Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
— Вы не хотите делать больно ему? — уточняет сэр Майкл.
— Ну конечно, — я закипаю.
— А себе?
— Причём здесь я? Я — сильная. Справлюсь.
— Не сомневаюсь. А предыдущие блокировки — тоже оборванные отношения? Связаны с мужчинами, которых вы пожалели?
— Сдались вам эти мужчины! — возмущаюсь шёпотом. Повышать голос не хочется, улица довольно людная. — Не нужны они мне! — И, чтобы избежать дальнейших вопросов, признаюсь, скрепя сердце: — Ну да. Я же не обсевок какой-нибудь в поле, были у меня… увлечения. Вот только пустые все. Отчима дочкам приводить не хотелось, иной раз лучше без отца, чем с чужим человеком, а такого, чтобы нам всем ко двору пришёлся, не встретила. Вот не встретила и всё тут.
— Допустим. Хотя при безболезненном расставании блоков, подобных вашим, не ставят. А отца ваших детей вы тоже жалели? За что, хотел бы я знать?
— Нет. — У меня вдруг пересыхает горло. И отвечать не хочется, но почему-то не могу я увиливать. — Не жалела. Просто забыла. Я была слишком зла на него. Я сказала себе, что ни он, никто другой больше не заставят меня плакать. Это был даже не блок, это… Я просто отсекла ту часть жизни.
Я вижу в глазах паладина не праздное любопытство, а искреннее сострадание. И только потому до сих пор не свернула разговор на болезненную тему. А может, мне просто нужно выговориться, потому что слишком уж долго сдерживала я в себе эту боль, под семью навешанными на сердечную мышцу замками.
Рыжий лабрадор хмуро притормаживает. Демонстративно обойдя Василька, переходит на мою сторону, тем самым показывая неодобрение.
— Простите, Аркадий. Иоанна, прошу извинить, что бережу ваши раны, но это необходимо. Считайте это профессиональным долгом. Я пытаюсь донести до вас мысль, что ваш многократно усиленный энергетический блок опасен. Да, поначалу он себя оправдывает, заглушает горечь от потерь, но надолго ли? Вынужден задать ещё один вопрос: если прямо сейчас я попрошу вспомнить человека, заставившего вас впервые применить этот ваш так называемый психологический трюк, сможете ли вы сделать это без обиды и сожаления?
Я упрямо сжимаю губы. Сэр Майкл качает головой.
— Не лгите хотя бы себе, Иоанна. Вам по-прежнему больно.
Если бы он знал, как! И охота ему меня так растравливать?..
— Больно, — печально повторяет он. — Не смотря ни на что. Может статься, что в ближайшем будущем вам понадобятся все внутренние резервы, но они, увы, пока что блокированы. Вы будете развиваться, это неизбежно в нашем мире, расти, как маг или воин определённой специализации, но в вашем развитии пойдёт перекос — опять-таки, из-за сбитого энергопотока. Последствия могут быть фатальными. Иоанна, дорогая, снимите блоки, найдите в себе силы простить и своих обидчиков, и, главное, себя, и вам самой станет легче.
Мне нечего ему ответить. Я упорно рассматриваю стелящуюся под копыта Лютика мостовую с редкими травинками меж булыжников. Нора, притихнув, трусит рядом и исподлобья на меня поглядывает: ничего не случилось? Чует, что у хозяйки кошки на душе скребут.
А та самая сердечная мышца, предмет обсуждения, вдруг начинает активно ныть и взывать к состраданию. Потому что очень уж ей хочется, чтобы, наконец, посочувствовали, пожалели… Обеспокоенно глянув на меня, сэр Майкл наклоняется с высоты Василька и кладёт руку мне под левую лопатку. От его ладони исходит успокаивающий жар.
— Простите, дорогая. Не нужно было затевать этот разговор. Простите.
Может, вы и правы, дорогой сэр, и надо бы последовать вашему совету, но… Сказали бы вы ещё заодно, как их снимать, эти блоки? К тому же, дело сделано, замки заперты, ключи выброшены, и возвращаться к ним — опять себя мучить.
Помолчав немного, мой спутник продолжает:
— Знаете, Иоанна, мне ведь по долгу службы приходилось бывать и на полях сражений, и в госпиталях, и я повидал немало страданий, несравнимых с сердечной болью. Душевную муку можно облегчить молитвой или работой, но от собственного тела не убежишь. Мы, паладины, хорошие целители, но далеко не всесильны; горше всего чувствовать собственное бессилие, когда на твоих глазах навсегда уходит близкий человек, уходит тяжело, в муках. По сравнению с этим…
Вы правы, дорогой сэр.
Мой отец уходил таким образом бесконечных четыре месяца. Тяжело и в муках.
Трижды в день я ставила ему уколы, между ними он кое-как перебивался таблетками. Ему приходилось ежедневно, еженощно терпеть боли в спине, лишь иногда проваливаясь в кратковременный сон: это когда я уже стала смешивать промедол с димедролом в куда больших дозах, чем советовал врач, лишь бы папа хоть немного поспал. Словно лежишь на раскалённой жаровне и — самое страшное — отползти не можешь, тебя всё жжёт и жжёт, сказал он однажды. Это был единственный раз, когда он пожаловался.
Боль, которая всегда в тебе. И ни просвета, ни надежды, только приближающийся провал могилы. Мои замочки-заморочки по сравнению с этим — ничто.
— Я… подумаю над тем, что вы сказали, — отзываюсь, наконец. — Обещаю.
Мой дорогой сэр кивает. Понял ли он, что меня проняло всерьёз, или просто решил, что хватит на сегодня поучений — останется для меня загадкой.
Случайно или нет, но мы шествуем знакомым мне маршрутом и сейчас проезжаем как раз мимо Галиного дома. Нора суётся было на знакомую дорожку, вымощенную жёлтым кирпичом, но рыжий покровитель строгим рыком её одёргивает. Смущённый мой собакин возвращается в строй, а я с невольным уважением кошусь на друида. Вот чего мне не хватает в воспитании — так это дисциплины, все из меня верёвки вьют, даже Нора. Хорошо, что профессиональные собачники не видят, сколько шалостей попускается этой прохиндейке, а не то всыпали бы по первое число нам обеим. Наконец-то нашёлся для лабрушки авторитет!
Паладин отвлекает моё внимание.
— Вы давно виделись с Галой? Помнится, на днях вы собирались её навестить.
Морщу лоб. Ах, да, он же присутствовал на маленьком концерте, когда я во всеуслышание заявила: хватит, братцы, мне давно пора к подруге заглянуть, а я тут с вами распеваю. Запомнил, значит. Минуточку. Он уже второй раз упоминает о знакомстве с ведуньей. Повязаны они тут все, что ли?
— Позавчера, — отвечаю на его вопросительный взгляд. — И больше не пришлось. Она просила её не беспокоить в ближайшие дни.
— Так и сказала? — Сэр Майкл задумывается. — Тем не менее, надо бы навестить её на обратном пути. Я слышал, у неё появилась пациентка?
Да это же о нём говорила ведунья, намекнув, что для моей «крестницы» нужен специалист более высокого уровня! Шею-то он мне… не могу сказать, что в считанные минуты поправил, у меня тогда ощущение времени пропало напрочь, но всё равно, это ж маленькое чудо, а паладины, надеюсь, способны и на гораздо большее. И если поначалу я из чувства женской солидарности собиралась упросить сэра повременить с визитом, то сейчас энергично киваю. Конечно дорогой сэр. Депрессия депрессией, но и сама Гала будет рада вас видеть. Да кто может быть вам не рад, покажите мне этого человека?