Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Не следовало бы, конечно, выдавать профессиональные секреты, но на этот раз так и быть. Когда я пришел к Вошу, чтобы расспросить его об убийстве, он занимался уборкой и уже вымыл пол – до того, как приняться за потолок. Если в том есть какой-то смысл, то только такой: пол ему пришлось вымыть, а чтобы скрыть это, он затеял генеральную уборку. Гак что Шнур, наверно, напачкал кровью на полу.
Если исходить из этого, все остальное объясняется легко. Шнур вышел из «Бордер-паласа» в отвратительном расположении духа: продул все, что перед этим выиграл, Нисбет унизил его, отобрав револьвер, да и выпитое за день давало осадок. Ред Уилан напомнил ему ту историю, когда Вош явился на ранчо, чтобы взыскать четверть доллара. Куда же ему направиться со своей злобой, как не в хибару Воша? То, что Шнур убит не из обреза, ничего еще не доказывало, меня с самого начала не было веры в этот обрез. Если бы Вош рассчитывал им обороняться, то не держал бы его на виду, да еще под полкой, где и достанешь-то не сразу. Я сообразил, что обрез у него для морального воздействия, а для дела припрятана другая штука.
И что еще вы все тут просмотрели, – Нисбет, скорей всего, говорил правду; будь он виноват, он придумал бы что-нибудь поскладнее. Рассказы Барделла и Чика были не так хороши, но, возможно, они в самом деле думали, что Шнура убил Нисбет, и выгораживали его. Милк-Ривер улыбнулся мне и притянул подругу поближе.
– А ты не такой тупой, – сказал он. – Клио, как увидела тебя, сразу предупредила, чтобы я при тебе не выкамаривал.
Голубые глаза его затуманила мысль. – Ты подумай, сколько народу поубивалось, покалечилось, за решетку село – и все из-за доллара и десяти центов. Хорошо еще, не на пять долларов наел Шнур. Весь штат Аризона через него бы обезлюдел!
Мертвые китаянки
"Dead Yellow Women". Рассказ напечатан в журнале «Black Mask» в ноябре 1925 года. Переводчик Э. Гюнтер.
Когда я вошел по вызову Старика в его кабинет, на стуле неподвижно и неестественно прямо сидела длинная девица лет двадцати четырех – широкоплечая, с плоской грудью. Ее восточное происхождение выдавала лишь чернота коротко подстриженных волос и желтоватая кожа напудренного лица. От низких каблуков темных туфель до верха ничем не украшенной меховой шапочки это была современная американка китайского происхождения.
Я знал, кто она, еще до того, как Старик представил меня. Все газеты Сан–Франциско занимались делами этой мисс уже несколько дней. Шанг Фанг, ее отец, в свое время дал деру из Китая, прихватив кое-какое золотишко – по всей вероятности, плод многолетнего злоупотребления властью в провинции – и поселился в графстве Сан-Матео, где на берегу Тихого океана отгрохал себе особняк – настоящий дворец, по мнению прессы. Там он жил, там и отдал Богу душу – и то и другое так, как подобает китайскому сановнику и миллионеру.
Что касается дочери, то эта молодая особа была маленькой китаяночкой, десятилетней Ай-Хо, когда отец привез ее в Калифорнию. Имя Ай-Хо, в переводе – Водяная Лилия, претерпело естественную в Америке метаморфозу и превратилось в Лилиан. Как Лилиан Шан она училась в одном из университетов Восточного Побережья и приобрела пару научных степеней.
После смерти отца Лилиан жила с четырьмя слугами-китайцами в доме над океаном – там и написала свою первую книгу. Теперь писала вторую. Чтобы выйти из тупика, в который зашла работа, понадобилась одна старая рукопись, находившаяся в Библиотеке Арсенала в Париже. Лилиан упаковала чемоданы и в обществе китаянки по имени Ванг Мей подалась в Нью-Йорк. Остальной прислуге поручила заботу о доме. Где-то между Чикаго и Нью-Йорком ей стукнула в голову идея, как решить проблему, из-за которой разгорелся весь этот сыр-бор. Не задержавшись в Нью-Йорке даже на одну ночь для отдыха, Шан понеслась обратно в Сан-Франциско. С пристани парома стала звонить своему шоферу. Никакого ответа. Вместе с Ванг Мей добралась домой на такси. Позвонила в дверь. Безрезультатно.
Едва она коснулась ключом замка, как дверь внезапно отворилась. На пороге стоял молодой незнакомый китаец. Он загораживал дорогу, пока хозяйка не назвала себя. Недовольно буркнул что-то себе под нос и пропустил женщин. Как только они переступили порог, их схватили, связали и завернули в какую-то тряпку вроде портьеры.
Часа через два Лилиан Шан удалось выпутаться, придя в себя в каморке для белья на втором этаже. Она включила свет и начала развязывать служанку. Ванг Мей была мертва. Те ребята, затягивая шнур на ее шее, слегка перестарались.
Лилиан Шан сошла вниз, не встретив ни души, и позвонила в участок в Редвуд-Сити.
Явились два помощника шерифа, выслушали потерпевшую, обшарили дом и нашли еще один труп – тело второй китаянки, спрятанное в подвале. По всей вероятности, она пролежала там с неделю. Лилиан Шан показала, что эта женщина – ее кухарка Ван Лай.
Остальные слуги – Ху Лун и Йин Хунг – исчезли. Из барахла, находившегося в доме и стоящего сотни тысяч долларов, не пропало ни одной мелочи. Никаких следов потасовки не обнаружили. Все в идеальном порядке. Ближайший дом находился на расстоянии почти километра. Соседи ничего подозрительного не заметили.
Рассказано все это было сухо, кратко, по-деловому.
– Я не удовлетворена тем, что делают власти графства Сан-Матео для того, чтобы отыскать убийцу или убийц, – подытожила она свой рассказ, – и хочу воспользоваться услугами вашего агентства.
Старик постучал по крышке письменного стола кончиком своего желтого карандаша, с которым никогда не разлучался, и кивнул головой в мою сторону.
– Что вы сами можете сказать об этом преступлении, мисс Шан? – спросил я.
– Ничего.
– Что вы знаете о своих слугах, которые исчезли? О девушках, которые погибли?
– По правде говоря, очень мало, а точнее – ничего вообще. Их нанимал отец.
– Те двое, которые пропали, как они выглядели?
– Ху Лун – это старик, седой, худой, сгорбленный. Йин Хунг, мой шофер и садовник, помоложе, ему, наверное, около тридцати. Он низкого роста даже для кантонца, но крепкого телосложения. Нос у него сломан и приплюснут посередине.
– Вы не допускаете, что они могли убить женщин? Или один из них?
– Не думаю. Вряд ли.
– А как выглядел тот молодой китаец, чужой, который впустил вас в дом?
– Худощавый, небольшого роста, лет двадцати... На передних зубах золотые коронки. Он показался мне очень смуглым.
– Я попросил бы, мисс Шан, подробнее объяснить, почему вас не удовлетворяет то, что делает шериф?
Она взглянула на Старика, который охотно растянул губы в вежливой, ничего не говорящей улыбке – его физиономия давно стала маской, которая могла скрыть все, что угодно.