместе, или пакуй вещи и беги подальше. Номар пока бежать не хотел. Некуда.
– Поймите, милость Императора не бесконечна, - продолжал увещевания Ревинг.
– То, что на войне называют подвигом, в мирной жизни заклеймят как преступление. Зависти и ненависти к нам никто не отменял. Я не хочу быть оклеветанным бывшими соратниками или прирезанным в подворотне каким-нибудь орчьим отморозком, вознамерившимся отомстить мне в частном порядке за развязанную Калессой войну. Шестьсот золотых за наши головы - серьезный аргумент, чтобы подумать о грамотном отступлении.
– Про защиту согласен, - нехотя признал Номар.
– Но методы твои меня пугают.
– Методы доработаем, - беспечно махнул рукой ведьмак.
– Идею Общества разделяешь?
– Нет, - резко мотнул головой Сокол.
– Мы и так провинились перед богами, создавая монстров. В этой затее я не учувствую.
– Ну и… не очень умный человек, - Ревинг повернулся к следопыту.
– Балзио?
– Поддержу Сьятора. Если Общественные храмы и монастыри пойдут против нас, задавят, как муравьев.
– Ясно все с тобой, - обиделся ведьмак.
– Лиц?
– Предпочитаю командовать, а не подчиняться, как и ты сам, - тронул струны арфы эльф.
– А за армию верных - обеими руками.
– А еще друзья!
– по-детски надулся лекарь и занялся любимым делом - вычесыванием шикарной бороды. Но прибежала девушка из госпиталя, сообщила, что одному из раненных стало хуже, и ведьмак скрылся в ночи.
– Он всегда был сумасшедшим. Теперь болота усугубили недуг, - в спину другу бросил эльф и ударил по струнам, выпуская в мир грустную протяжную мелодию…
На несколько дней Ревинг оставил друзей в покое, затаился, ухаживая за ранеными, в недолгие перерывы ходил на охоту, бродил по окрестностям, увязая в грязи. Благодаря дару он не опасался утонуть, тем более его богиней-покровительницей была Даа - женщина черепаха, властительница вод.
К середине последнего летнего месяца островок в сердце болот накрыли дожди - серые, беспросветные, длинными безжалостными плетями хлещущие измотанных солдат. С поднявшимся уровнем вод не справлялся даже Латас с помощниками. Пришлось перебраться в солдатский лагерь самому. Лекарок-помощниц взять не сумел, вода поднялась настолько, что всех чародейских сил едва хватило пересечь ее в одиночку. Без помощниц - слабых в чародействе, зато терпеливых и внимательных девушек… без упорных, готовых вытащить трепещущую перепуганную болью тела душу из самого глубокого забытья Сновидцев Лица и Номара, ведьмак чувствовал себя беспомощным.
Ревинг не справлялся. Он перестал стричься, бриться, даже от крови и грязи очищал себя с помощью заклинаний, почти не спал и не ел. А люди метались в горячке, орали от боли, задыхались от гнуса, жужжащими стаями налетавшего, едва ведьмак забывал подновлять истончившиеся чары, и
Следопыты во главе с Балзио водили в бой солдат, обеспечивали твердую почву у них под ногами, вытаскивал на себе раненых. Следопыты не могли позволить делиться силой с изможденным ведьмаком. Ревинг дошел до того, что чашками глушил бодрящие травяные отвары, на сутки лишающие сна. Ему казалось - еще чуть-чуть, и удастся невозможное - прекратить смерти на проклятой богами войне…
Но орки, эти серомордые гадкие твари, прущие из-под каждой кочки, налетели на лагерь ночью, изрубили часовых, врывались в палатки, легко расправляясь с не успевшими проснуться людьми и нелюдями. Загон с новыми чудовищами запылал черным пламенем, уничтожая очередные творения Сновидцев.
Заслышав шум и крики, ведьмак понял все мгновенно. Он схватил табурет, служивший столиком для лекарств, впечатал в морду первому сунувшемуся в палатку орку, выхватил из ослабевших лап кривой короткий меч и вылетел во тьму, ручьями стекающую на землю. Он сражался наравне со всеми, крича, хрипя, кромсая воинов в черно-зеленых доспехах, позабыв о своих способностях, подгоняемый яростью и безысходностью. Его ранили, повалили в грязь, он боролся, кусался, царапался, но никак не мог дотянуться до горла противника.
Где- то рядом закричали: "Лекаря спасайте! Бросайте всех, спасайте лекаря. Без него мы трупы!"
Его вынесли на себе - беспамятного, истекающего кровью, в бреду и лихорадке. Вынес Балзио Латас. Он же сбегал к Сновидцам, притащил Анверо, который выходил ведьмака, отобрал у Запредельного, вывел к свету. После чего растворился в серой пелене дождя до того, как измученный лекарь очнулся.
Едва сознание вернулось к Ревингу, он понял - нужно что-то делать. Нужно вытаскивать людей, эльфов и даже ненавистных орков, чтоб они поголовно окосели, из этой безысходности. Вновь и вновь обдумывал он свою идею и понимал - она единственная верная. Она постепенно изменит мир. И сопротивляющиеся друзья придут к ней, словно пересекшие пустыню путники к роднику, разделят его мысли и чувства.
Он, основоположник учения, расписал роли для каждого, и не видел других кандидатур - только эти трое. Он и о будущем позаботился. Когда старость сожмет сердце ведьмака в кулак, выжимая последние жизненные соки, он передаст общество повзрослевшему и поумневшему Анверо. У него есть дар властителя, он сумеет на протяжении долгого пути выдержать верную линию управления. А приручить людей к пророку-эльфу - задача Ревинга. Была же, в конце концов, в Кавире Тара!
Когда сопротивление орков было сломлено, а серые орды откатились аж до Холодного Жбана, Ревинг присоединился к друзьям. Именно тогда они вчетвером взяли клятву с первого спасенного. Человек клялся на монетке. Не простой, трофейной. За неделю до этого солдаты перехватили обоз с золотом. Решили не сообщать начальству, но с чародеями щедро поделились. Отсыпали всем четверым. Сьятору достался мешочек с коллекционными ирийскими монетами - золотыми, с надписью эльфийской вязью "В радостях и тревогах люблю и храню Великую Ирь" и номиналом в "одну звонкую".
– На них и будем заговаривать, - предложил друзьям Номар, когда были перебраны все прочие варианты. Спорить не стали.
Вскоре еще четырнадцать должников принесли клятвы. Но война закончилась, и чародеев призвали в столицу. Ревинг потирал в предвкушении руки, гадая - где лучше выбрать место под строительство храма. Но его ждало непредвиденное. Император пожелал оставить при себе создателей чудовищ, пожаловал Сновидцам лабораторию во дворце и завалил заказами. Балзио Латас и вовсе поступил подло. Он женился, забросил прежние занятия и умчался в пригород строить загородный парк с фонтанами для крупного чиновника.