Сorvum nigrum

zhanna_12_09

–

С первого дня меня беспокоило отношение Гарри к Драко. Каждый раз, когда он слышал его имя, внутри поднимался гнев и ярость. Однажды это вылилось в ужасающие последствия. Я почти успел вовремя. Драко был жив, но сильно помят. Пришлось принимать меры, писать Николасу; Николь вызывала наших колдомедиков — парень впал в кому. Я спешил как только мог и то, что я увидел, заставило посмотреть на Гарри под другим углом: он оказался не просто жестоким — беспощадным. Он не собирался совещаться и просить совета у кого бы то ни было — он почувствовал опасность и отреагировал, словно дикий зверь. Голые инстинкты, которые ему предстояло усмирить.

–

Я понимал, что мальчишку нужно было наказать. Он и сам мучился чувством вины.

В этом был весь Гарри — бросался в бой, а после сокрушался. Николас просил меня сделать его сильнее и я взялся за работу с еще большим усердием. Из класса он выползал, а иногда и ночевать там оставался, не в силах встать на ноги. После избавления от крестража его чувства походили на рваные ошметки ранее цельного полотна. Может он и не замечал изменений, или обманывал сам себя, но меня обмануть он не мог. Его чувства метались из крайности в крайность. Мои чувства метались вместе с ним.

–

Я научился на несколько часов отгораживаться, не пропускал его чувства через себя. Это стало почти фатальной моей ошибкой. Николас явился в Хогсмит. Вечером я нашел Гарри в невменяемом состоянии. За свои неполные тридцать лет я многое успел повидать, но такого чувства вины, которое испытывал Гарри, я еще не видел. Нам всем в тот день крупно повезло. Этот вечер я планировал провести с Гермионой, нам нужно было наладить контакт и о многом поговорить. Лишь поэтому я отрешился от нашей связи, хотя и чувствовал тянущее чувство в груди, зовущее меня. Ее проблема была намного больше и требовала моего участия, к тому же я был уверен, что Гарри сможет и сам справиться. Позже я смог убедиться в том, что когда дело касается Гарри — ни в чем нельзя быть уверенным. Наутро я не сдержался и врезал ему. На этом все и окончилось. Он не понимал за что, как оказалось, он вообще ничего не помнил. Мы разговорились, и я кое-что ему прояснил. Тогда я еще не знал, что с Гермионой нас свяжет нечто большее, чем мимолетный роман.

–

Я продолжал над ним измываться, выдавая почти невыполнимые задания. Мне нужно было пробудить в нем то упрямство, которое заставило бы его доказать мне, что он не полная размазня. Я хотел, чтобы ему было к чему стремиться. Гарри оказался слабым магом с большим потенциалом. Главной его слабостью было то, что он не умел учиться. Не хотел. Половину информации он не усваивал, вторую интерпретировал по-своему. Это жутко раздражало и выводило из себя. Он хотел получить высший бал, но не хотел тренироваться. Он хотел научиться чему-то новому, но интересовали его в основном шуточные и практически ненужные заклинания. Он оказался неусидчивым и капризным. Если что-то не получалось в первые десять минут он терял к этому интерес. Меня это злило. Я не понимал как человек, выросший в чудовищных условиях может так относиться к знаниям, к тому, что даст ему практически абсолютную свободу и власть. Неужели слава затмила те зачатки разума, которые так явно прослеживались в зеленоглазом мальчишке в мешковатой одежде? Несмотря на то, что я чувствовал все то же, что и он, имел возможность наблюдать за ним практически весь день, мне он становился все менее понятным.

–

Период, когда Гарри принимал зелья, рекомендованные египетскими целителями, я вспоминаю с содроганием до сих пор. Нам обоим пришлось несладко. Все чаще я завидовал Эмили, ведь она не так остро воспринимала его эмоции. Я находил Гарри в разных частях замка, забившегося в угол. Он снова стал волчонком, однако на этот раз его обуревали эмоции, которые он был не в силах сдерживать. Мне приходилось успокаивать мальца и отогревать в собственных объятиях. Прикасаясь, я чувствовал волны обожания в свой адрес, исходящие от него. Происходящее не казалось мне правильным, но наша связь заставляла отвечать взаимностью. Сопротивляться я не мог. Его прикосновения одурманивали, голос гипнотизировал, запах кожи сводил с ума.

Связь с Гарри загоняла меня в тупик. Я чувствовал себя зверем, зажатым в угол, в

которого раз за разом пускают жалящие заклинания ради потехи. Его откровенно клинило; меня клинило вместе с ним. Легче становилось лишь тогда, когда мы были рядом, как можно ближе. Наша связь гудела от напряжения. Появление Ромильды усугубило и без того запутанную ситуацию. Эмили мне не помогала, но и не мешала. Удивительно, но она отлично умела себя контролировать. Хотя может мне так казалось, ведь сравнивал я с Гарри. Порой мне казалось, что ей просто на все плевать, поэтому она ничего и не чувствует. Как не прискорбно, но Эми так и осталась для меня тайной за семью печатями. Кое о чем я смог догадаться самостоятельно, мне было этого достаточно. Я чувствовал себя откровенной сволочью, но помочь ей не мог, так что, в итоге, рассудил довольно по-скотски — раз она не просит, то не стоит и пытаться.

Спасали сигареты. Гарри, глядя на меня, стал чаще прикладываться к папиросам. Я чувствовал, что его это успокаивает. Мысли его становились легкими, как выдыхаемый дым. Я же курил пачками. В один прекрасный момент он задал давно назревающий вопрос: люблю ли я его? Хотелось честно ответить, что нет. Хотелось сказать, что связь наша создана искусственно. Хотелось обвинить его во всех грехах, но я не смог. Он ведь, по сути, ни в чем и не виноват. Мы оба лишь пешки в чужой игре. Гарри в этой партии суждено стать ферзем, а мне бы просто остаться на доске и не сгинуть с остальными. Я настолько запутался, что даже самому себе не мог ответить со стопроцентной откровенностью.

–

Когда Эмили смогла отыскать второй крестраж, мне в срочном порядке пришлось сократить свое общение со всеми. Тяжелее всего было Гарри. Даже короткий контакт с этой чудовищной вещью влиял на меня странным образом. Была ли виной тому моя психическая нестабильность или что-то еще, но приступы гнева захлестывали, заставляя говорить и делать то, чего я не хотел. Порой я сам не понимал что творю — меня бросало из одной крайности в другую. Самое странное заключалось в том, что тьма, навеянная крестражем, не исчезала после его разрушения, она лишь осела где-то внутри меня, дожидаясь удобного момента, чтобы вновь о себе напомнить.

–

Когда начались бесконечные встречи и разработка плана по устранению угрозы в лице Темного лорда, я практически каждый день уходил из школы, чтобы собирать интересующую нас информацию. Порой меня заменял кто-то из штата под оборотным зельем, чаще всего в выходные дни. Благодаря чувствительности Эмили мы смогли заполучить почти все кусочки души Темного лорда. Эти богомерзкие предметы действовали на меня угнетающе, пробуждали в моей душе все самое темное. Порой мне казалось, что ничего светлого во мне уже не осталось. Чувства побеждали разум.

–

На период временной недееспособности Гарри, Николас перепоручил всю его работу мне; Эмили страховала. Жить в таком темпе было трудно. Главная сложность заключалась в том, что работали мы в абсолютно разных стилях. Несколько раз мне приходилось подражать его работам, об этом мне не хочется вспоминать, но иногда, обычно в самый неподходящий момент, эти воспоминания всплывают на поверхность. После того, как мне впервые пришлось убить человека настолько жестоким и мучительным способом, я не мог спокойно смотреть на Гарри, на его безмятежное лицо, когда он спал. Я не верил, что человек, умеющий так искренне улыбаться и испытывать неподдельные эмоции способен на такое изощренное в своей жестокости убийство. Эти его две ипостаси не срастались в моем сознании. Я старался не думать о том, на что он способен. Судя по всему, жестокость и беспринципность Николаса передалась Гарри в полной мере и увеличилась, сплетаясь с магловской прозорливостью, ведь все убийства приносили хороший доход. Он умудрялся найти выгоду там, где ее казалось бы и не должно быть. Николас был в восторге от этой особенности своего внука и предрекал Вестникам достойное будущее. Я же не был в этом так уверен.