Сострадание к врагу
Шрифт:
— Продал?
— После смерти мамы он начал принимать электронную дурь. Его вскоре выгнали с работы, а деньги были нужны на новые и новые дозы. Поэтому ему было не до меня. Очень долго было не до меня. А потом, когда он залез в долги, ему серьезно пригрозили.
Ему обязательно нужны были деньги. И он продал меня торговцам с планеты Тирр, которые скупали малолетних девочек. Надеюсь, что ему хорошо заплатили.
Впрочем, какая разница. Сейчас он всё равно мертв. Столько лет прошло. Как мне повезло с вами! Всего неделю назад у меня не было никакой надежды.
Он
— Наши девушки очень традиционны, — сказала Йец. — Мы не бросаемся на шею мужчинам только оттого, что они сделали нам предложение.
— А от чего вы бросаетесь на шею?
— Нас или покупают, или завоевывают в бою.
— Извини, но это дикость.
— Мужчина должен защищать своих детей. Значит, должен быть или богатым, или сильным. Но с нами обычно советуются, прежде чем купить или завоевать.
— Купить тебя я не смогу, — признался Денисов. — Нормальных денег у меня никогда не водилось. А в бою… Ты думаешь, что будет такая возможность?
— Я думаю, что будет, — Йец легко прикоснулась губами к его щеке и встала, чтобы уйти. — Пока, мой герой. Иди, ложись спать.
— А ты?
— Мне нужно проведать своего пациента. Посмотреть, как приживается имплантат.
— Я хотел спросить тебя еще об одном.
— Валяй, — согласилась она.
— Кто такой Бойд? Откуда взялась такая подлая гадина?
— Он не подлая гадина, он воин Аштарры.
— Аштарры?
— Была такая могучая цивилизация древности. Не могу сказать, насколько давно, никто этого по-настоящему не знает. Остались только легенды. Аштарре подчинялась сотня планет, и жители этих планет жили счастливо. Аштарру охраняли воины, бесстрашные и благородные. Воинов было не так уж много, но они были очень сильными. И бессмертными. А значит, непобедимыми.
— Бессмертными?
— В те давние времена это было возможно. Никакой мистики, никаких чудес.
Высокий уровень технологии позволял создать неизменную и неуничтожимую биологическую ткань. Бессмертие — опасный подарок, поэтому, получив его, воины были обязаны соблюдать и своеобразный кодекс чести. Предательство, насилие, корысть теперь были им неведомы. Воина изменяли так, что он становился идеален. Изменяли и тело и мозг. Его доводили до совершенства, как боевую машину. В сущности, эти бессмертные существа становились наполовину машинами, потому что теряли собственное лицо.
— Они защищали Аштарру?
— Да. Много веков подряд. Или даже тысяч лет. Пока Аштарра не была уничтожена.
— Кто-то сумел победить идеальных воинов?
— Воины сами уничтожили Аштарру. Они были созданы так, что находили врагов и уничтожали их. Но мораль воина была слишком строгой, недоступной для нормального живого существа. А мораль жителей Аштарры отличалась свободой. Свободные люди думают, что хотят, и поступают так, как хотят. Они не вписываются в рамки. Но принципы воинов были как раз такой жесткой рамкой. И получалось так, что время от времени воины находили врагов Аштарры внутри самой Аштарры. Понятно,
Чем больше воины убивали, тем больше появлялось новых врагов. Вскоре воины уничтожили всех до единого. Великая Аштарра превратилась в сто мертвых планет. Там до сих пор никто не живет.
— А воины?
— Они живы. Живы до сих пор.
— Вряд ли твой Бойд отличается высокой моралью, — заметил Денисов. — По-моему, как раз наоборот.
— Да как сказать. Убить — это ведь не то же самое, что взорвать гору или высушить озеро. Каждое убийство изменяет тебя самого. В смерти есть что-то мистическое, особая сила. В природе не было силы, которая могла бы изменить воина Аштарры, но всё равно с каждым убийством воин изменялся. Чуть-чуть, понемногу, на волосок. После тысяч убийств воин превращался в чудовище. Смерть страшна не только для того, кто умирает. Если ты убил, то никогда не будешь самим собой. Это как колодец с черной водой, в которую смотришь и не замечаешь, что тьма тоже смотрит на тебя и отражается в твоих глазах.
— Странная история, — заметил Денисов.
— В самом деле? На Земле она повторялась тысячи раз. Мало ли ваших правителей уничтожали целые народы ради высоких идей?
Кеша увидел белый огонек в глубине пещеры. Огонек медленно приближался. Наконец он превратился в слабо светящийся шарик величиной с апельсин. Поверхность шарика была покрыта волосками. Волоски шевелились. Возможно, от слабого ночного ветра.
— Иди за мной, — сказал шарик, и Кеша пошел за ним в пещеру.
— Что это?
— Это мы.
— Но это всего лишь кости!
— Мы давно умерли, — согласился шарик. — Сейчас мы спим здесь. Это наши кости.
— А мальчики и девочки спят раздельно? — спросил Кеша. — А взрослые и дети? Вы разговариваете между собой? А какие у вас сказки? Сколько вас?
— Я не знаю, сколько нас. Умершие за последние восемь тысяч лет покоятся здесь, на этой планете. Не все, но многие из них. Вскоре планета переполнится нами, и тогда будет построена новая. Но мы останемся здесь. Навсегда. Это наш последний дом.
— То есть вы души? — спросил Кеша.
— Нет. Мы записи того, чем были при жизни. У каждого жителя Тибера есть прибор, записывающий все его впечатления, желания и мысли. Когда он умирает, запись сохраняется. И отправляется сюда вместе с прахом. Это жизнь после смерти, но нас нельзя назвать душами. Мы вечны при условии, что никто не потревожит наших костей.
Вся планета в нашем распоряжении. Это хорошая планета, но она всегда одинаковая. Наконец-то здесь появилось что-то новое.
— Значит, вся планета — огромное кладбище? А я-то думал, зачем столько цветов? Но у вас нет крестов на могилах. Вы не читали Библию? Или читали?