Сороковник. Книга 1
Шрифт:
Побледнев, ведунья отшатывается.
– Дети? – Облизывает пересохшие губы. – Быть того не может! Скажешь, у тебя и муж имеется? И родители?
– Нет, только дети, – растерянно отвечаю. – Больше нет никого. Гала!..
Она обходит вокруг меня, придирчиво рассматривая, будто увидела только что, и мрачнеет на глазах.
– Поняла, не дура. Домой всё-таки… Тогда и расклад другой. Обычно сюда без якорей прибывают те, кому в своём мире цепляться не за что и не за кого. А ты у нас мать, оказывается. Потому и девчонку защищать кинулась, на материнских рефлексах. И как тебя к нам занесло, из всех правил выпадающую?
– Можно подумать, что я напрашивалась!
– Тихо-тихо, голуба, не гоношись. Можно подумать, что нас всех кто-то спрашивал перед тем, как сюда выдернуть… Есть факт: ты попала, причём во всех смыслах, и с этим нужно что-то делать, а уж потом возмущаться. Раз не хочешь оставаться – начинаем первый тест.
– Какой? На что?
– Э, нет, так не годится. Если скажу ожидаемый результат, ты невольно начнёшь под него подстраиваться. Лучше сымпровизируем. Что такое медитация – знаешь? Ну, вот тебе идеальные условия. Солнце рассветное, глаз не обжигает, тишина и покой. Успокой дыхание, приведи мысли в порядок, помедитируй. А я тут мимо постою, погляжу. Ничего пока не спрашивай, не отвечу.
Чтоб вам всем, сердито думаю, таращась на розовый диск, почти поднявшийся из ракитовых макушек. Хочется под одеяло, в сухость и тепло; домой хочется. Какие ещё сверхспособности? Взглядом булыжники двигать? Или двуручником размахивать? Не похоже, чтобы за ночь я обросла мышцами, как атлетические красотки Бориса Вальехи. Представив свои телеса, выпирающие из бронелифчика и бронестрингов, давлюсь невольным смешком. Спохватившись, кидаю виноватый взгляд на ведунью. Та, словно не замечая моего несерьёзного поведения, глядит на солнце, и ветер шевелит её чёлку.
Становится стыдно. Только-только встретился человек, готовый объяснить, помочь, а я тут дурака валяю!
Делаю глубокий вдох, выдох и стараюсь освободить голову от посторонних мыслей. Как на курсах йоги, лет пять тому назад, на которых отсидела три занятия и сбежала, лишь только дело дошло до асан. Расслабляться мне понравилось больше, чем заниматься.
Парения достичь не удаётся. Легко сказать: успокойся, когда посторонние мысли сами лезут в голову! Смирившись, просто стараюсь придать лицу благообразно-спокойное выражение, скопировав Галу. В какой-то момент, поддавшись настрою, даже закрываю глаза. Удавалось же мне дома… Дома!
– Опять отвлекаешься, – с досадой говорит Гала. – Нет, глаза не открывай. Попробуем по-другому. Переключись полностью на звуки вокруг, только звуки. Воспринимай каждый, даже самый отдалённый, пытайся как бы приблизить к себе. Давай!
А что такого особенного услышишь на лугу?
– Описывай, подробно, – требует Гала.
– Ну… Деревья шумят. Птицы щёлкают. Лягушка голос подала. Нора через кусты ломится, там зверушка какая-то пищит… нет, уже не пищит. Собаки вдалеке брешут. Вода плещет.
Пауза.
– Всё?
– А что ещё? Жук какой-то пролетел.
С досадой открываю глаза.
– Дрыхнут все без задних ног, в такую-то рань, кого я должна ещё услышать?
– Ничего постороннего, необычного?
– Нет!
Лучше бы она попросила к запахам прислушаться, их тут полно: и травы скошенной где-то невдалеке, и влажной глины, и дымков, тянущих со стороны города – между прочем, хлебом пахнет, а есть-то хочется… Но принюхиваться задания не поступало.
– Хорошо, идём дальше. Снова прикрой глаза и мысленно позови свою собаку. Попробуй уловить ответную волну.
Я честно пытаюсь. Хотя своенравный и набалованный собакин и в обычное-то время команды понимает только, когда захочет, а увлекшись погоней за луговыми зверушками, в гробу видит всю это дрессуру, устную или мысленную. Ведунье просто неведом характер лабрадоров, которые до старости легкомысленны, как щенки.
– Н-да, – итожит Гала. – И здесь по нулям. Что ж, цепляй животину на поводок, пока она всех мышей в округе не напугала своей добротой. Здесь нам больше делать нечего.
Норка явно недовольна тем, что пора идти. С кем уж она успела подружиться – не знаю, но то и дело оглядывалась на прибрежные кусты, словно оттуда ей вслед махали платочком. Наверняка или ёжика нашла, или выдру.
– В город ещё рано, – бормочет Гала. – Слободки только просыпаются, лавки закрыты. Сейчас чайку попьём, чуток поговорим, а часа через два заглянем к оружейникам.
– Искать того гада? – спрашиваю кровожадно. Ведунья непонимающе вздёргивает бровь. – Который девочке плохой доспех подсунул! Ты ж обещала его по стене размазать!
– А, вот ты про кого. Куда он денется, найду… Нет, это мы тебя, голуба, ещё по одному параметру протестируем: чем ты владеть сумеешь, мечом, ножом или какой ещё железкой. Вчера у тебя вроде неплохо получилось, по рассказам мужичков-то. Сымпровизировала с прутом или опыт какой имелся?
Я спотыкаюсь на ровном месте.
– Гала! Даже не вздумай! Какой меч? Да я покалечусь, и это будет на твоей совести, так и знай!
– Покалечишься – не беда, вылечу, – рассеяно отвечает та. И спохватывается. – Постой-ка! Что, так плохо? Совсем ничем не владеешь? А как же тебя угораздило раптора кокнуть? Ну, образину, вчерашнюю, на тираннозавра похожую, их тут рапторами кличут.
Приходится рассказывать обо всём в подробностях. И про нелепую схватку, которая закончилась благополучно только по случайности, и про то, как позорно бежала от чудовища, и лишь сходство девичьего голоска с голосом моей дочки заставило повернуть назад; и про железный прут из чужой ограды, и, наконец, про то, как вообще сюда попала. А потом повторить то же самое, только в хронологическом порядке.
За это время мы успеваем вернуться в дом и осесть на кухне. Гала уже водрузила на плиту чайник, насыпала Норе какой-то каши, выставила из массивного буфета на стол большие керамические кружки и несколько баночек с мёдом. Низкий стол придвинут к большому угловому дивану, устланному пёстрыми лоскутными ковриками, и то, что столешница почти вровень с диваном – удобно; и то, что от плиты и уходящей в стену небольшой печи-голландки веет теплом и покоем – хорошо, правильно, по-домашнему. А полки на Галиной кухне не только с посудой, есть среди них и книжные, подальше от печного угла. С такой кухни и уходить не хочется, и необходимость в других комнатах отпадает, если только ты не одна живёшь…