Сороковник. Книга 3
Шрифт:
Нора, довольная, что на неё так много людей обращает внимание, носится от одного к другому. Мага хмуро пропускает без ответа дружеский тычок в плечо от брата. Похоже, шутить и развлекаться не расположен. Не нравится мне его вид, чересчур заморённый, да и Николас смотрится слегка помятым, хоть и хорохорится. Приглядеться более пристально не успеваю, поскольку дон увлекает меня вперёд. Прямо в дверь, а далее — в дружеские объятья отца и сына Кэрролов. Вот и предполагаемые гости!
Паладины сменили доспехи на более светское одеяние. Пора военных действий завершилась, а на заседание Совета, похоже, можно приходить и в штатском. Мой дорогой сэр выглядит безупречно в наряде лондонского денди прошлого века, его же почтенный батюшка неотразим в несколько старомодном костюме-тройке и по-прежнему напоминает отставного профессора-археолога. Но, несмотря на их радушие, на явное удовольствие от встречи со мной, в лицах проглядывает та же усталость, что и у моих новоприобретённых родственников. Да чем они там занимались, думаю в смятении! Не вынимали же сами души из осуждённых, не паладиново это дело! Один ГЛАВА — как огурчик… или просто хорошо маскируется.
— Вы заметно посвежели, дорогая, — сэр Джонатан оценивающе меня разглядывает. — Думаю, к тому времени, как Совет завершит работу, вы придёте в себя окончательно. Что скажешь, Тимур? Леди в состоянии будет выдержать поездку? Не хотелось бы лишний раз переводить её через портал.
— Почему? — тут же вылетает у меня. — Это опасно? — Невольно хочется приложить руку к животу.
— Энергетические вихри могут сбивать развитие матриц, — терпеливо поясняет дон. — Вы и без того в короткое время перенесли несколько переходов, донна, не стоит без необходимости совершать ещё один. И паниковать не стоит, — он настойчиво увлекает к моему месту за столом. Отодвигает стул. — Прошу вас… В сущности, это безопасно для детей, но чем больше паузы между переходами, тем лучше. Думаю, Джонатан, дня через три мы все воспользуемся твоим гостеприимством.
— Учитывая, что в замке остаётся почти без присмотра парочка любопытных сорвиголов, я бы предпочёл выехать завтра, — встревает Николас, — но, увы, дела требуют завершения. Потерпи, Ива. Дядюшка, надеюсь, за этот срок замок не разнесут по кирпичику?
Сэр Джон улыбается. Вокруг глаз собираются благородные морщинки.
— Их всего двое, дорогой племянник. Помнится, в своё время Каэр Кэррол выдержал натиск троих шалопаев — и уцелел, как видишь. Надеюсь, у девочек не столь выражен инстинкт разрушения.
Да? С любопытством поглядываю на своего наставника. Это что же, не всегда он бывал таким правильным? После такого открытия сэр Майкл становится мне ещё чуточку ближе. Приятно знать, что паладины не всегда идеальны.
Несколько непривычно сидеть на хозяйском месте. Вернее, на хозяйкином, и первое, что я делаю — лихорадочно вспоминаю леди Аурелию и её манеру поведения за столом. Дело поначалу осложняется тем, что прислуги-то нет! Некому подавать знаки менять то или иное блюдо, распоряжаться процессом… Должно быть, видок у меня ещё тот, озабоченный, потому что Николас вдруг подмигивает мне, и я слышу его мысленный посыл: "Не дёргайся, родственница! Считай, что ты сейчас украшение стола, а мы тут сами со всем управимся. Первый раз, что ли…"
На самом-то деле ужин, — ладно, пусть будет обед — проходит куда менее официально, чем даже в Каэр Кэрроле. Гораздо больше это мероприятие напоминает семейный праздник, когда собираются только "свои" и заморённая хозяйка решает: выставлю-ка на стол всё сразу, чтобы больше не бегать из кухни в столовую, а то уже ноги отваливаются — целый день у плиты крутилась… Как говорится, руки есть у каждого, гости и хозяева охотно тянут себе всё, что увидят и захотят, в произвольном порядке. Но определённые традиции нынче всё же соблюдаются: так, дон Теймур собственноручно режет на порционные куски баранину — получаются аппетитные рёбрышки с изрядными хорошо прожаренными кусками мякоти на каждом; Николас разливает вино. Стоит мне дёрнуться что-то предложить или сделать — на меня все шикают и просят не беспокоиться.
Сдаётся мне… дон своевольничает, честное слово! Я хоть и слабо разбираюсь в великосветском этикете, но думается, что на сей раз хозяйское место ГЛАВА занимать не должен. Хозяин дома — Мага, ему и положено председательствовать. Похоже, благородный дон на любое место переносит свои привычки заодно с манерой задирать младшенького сынка. И, честно говоря, меня это задевает. Наш отец никогда не позволял ничего подобного, а когда есть с чем сравнить — сами понимаете, по контрасту явление может выглядеть ещё печальнее, чем на самом деле.
Вовремя отказываюсь от Магиных попыток соорудить для меня на тарелке некое подобие шведского стола. Приходится доложить, что мы с Норой, ожидаючи, перекусили, да и ничем особо заняты не были, не то, что мужчины. При последних словах Мага угрюмо опускает глаза в тарелку. Похоже, не хочется ему вспоминать этот день.
Он жуёт сперва неохотно, затем со всевозрастающим аппетитом. И это понятно. Трудно поверить, но за день суженый мой скинул килограмм пять, не меньше, у него даже скулы выпирают и косточки на запястьях, а под глазами обозначилась чернота. Да и Николас нет-нет, но зависнет взглядом в чём-то, ему одному видимом, затем встряхнёт головой, прогоняя глюк, но только после этого ему не до извечных шуточек. Даже у сэра Майкла прорезалась на лбу новая морщинка, а глаза время от времени темнеют, будто приходит на ум что-то весьма невесёлое. Подперев щёку рукой, я поглядываю на них с сочувствием. У всех настолько болезненный аппетит, что, похоже, только правила приличия и моё присутствие удерживают от того, чтобы накинуться на еду без церемоний, безо всех этих ножей и вилок, по-простому…
— Как прошёл день, донна? — голос Главы отвлекает меня от сострадательных мыслей. — Чем вы занимались? Расскажите, мы с удовольствием послушаем!
— А это не будет считаться обсуждением дел? — спрашиваю с опаской. Дон великодушно отмахивается.
— Ну что вы, дорогая, дела были у нас, у вас — отдых. Поделитесь же с нами новостями. Я редко наезжаю в Тардисбург и, к стыду своему признаюсь, только с деловыми визитами. — Он не спеша делает глоток вина. — До сих пор у меня не было ни возможности, ни времени ознакомиться с местными достопримечательностями. С удовольствием вас послушаю.
Охота же ему нарываться на женскую болтовню…
И вдруг я понимаю.
— Не знаю, как насчёт достопримечательностей, — а у самой уже зарождается улыбка, — но только совершенно случайно забрела я на одну улочку…
И я рассказываю о чудном переулке, петляющем, словно след громадного полоза, о спокойном водоёме с ракитами, стрекозами и лягушками, о каменном льве с тёплой, прогретой летним зноем гривой и о том, как приятно, словно живые, струятся под ладонью мраморные завитки. О печали скрипок, разбавленной светлой ностальгией кларнета. О Певце, застенчивых ивах, смолкших у воды и о том, как хорошо, что вслед поэту помчались друзья. О прелестных и немного наивных звуках менуэта и Духе Галантного века над танцующими парами и спокойной водяной, без единой помарки, гладью. Слова приходят сами, как будто "не память рабская рождает их, а сердце", и каждым словом, каждым новым образом я как ластиком прохожусь по тем, кто рядом. Я стираю следы их забот и каторжных усилий. Я их з а б а л т ы в а ю, как в детстве забалтывали меня от ночных кошмаров братья, увожу их в другой мир от того, с которым они до сих пор не могут развязаться.
А когда лица начинают постепенно светлеть, нахмуренные лбы — разглаживаться, перехожу на более оживлённый тон. И в самом деле, держать настрой, с которого начала, оказывается трудно. От напряжения в груди начинает дрожать какая-то жилка, словно натянутая струна. И чтобы её ослабить, я завожу речь о фанатах и подражательницах, о художниках-скандалистах и Мастере, о том, как Мишель забавно командовал своими подопечными…
— Надеюсь, ты там не экономила? — уже не так сухо спрашивает Мага. — Что-то я не заметил, чтобы ты особо потратилась.