Соперница Снежной королевы
Шрифт:
– Вот, она была! – Охранник ткнул пальцем в Лизу.
– Ну-ка, подойди.
Лучше бы сразу домой. Далась ей эта куртка!
– Что здесь произошло? – Завуч у них новый. Только что пришел. Никого не знает, но сурово супит брови.
– Не видела. Я потом пришла. – Взгляд невольно уплывал в сторону, и уже никаких сил нет заставить себя поднять голову. Но ведь не виновата. Совсем не виновата. Почему же боится? Почему не может взглянуть в глаза?
– Что ты там мнешь в кулаке? – заметила литераторша. Учителя вообще народ очень внимательный.
– Кольцо.
На ладони черный камень смотрелся тускло. И что он так привлекал внимание, когда был на пальце у хозяйки? Куда все делось?
– Уронила.
– Вот и зайдешь к ней. Кольцо отдашь, извинишься, – заторопилась литераторша. – Заодно узнаешь, кто все это устроил!
Начинается… Трещат барабаны, палач удобней перехватывает в натруженной ладони гладкое топорище, священник любовно протирает накрахмаленным платочком топчан – место казни.
– Надо как-то все это замять, чтобы без скандала, – многозначительно бросил завуч. – Нам здесь только полиции не хватает. Сами выясните, кто и что. И чтобы без огласки. В начале учебного года… Еще районное телевидение разнюхает, шум на все министерство.
То есть цирк шапито – пожалуйста, а полицию – нет?
– Арзамасцева! Ты еще здесь?
Литераторша успела забыть о Лизином существовании. А она здесь, она слушает. И ей кажется, что ее трусость – сущая мелочь рядом с тем, о чем говорят взрослые.
– Ты совсем ничего не видела?
Лиза молчит. Лимит на оправдания самой себя вышел. Остается говорить правду, а правды нет. Она выжжена кислотой собственного предательства. Поэтому остается молчать. А это, как известно, труднее всего. Молчание – золото. Слова – ветер, воробей, легко мчащийся по изогнутым спинам циклонов.
– Ладно, завтра будет собрание, все узнаем. Я вам устрою веселую жизнь! – грозит литераторша. – А ты пока сходи к Горюновой. Надо убедить ее родителей, чтобы не писали заявление в полицию. У них там, в Америке, с правами строго. Надо торопиться. Ну что, зайдешь?
– Зайду, – произнесла Лиза, не чувствуя, что говорит.
– Они живут в новой оранжевой высотке. На пятом этаже, шестнадцатая квартира. – Литераторша была задумчива. Она уже строила планы, как школа будет выкручиваться. А если директору не удастся договориться с родителями Горюновой? Скандал!
– Сходи… – завуч быстро глянул на Лизу, словно оценивал ее таланты выполнить все, что он ей сейчас скажет, – часа через два. Пускай девочка немного успокоится.
Успокоишься здесь, как же! Если бы Лизе устроили такое, она бы полжизни успокаивалась. И почему в реальности никогда не происходит как в сказке – в кульминационный момент появляется принц на белом коне, шпагой разгоняет недругов, «муху за руку берет и к окошечку ведет…»?
Приблизительно об этом думала Лиза, стоя около новой высотки. Ветрильник тут был приличный. Дом обдувало со всех сторон, и было совершенно непонятно, откуда и куда он дует. Отовсюду. Хочет сдуть этот дом с лица земли. И правильно. Чтобы некуда было идти. Не перед кем извиняться и
Лиза набрала на домофоне номер квартиры. Подготовила речь – кто и зачем идет. Но открыли, ничего не спросив. Американский метод встречи? Без вопросов?
Лифт еще пах новенькой отделкой и химией. Вот бы застрять. Два часа, пока техники придут – а там уже можно домой идти. Новый лифт, конечно, он не застрял. Даже как-то слишком быстро домчал до нужного этажа. Дверь шестнадцатой квартиры приоткрыта.
Лиза еще немного поборолась с сомнением, что ждут не ее. Чего это для одноклассников будут двери распахивать? Да еще после всего случившегося.
Но тут на пороге появилась Нона. Только чуть пополнее и немного старше. И волосы потемнее, затянуты в тугой хвост.
– Ты кто?
– Лиза.
Догадалась – это мама!
– Я из школы. Вот. – Раскрыла ладонь, чтобы сразу показать кольцо. – Она его уронила.
Женщина смотрела на кольцо так, как будто это была крыса. Дохлая. Или полудохлая. А еще казалось, что женщина вот-вот упадет.
– Что произошло? – Она вцепилась Лизе в плечо. – Неужели так сложно было нормально отнестись к новому человеку? Вся ваша Россия… – И она добавила слово, от которого Лиза только еще сильнее заморгала.
– Я не видела, что произошло. – Голос предательски хрипит, и опять уплывает взгляд. – Пришла, а они уже дерутся.
– За что?
За Америку!
– Не знаю, – еле слышно ответила Лиза, хотя все она отлично знала.
Мама Ноны порывисто отошла в сторону, и Лизу словно сквозняком затянуло в квартиру. В глаза сразу бросился хороший, дорогой ремонт. Аккуратная прихожая с большим зеркальным шкафом, за ней светлая комната, в углу на клетке сидит здоровенный зеленый попугай, открыл огромный клюв, сейчас бросится.
– Сюда! – зовет мама.
Все тем же сквозняком Лизу тянет через комнату к распахнутой двери. На полу белый ковер с длинным ворсом.
Нона!
Она сидела на корточках, обхватив колени руками, и неспешно раскачивалась. Огромные глаза с размазанной косметикой делали ее похожей на сумасшедшую. Они были сухие и блестящие – американка и не думала плакать. А еще она улыбалась. И это было страшнее всего.
– Вот, ты уронила, – присела на краешке ковра Лиза.
Раскачивание было заразительно, хотелось так же сесть и начать клониться то вперед, то назад. И чтобы был только этот белый ковер. И тишина.
Нона вскинула на нее свои ненормальные глаза. И где только выдают такие огромные? Или она за кого-то двойную порцию отхватила?
– Ты думаешь, мне больно? – спросила Нона, не останавливая раскачивание.
– Вот, кольцо, – тянула свое Лиза.
– Мне! Не больно! – выкрикнула Нона, откидываясь назад. Она свалилась на ковер и замерла, все еще прижимая колени к груди.
– Их накажут.
– Не надо, – прошептала Нона. – Ничего не надо! – И вдруг заорала: – Ничего не надо делать! Ничего! Все кончено! – Она резко села, ударила кулаком по ковру. – Кончилось!