Сорванцы
Шрифт:
Терчи обливалась слезами.
— У-у-у-жа-аа-сно-оо! — тряслась она от рыданий.
— Что с тобой, дочка? Что ужасно? Может, тебе нечем расплатиться? Что же ты сразу не сказала? Я все-таки не людоед. И все можно решить очень просто: обменяемся адресами, и твой отец пришлет мне деньги. Не такая уж большая сумма, чтобы тебе за нее досталось.
— У-у-у ме-е-е-ня-я е-есть де-е-еньги!
Терчи расплатилась, таксист улыбнулся и, не считая, положил деньги в карман; потом направился к машине.
— Дядя! — крикнул ему вдогонку Берци. Голос у него был решительным и по-взрослому серьезным.
— Что
— Дядя, прошу вас, только одну минуту. Знаете, мы в беде. А я слышал, таксисты многим помогают. Помогите, пожалуйста, и нам.
И Берци скоренько рассказал о случившемся. Сейчас он не волновался, как в магазине, не размахивал руками, как в больнице.
— Дело в том, что Терчи притащила к себе домой ребенка, которого потеряли родители.
На крупном, полном лице шофера отразилось крайнее удивление.
— Ну и ну! — не выдержал он. — Действительно, ужасно!
— Еще страшнее, что мы отнесли его в плохое место.
— А женщина в больнице упала в обморок, когда мы ей сказали, что у нее маленький ребенок.
Терчи в ужасе закрыла лицо руками.
— Это была совсем пожилая женщина. У нее, оказывается, взрослый сын, и он священник.
Ну вот, только этого не хватало.
Возможно, ребята быстрее пришли бы в себя, если бы Кроха не вопил так ужасно. Но он завелся не на шутку: из глаз ручьями текли слезы, а маленький ротик был раскрыт так широко, что виднелось горло малыша.
— Дядя, не уезжайте, пожалуйста!
Круглая физиономия таксиста раскраснелась: какое там уехать.
— Плохо вы знаете будапештских таксистов! Запомните, ребята: после венгерской милиции мы в Венгрии самые лучшие сыщики. По сравнению с нами международная полиция — ха-ха, нуль! — И он весело помахал своей огромной ручищей. — Интерпол — глупый медвежонок по сравнению с нами. Если я объявлю по передатчику: «Парни, у меня беда! Везу пьяниц, которые отказываются платить да еще угрожают ножом!», то, скажу я вам, все свободные таксисты, хоть даже ночью, включают полный свет, врубают сигнализацию и тотчас бросаются мне на помощь. Мы как-то таким путем поймали контрабандистов. Не раз мне приходилось доставлять в больницу роженицу и инфарктников — прямо на операционный стол. Ха-ха-ха! Найти родителей этого малыша для нас раз плюнуть! Серьезно, раз плюнуть!
На пухлом лице расплылась обнадеживающая улыбка.
Терчи перестала плакать, Кроха тоже успокоился, словно понял, что речь идет о нем.
Вдруг След, эта глупая собака, радостно зарычала и отчаянным наскоком вырвала из рук Берци большой значок с изображением собаки.
— Не смей грызть! — закричал Берци.
Какое там «грызть»! След, бережно держа значок в зубах, понес его своему любимцу, Крохе, и, аккуратно ткнув его в руки малышу, радостно завилял коротким хвостом.
Ребенку значок понравился. Кроха взял его в руки, неумело покрутил, и в ту же секунду слезы его высохли, а на лице появилась улыбка. Засунув в рот пальчик и сосредоточенно посасывая его, он взглянул на Терчи и решительным движением положил в рот значок.
— Ой, малышка, не надо! Это же грязь, его собака лизала! — заволновалась Терчи, стараясь вынуть изо рта ребенка чуть ли не смертельную, по ее мнению, вещицу.
Кроха вновь заплакал.
Оба мальчика изумленно созерцали происходящее и были немы как рыбы.
— Дядя, очень прошу. Это серьезное дело, — всхлипывал Берци.
— Согласен, так оно и есть, — с готовностью закивал таксист. — Но, что поделаешь, одна ошибка влечет за собой остальные. Подождите меня здесь. Я подниму по тревоге своих ребят, заеду и в магазин, поспрошаю там, потом заскочу в милицию — может, они сумеют помочь.
Таксист говорил, словно обращался к целой толпе; улыбка не сходила с его лица, а круглые, как пуговицы, глаза сияли. Таксист был добрым человеком, готовым всегда прийти на помощь.
— Подождите меня здесь!
Шофер ободряюще рассмеялся, весело вскочил в машину, и ребята увидели, как он тут же заговорил в микрофон. Потом дал газ и помчался, влившись в поток машин, двигавшихся по широкому проспекту Дёрдя Дожи.
Такси с визгом умчалось, а четверо наших знакомых остались на площади Героев. В довершение всего их нещадно припекало летнее солнце — жаркое, невыносимо жаркое. Лето в Будапеште всегда очень знойное. Можно подумать, что судьба тебя забросила куда-то на экватор. Улицы, стены домов, деревья — все так и пышет жаром. А тем более такая гигантская бетонная тарелка, какой является площадь Героев!
Некоторое время друзья пребывали в терпеливом ожидании.
— Кроха получит солнечный удар, — забеспокоился Карчи.
Все взглянули на малыша, который, казалось, вновь вернулся к своему любимому занятию — теперь он упорно сосал свой указательный палец. Лохматая головка сникла, рубашонка задралась — малыш дремал.
Терчи уверенным движением потянулась к ребенку:
— Вспотел, весь вспотел.
Ребята отошли к Музею изобразительных искусств. Могучий фронтон с колоннадой отбрасывал большую тень; здесь, под сенью густых деревьев, — самое место для малышки.
— Тут хорошо. Только бы ему не остыть, — озабоченно произнесла Терчи.
— А ты реши, что лучше: солнечный удар или насморк? Ох уж эти дети! — разразился Карчи и отчаянно замахал руками. — Ерунда какая-то! Ну как можно так поступать? Увидела ребенка, хвать его — и домой! Мания какая-то! Она готова коллекционировать малышню! А как окунешь как следует в воду, вопит! Ревущая машина! Девочки только и умеют реветь, а все дела и заботы перекладывают на плечи мужчин.
— Оставь меня в покое, слышишь! — повела носом Терчи.
— Сейчас мы плавали бы в бассейне, а вместо этого торчим здесь, поскольку ее милость решила открыть ясли!
— Пожалуйста! Если хочешь, иди в бассейн. И вообще, орать — самое легкое дело. Вот и мама говорит, что мужчины, чуть что, поднимают шум и на них нельзя ни в чем полагаться.
Карчи нахмурился, умолк и взглянул на Берци. Берци — на него, и тут же, как по команде, мальчики достали носовые платки. У Карчи их оказалось целых два, один совершенно чистый. Карчи завязал на каждом уголке по узелку — получилась шапочка, которую он осторожно надел на голову малыша, а лицо его выражало уверенность, что на него как раз можно полагаться, хоть он и принадлежит к мужской части населения.