Соседи
Шрифт:
По крайней мере, она уже не просыпалась с плачем или криком так часто, как раньше, и с годами перестала съеживаться на кровати и звать брата.
Прошло шесть лет, но временами внутренняя работа мозга моей жены оставалась для меня полной загадкой. Эбби уверяла, что любит меня, и я полагал, по-своему так оно и есть. Но после нескольких лет совместной жизни я смирился с тем, что всегда будет существовать часть ее сердца и разума, закрытая для всех, включая меня.
Мог ли я ее винить? Не думаю. Ее отец ушел. Ее брат умер, а мать практически отреклась от нее. Не нужно быть
Отогнав эти мысли, я достал свой пояс с инструментами. Эбби не знала, но мне удалось взять два выходных, чтобы сделать кое-какую работу по дому. То, что я планировал сделать с тех пор, как мы переехали, но не успел. Из нашего последнего разговора становилось ясно, что мы не собираемся уезжать в ближайшее время. Мне придется отказаться от предложения Кевина о работе. Жаль, но с другой стороны, если Эбби освоилась, то жертва стоила того. Будут и другие возможности.
Кроме того, я не хотел зацикливаться на мыслях о работе. У меня было чем заняться. Вчера я перекрасил спальню в белый цвет, на который Эбби указала в журнале. А сегодня утром планировал переделать комнату, которую она назвала «семейной». Когда я открыла банку с краской, меня осенило, что наличие семейной комнаты подразумевает, что в ней должна жить семья.
— Может быть, природа так хочет сказать мне, чтобы я не заводила детей, — заявила Эбби за ужином однажды вечером, после того как рассказала о неудачной попытке забеременеть в этом месяце.
— Я не верю в это ни на секунду. Ты будешь отличной мамой.
Она отложила вилку.
— Но что, если нет? Что если я не смогу заботиться о ребенке, как я не смогла позаботиться о…? — Ее голос задрожал.
Мне хотелось накричать на нее, сказать, что Том не должен определять каждую чертову вещь в нашей жизни из своей могилы. Вместо этого я ответил:
— У тебя все получится.
Но прошло еще больше месяцев, и я начал задумываться, может, то, что Эбби не забеременела, на самом деле знак природы, что мне не стоит заводить потомство. И три недели назад я тайком записался на анализ спермы.
Опыт вышел, мягко говоря, необычный. Я представлял себе комнату, полную порножурналов и видео, фантазировал о горячей регистраторше, предлагающей исполнить сексуальный стриптиз, чтобы поднять настроение. Вместо этого 150 килограммовая, возможно, сто пятидесятилетняя женщина по имени Берта протянула мне оранжевый пластиковый стаканчик.
— Я должен весь его наполнить? — спросил с глупым смехом.
Берта уставилась на меня.
— Большой стакан помогает точнее прицелиться. Сэр.
Мое лицо пылало, когда она направила меня в комнату размером со шкаф для метел, заполненную медицинскими принадлежностями. Не совсем то, что я ожидал. Закрыв дверь, я стоял там некоторое время, думая, что это плохая идея. Очень, очень плохая идея.
Что, если в комнате есть скрытые камеры? Или кто-нибудь войдет, пока я стою и дрочу, опустив боксеры до щиколоток, застигнутый врасплох, как прыщавый подросток? И тут я подумал о Большой Берте, которая точно знала, что
Я достал салфетку из коробки на полке и промокнул вспотевший лоб. Затем еще раз проверил дверь, убедившись, что она заперта, и осмотрел темные углы в поисках камер. В общем, я выигрывал время до того, как мне неизбежно придется совершить поступок.
По дороге в клинику я решил, что не знать, точно ли мои ребята плавают — это хорошо. Незнание давало блаженство. Невозможность забеременеть от партнера через месяцы и месяцы регулярного секса вполне обычное дело? Не все же обрюхатили девушку в пьяном дурмане на вечеринке. Волноваться не о чем.
Но потом я сказал себе, что надо быть мужиком, встретить реальность лицом к лицу. Кроме того, если бы мне не удалось добиться беременности Эбби, то пришлось бы в конце концов пройти тест, и что бы я тогда делал? Кашлял, заикался и притворялся удивленным, когда врач скажет нам, что у меня никчемные яички? Или признаться и сказать, что знал все это время, тогда Эбби может подумать, будто я какой-то чудак, которому нравится мастурбировать в оранжевый пластиковый стаканчик в комнате размером с коробку из-под обуви.
Я глубоко вздохнул и решил, что должен приступить к делу. Дрочить бобовый стебель (как однажды красноречиво выразился Пол) было для меня не слишком регулярным занятием, но оно всегда приносило удовольствие. Погодите, я подумал о своем брате? Черт возьми. Это будет труднее, или, лучше сказать, сложнее, чем я себе представлял.
Стук в дверь заставил меня подпрыгнуть.
— Все в порядке, сэр?
Черт! Это была Большая Берта. Как долго я тут пробыл? Остальные ее клиенты действовали… быстрее? Чего она хотела? Последнее, что мне нужно, это образ ее лица, нависшего надо мной.
— Э, да, — ответил я. — Со мной все в порядке.
— Хорошо. — Клянусь, я слышал усмешку в ее голосе. — Не спешите.
Я застонал, но не в хорошем смысле. Затем расстегнул ширинку и вытащил свой пенис, который, казалось, увял от такого чрезмерного внимания.
— Ну же, — проворчал я, глядя вниз, желая, чтобы он сотрудничал и проявил сговорчивость. Я проклинал себя за то, что не пришел с пачкой журналов «Плейбой», предпочтительно с с Никки Шилер на обложке, которые мне показывал Пол (блин, она была горячей и… черт, я снова подумал о Поле).
— Давай, — повторял я своему члену, который безвольно болтался в моей руке. — Не подведи меня. Мы можем это сделать.
Поглаживая и пыхтя, я немного расслабился и подумал об Эбби. Ее длинные светлые волосы, изящная шея, великолепные глаза… а затем все более грязные мысли, о которых я никогда не осмелился бы ей рассказать. Ее упругая попка, шлепающаяся о мои бедра, мои руки на ее сиськах, а затем она садится на меня, искусно дразня и играя, и я больше не в силах ждать и…
— Ой-ой, — вскрикнул я и поднес пластиковый стаканчик как раз вовремя, подумав, что мог бы промахнуться, если бы он оказался чуть меньше.