Сorvum nigrum
Шрифт:
Бэлла заживет новой жизнью. Я уже придумал версию, по которой ее проклял бывший муж за то, что она не смогла подарить ему наследника, хотя он сам был бесплоден, а не она. Скажу ей, что она решилась на измену, чтобы доказать, что дело не в ней. Тогда бывший муж не снес позора и проклял жену, оставив на ней ужасную метку и стерев ей память, чтоб больше никто не узнал его позора и вернул в старую семью. К тому времени все семейство Блэков уже ушло на тот свет, остался лишь я и то, регент. На любой ее вопрос я смогу пожать плечами, а Вальбурге запрещу рассказывать что-либо, кроме моей версии. История хлипенькая и развалится, если она начнет настаивать. Но она не начнет. Благодаря тщательно подобранным зельям ей будет спокойно, а моя воля заставит обратить свое внимание
Мне нужно еще немного времени, чтобы девочка достаточно окрепла, и Беллатриса смогла родить вновь. Да, именно. Астра не сможет встать во главе, для этого нужен мальчик. Мне придется переспать с теперь уже Дельфини, чтобы обеспечить род наследником. Перспектива так себе, но дело это нужное. Затем я могу запереть ее хоть в закрытом доме, подальше отсюда, хоть в клинике для душевно больных — разница не велика. Пока я считаюсь главой — она в моей власти и перечить не посмеет. Хотя есть одна хорошая идея — погрузить ее в вечный сон и закрыть в семейном склепе. Никакого отката не будет, я уверен.
–
Откинув грустные мысли в сторону, я подобрался и настроился на работу. Для меня нашли еще одно дело. Никогда я так не наслаждался процессом. Мои руки были чисты, хотя все вокруг обагрилось кровью моей жертвы. Это был тот случай, когда притронуться означало замараться. Не то чтобы я боялся грязи, нет, сирота, выросший в доме с людьми, которые его презирают и боятся одновременно, боится чего угодно, но не грязи. Этот недочеловек вызывал отторжение самой мысли о возможном прикосновении. Складывалось ощущение, будто он болен чумой и сифилисом одновременно, хоть и не было для этого внешних предпосылок. Просто ощущение.
На этот раз я целенаправленно мучил жертву, издевался. Калечил и лечил. Снова и снова. Плевал в его уродскую морду и заставлял называть себя хозяином, целовать мои туфли, вылизывать их языком. Директор Снейп дал добро на ночевку вне школы, так что жертву ждало почти два дня агонии. Два дня моего триумфа. Это было прекрасно. То, как он извивался под обычными Круциатусами, заливая пол мочой, измазываясь в ней. Как после пятого раза в воздухе повис тошнотворный запах его фекалий. Даже это мне нравилось. Повинуясь порыву, я заставил жертву самовольно выгребать собственное дерьмо руками и жрать его, обещая, что за это пощажу его жалкую жизнь. И он верил, а я смеялся. Но этого было мало. То, что предстало передо мной, не было человеком, это была мразь. Эта субстанция не имела ничего, что делало бы ее волшебником, личностью, а значит, я могу потешаться так, как захочу.
Ярослав порой рассказывал занимательные истории. Одной из таких я считаю байку про то, что одна из их русских Императриц умерла, когда попыталась спариться с конем. Вроде это называется зоофилией. Коня удалось трансфигурировать из стола. Не с первого раза, но удалось. Жеребец получился просто загляденье, ведь главное — желание что-то сделать. Макгонагалл бы гордилась мной, но ровно до того момента, пока не узнала для чего была использована трансфигурация. Жертва, повинуясь приказу, залезла к нему под брюхо и начала делать миньет. Насколько нужно быть безумным и бесхребетным, чтобы поверить в то, что я оставлю ему его жалкую жизнь, если он пройдет через серию унижений? Наверное надо быть совсем тупым. Тело жеребца отозвалось на ласку, так что теперь это недоразумение облизывало огромный член, который никакими стараниями не мог уместиться во рту. Даже головка не помещалась. Конь нервно перебирал ногами и фыркал. Жертва тряслась, скулила, но старалась, сверкая глазами в мою сторону.
— Достаточно, — остановил его я.
— Спасибо, хозяин, — жертва упала на колени и приклонила голову.
— Снимай штаны и пристраивайся задом к его члену, — последовал приказ.
— Сжальтесь, — в его глазах плескался страх.
Прям бальзам на душу. Его затрясло еще больше, из глаз хлынули слезы, хотя я приказывал не плакать. Терпеть не могу ревущих мужиков. Всхлипывая, он избавился от одежды и попытался примоститься к просто ужасающему по размерам члену. Для удобства я
— Насаживайся, — приказал я. — Помогай ему трахать себя.
И он подчинялся. Он подмахивал своей жирной, измазанной в дерьме задницей. Стонал от удовольствия. Его член торчал и дрожал. Я послал в него несколько неприятных заклятий, которые ослабили эрекцию и причинили неудобства. Теперь он кряхтел и терпел, а конь продолжал «любить» его. Повинуясь моей воле наколдованное животное начало углубляться, заставляя жертву кричать от боли. Я отчетливо слышал звук разрываемой плоти, когда член вошел в тело почти наполовину. С его яиц начала капать кровь, лицо побагровело, ноги и руки дрожали. Когда жеребец вошел на всю длину и кончил, тело жертвы поддерживала лишь моя магия. Лицо его стало восковым от боли, а кровь уже не капала — струилась. Он слабо постанывал, находясь в отключке. К этому моменту я как раз поставил «мат» сам себе в волшебных шахматах и принялся заново расставлять фигуры. Ну не думал же ты, что я все время буду смотреть на это мерзкое действо? Я не настолько извращенец.
Несколько заклятий и вот уже жертва в сознании, корчится от боли, скулит и воет. Белые ходят первыми. Пешка сделала первый ход. Интересно, долго ли волшебник будет умирать от повреждения внутренних органов?
–
Ночь — волшебное время суток, когда самый обычный плащ действует не хуже мантии-невидимки, когда дезиллюминационное заклятие прячет то, что маг перед собой левитирует. Люблю это время суток. Люблю смотреть как рассвет отвоевывает свое место. Тьме приходится отступить, но затем она снова переходит в наступление, возвращая свои позиции. Утром, в понедельник, мирные жители имели возможность собственными глазами увидеть измученное тело слуги Воланде-Морта — Питера Петтигрю. Он был привязан к столбу, вбитому прямо посреди Косого переулка, на лбу красовалась вырезанная надпись «предатель», а одежда не скрывала метку, потому что ее в принципе не было. Он был абсолютно голый. На шее крысы висел флакон с воспоминаниями о дне, когда он предал моих родителей, продал их, подставил Сириуса и сбежал. Это было одним из условий его освобождения. Он с радостью слил мне тонну воспоминаний о том дне. Еще несколько фиалов я взял с собой — в них воспоминания о сражениях с Темным лордом. В них он использует хитрые и весьма сильные заклятия. Так крыса хотела откупиться от меня.
Только ближе к вечеру аврорам удалось расплести хитроумный клубок заклятий и снять уже мертвое тело, выставленное на обозрение. Да, когда я привязывал его к столбу, он все еще был жив. Не знаю, можно ли было его спасти, я ведь не колдомедик, но пульс был. Венка на шее слабо билась, отсчитывая время. Газеты гремели заголовками о страшном преступлении, о предательстве, о невиновности моего крестного. Визенгамот собрался в полном составе и оправдал его посмертно, выплатил семье, то есть мне, компенсацию. Начался массовый пересмотр дел с 1981 года по 1997, о чем сообщалось в следующем выпуске газеты. Народ ничего не говорил в слух, но думаю у каждого в голове мелькнула мысль, что возглавлял судебную систему в этот период никто иной, как наш обожаемый Альбус Дамблдор.
Все что мог я сделал. Хотя бы частично отомстил. Только вот вопреки всему легче мне не стало.
–
— Проходите, лорд Поттер, присаживайтесь, — молодая девушка открыла для меня дверь кабинета. — Министр сейчас подойдет.
Люциус вызвал меня в Министерство для решения каких-то вопросов. В письме он выражался так расплывчато и витиевато, что я не совсем понял — спрашивал ли он о прогнозах погоды на следующую неделю или о моих планах на эти выходные. Понял лишь то, что должен прийти к нему для обсуждения крайне важного вопроса. Вроде как-то отдаленно связанного с делами Совета британской молодежи.