Сorvum nigrum
Шрифт:
— Если хочешь и дальше получать теплые вещи и вкусную еду, то не задавай подобных вопросов той, кто явно за это платит, — скрипучий голос из соседней камеры вернул Гарри к реальности и он побрел обратно к своему лежбищу. — Могут ведь и зелья понадобиться. Только вот когда выйдешь, если выйдешь, шли к черту таких друзей!
В словах соседа был смысл, как подумал Гарри. Девушка была в зале суда и дала показания, после которых его и напоили Веритасариумом. Дальше мысли путались, но с каждой минутой он все яснее видел лицо девушки в своих воспоминаниях и ее черное платье под самый подбородок. В голове всплыли еще два имени из разговора: профессор Снейп и Ярослав. Кто эти люди он не знал, но Гарри они казались настолько знакомыми, будто он каждый день произносил их до того, как попал сюда. Так же его интересовали некие вестники, которые следили за зельем. Если они вестники, то они должны о чем-то
Гарри вспомнил о гостинцах и незамедлительно натянул поверх робы теплую кофту, снова уселся на свое место и достал пирожок. Принюхался. Ничем подозрительным он не пах и желудок тут же дал сигнал, что совсем не против подкрепиться этим аппетитным зажаренным угощением. Он все еще был достаточно теплым, а когда Гарри откусил первый кусочек, то чуть не застонал от удовольствия — мясная начинка оказалась сочной и непередаваемо вкусной. Пирожков в пакете оказалось еще одиннадцать штук, так что он решил растянуть удовольствие хотя бы на три дня, ведь при таком холоде они не должны испортиться. Шоколад Гарри решил не трогать пока что, почему-то ему показалось, что лучше всего съесть кусочек после очередного патруля дементора.
Он так и не спросил имени незнакомки, но она пообещала прийти еще, так что узнает в следующий раз, а может к тому времени он уже и сам все вспомнит. Леди что-то говорила, что зелье было лучшим из возможных, а значит память должна вернуться в самое ближайшее время. Гарри обнадеживал себя, думая о том, что скоро узнает о том, кто он и ему станет легче. Доедая четвертый пирожок он вспомнил, как несколько заключенных завидовали его забвению, мол так быстрее приспособишься к жизни в заключении и не будешь знать чего лишен, ни по ком не будешь скучать. Может быть и правда было бы лучше ничего о себе не знать? Покинуть эти стены и прожить жизнь другим человеком, свободным от ошибок прошлого.
Комментарий к
Мне будет интересно узнать ваше мнение, так что черкните мне пару строк в комментарии))
========== Часть 55 ==========
«Бонусная» часть от лица Ярослава. В ней я попыталась отразить его чувства и мысли, однако не уверена, что получилось то, что нужно. Пишите комментарии, спрашивайте и я отвечу. Приятного чтения))
–
Впервые я увидел Гарри задолго до того, как Николас официально представил его нашему сообществу. Маленький лохматый волчонок-отшельник, он часто поднимал голову к небу, устремляя взгляд далеко за облака. Я никогда не забуду эти глаза, полные отчаяния, так же как и не забуду того, что он никогда не плакал, не разговаривал сам с собой, задаваясь вопросом за что его так все ненавидят, просто продолжал всматриваться в синее небо своими глазищами, в которых боль уже давно смешалась со смирением. Я не был единственным, тем, кто присматривал за ним время от времени. Мы все видели как он растет. Были свидетелями его позора, уличных драк и спонтанного колдовства. Николас запретил нам быть для мальчишки доброй феей-крестной, но однажды я не удержался и вырубил поганца Дадли. Толстяк пропахал мордой около полуметра, а потом еще несколько месяцев ходил со содранной щекой. Я не понимал почему Ник не хочет, чтобы мы отгоняли от него этих наглых холеных деток, а он не потрудился нам объяснять. Спрашивать что-либо резона не было — приказ, есть приказ.
После ухода дяди из Ордена меня больше не загружали такими пустяками, как присмотр за мальчишкой и я просто выкинул его из головы, так что встреча на собрании Вестников стала для меня полнейшим шоком. Маленький затюканный малыш вытянулся, стал почти такой же высокий и грозный, как его дед. Зеленые глаза сверкали, ловя отблески пламени камина и порождали в душе ощущение страха и предвкушающего трепета. Его взгляд задержался на мне всего на одно мгновение, но этого хватило, чтобы я понял, кем он стал. Лицо его утратило былую миловидность и невинность, стало хищным, внушающим уважение. Судя по тому, как он был напряжен, он не отдавал себе отчета в том, насколько грозным и опасным выглядит. Мне оставалось лишь догадываться о том, что он должен был пережить, чтобы Николас, как уже догадывались все, выбрал его своим преемником. В том, что он переплюнет в жестокости и кровожадности нас всех я ни капли не сомневался.
–
Церемония посвящения готовилась долго и тщательно, но в последний момент что-то пошло не так. Я видел как наша кровь, стекавшая на пол, устремлялась к Гарри и мне чертовски не нравилось то, что происходит, однако вмешиваться
–
За праздничным столом Гарри выглядел растерянным и подавленным — эти чувства отдавались во мне горьким привкусом. Они, словно свежая рана, не давали насладиться праздником в полной мере. Несмотря на зверский аппетит и жажду, все вставало поперек горла. Чуть позже Николас попросил меня приглядеть за Гарри и как бы мне не хотелось отказать, я не смог, потому что понимал, что отныне пойду за ним даже в ад. Что бы он ни сделал и чего не пожелал, я пойду за ним и помогу. Закрывая глаза я видел даже не веревки, а якорные цепи, связывающие нас. Ни мне ни Эмили ситуация не пришлась по вкусу, но, к сожалению, нашего мнения никто не спрашивал. Судя по ходу ритуала и тексту древних песен, ничего подобного не должно было случиться. Даже спустя столько времени я все еще не понимаю, что тогда произошло, но отлично помню одно — ощущение неотвратимой тьмы. Она поселилась в моем сердце и голове, не давая мыслить рационально. Тогда еще никто из нас не знал, что в теле Гарри застрял кусочек чужой души.
–
Я не мог привыкнуть к этому ощущению — постоянному присутствию Гарри и Эмили в моей жизни. Я больше не был одинок, утратил внутреннюю тишину и спокойствие. Это угнетало с каждым днем все больше. Я чувствовал ответственность за мальчишку больше, чем за Эмили, которая, в отличие от Поттера, неплохо себя контролировала. Его эмоции вихрились, закручивались, сплетались с моими, вызывая всплески беспокойства и агрессии. Неприятия мира. Я снова чувствовал себя подростком, обуреваемый гормонами и сомнениями. Трезво оценивать происходящее становилось все сложнее. Мне и раньше приказывали присматривать за ним, но после ритуала я сам чувствовал необходимость в этом. Меня тянуло к нему, рядом с ним я чувствовал себя целым, однако внутренние противоречия приводили в ужас. Вместо собственных ощущений я порой оказывался в буре чужих эмоций, которые не удавалось подавить, уговорить себя успокоиться. Я часто терял контроль над собой и это пугало. Когда ощущаешь себя на четырнадцать, когда настроение в день меняется по десять раз, когда самый безобидный взгляд воспринимается как вызов — это сводит с ума. Я все прекрасно понимал и осознавал, но такое длительное давление на психику порой «выстреливало» в самый неподходящий момент. Казалось, что я очутился в эпицентре шторма и мне ничего не оставалось кроме как отдаться на милость стихии. Тогда это показалось мне верным решением.
–
Непреодолимое сексуальное влечение к ним обоим застилало мое сознание с каждым днем все сильнее. Желание сжигало меня изнутри, этот голод не поддавался контролю. Эффект оказался потрясающим с физической точки зрения. Еще ни с кем мне не было так хорошо. Я знал, я чувствовал, чего каждый из них хочет; практически слышал их мыли. Это знание одновременно делало меня сильнее и слабее. Вопреки бессонным ночам, я чувствовал себя бодрым и полным энергии. Эмили еще до начала всей этой кутерьмы объяснила кто она и в чем ее особенность, однако практика превзошла все теории. Самым большим минусом в сложившихся личных отношениях оказалось то, что я все больше привязывался к ним обоим. Тяжело считать посторонним человеком того, кто дарит тебе незабываемые ощущения.
Гарри ощущался одновременно как младший брат, сын, лучший друг, любимый человек. Мне нравилось смотреть на то, как он спит, ест, пьет, улыбается. Я мог наблюдать за ним часами. Лавина чувств, которая обрушивалась на меня время от времени, выбивала из колеи. Это можно сравнить с неожиданным ударом под дых. Определиться с тем кто он для меня я так и не смог. Казалось что он — это я. Часто я видел себя в его поступках, слышал себя в его словах и не хотел, чтобы он прошел по моему пути. Была в нем та безуминка, которая уже однажды толкнула его встать против всего мира, чтобы отстоять себя и он непременно сделает это снова. Я поступил примерно так же, уехав в Англию, бросив семью. Потом конечно сотню раз пожалел, но ничего изменить уже не мог. Вернуться было бы полнейшей глупостью.