Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Говорите, она шума не выносит? – осведомился я, прислушиваясь к хору пистолетов, голосивших «Трах! Бам! Бум!».
– Что-то стряслось, – пробормотала девушка и остановила машину.
Из ресторана выбежали двое мужчин, волоча под руки женщину, и скрылись в темноте. Из боковой двери показался еще один и пустился наутек. Пистолеты продолжали вести свою партию. Вспышек я не видел.
Еще один мужчина выскочил наружу и исчез за домом.
Из окна второго этажа высунулся по пояс человек с черным револьвером в руке.
Дина резко выдохнула.
Короткий оранжевый сполох вырвался из придорожных кустов в направлении того человека, что появился на втором этаже. Его револьвер ответил тем же. Второй вспышки из кустов не последовало.
Человек в окне перенес ногу через подоконник, повис на руках, спрыгнул.
Наша машина рванулась вперед. Дина прикусила нижнюю губу.
Человек, спрыгнувший из окна, поднимался с четверенек.
Дина обернулась ко мне и прокричала:
– Рено!
Человек в три прыжка пересек дорогу. Как только его ноги оказались на подножке с моей стороны, Дина бросила машину вперед. Я обхватил Рено за пояс и едва не вывихнул обе руки, стараясь его удержать. Он мешал мне, как только мог, перегибаясь назад и пытаясь попасть в тех, кто палил нам вслед.
Потом все окончилось. Мы очутились вне пределов видимости, слышимости и досягаемости «Серебряной стрелы» и неслись прочь от Отервилла.
Рено обернулся и для разнообразия стал держаться за машину сам. Я втянул руки внутрь и обнаружил, что все суставы в порядке. Дина припала к рулю.
Рено сказал:
– Спасибо, малышка. В самое время подрулила.
– Не за что, – отозвалась она. – Так вот какие у тебя праздники?
– Кое-кто явился без приглашения. Знаешь Таннерское шоссе?
– Да.
– Поезжай по нему. Оно выведет нас на бульвар Маунтин, этим путем и вернемся в город.
Девушка кивнула, слегка замедлила ход и спросила:
– Кто пришел без приглашения?
– Так, хмыри, которые еще не поняли, что меня лучше не трогать.
– Я их знаю? – спросила она, пожалуй, слишком небрежно, сворачивая на узкую немощеную дорогу.
– Не твоя забота, малышка. Лучше выжми из колымаги все, на что она способна.
Дина выжала из нее еще двадцать пять километров в час. Теперь она была занята только тем, чтобы удерживать машину на дороге, а Рено – чтобы не свалиться.
Беседа между ними прекратилась, пока мы не выехали на дорогу поровнее.
Тогда Старки спросил:
– Значит, ты завязала с Шепотом?
– Угу.
– А говорят, ты на него настучала.
– Мало ли что болтают. А ты как думаешь?
– Что ты его послала, это нормально. Но связаться с сыщиком и продать Шепота – паршивое дело. Чертовски паршивое, если хочешь знать.
С этими словами он взглянул на меня. Ему было лет тридцать пять – высокий, широкоплечий и тяжелый, но не жирный. Карие туповатые глаза были широко расставлены на длинном и желтом лошадином лице. Лицо безжизненное, неподвижное, но не отталкивающее. Я посмотрел на него и промолчал.
Девушка сказала:
– Если ты так считаешь, то можешь идти к…
– Полегче, – буркнул Рено.
За следующим поворотом дорога была перегорожена длинным черным автомобилем.
Вокруг запорхали пули. Мы с Рено отвечали как могли, а Дина пришпорила свою машину, как лошадь при игре в поло. Она бросила ее на левую сторону дороги, заехала левыми колесами на высокий откос, резко развернулась – машина накренилась под нашим с Рено весом и забралась левыми колесами на откос справа. Потом вырулила на осевую спиной к оврагу, и мы унеслись прочь – как раз, когда наши пистолеты разрядились полностью.
Множество народу произвело множество выстрелов, но, насколько мы могли судить, ничьи пули никого не задели.
Рено, цепляясь за дверцу локтями и вставляя новую обойму в автоматический пистолет, сказал:
– Молодец, малышка. Подходяще крутишь баранку.
– Теперь куда? – спросила Дина.
– Сначала подальше отсюда. Поезжай прямо, там что-нибудь придумаем. Горрдок, пожалуй, для нас закрыт.
Мы сделали еще пятнадцать – двадцать километров в сторону от Отервилла, обогнали несколько машин, но не заметили ничего похожего на погоню. Рено сказал:
– На вершине холма сверни направо.
Мы свернули на проселочную дорогу, которая вилась между деревьями по склону каменистого холма. Здесь и пятнадцать километров в час уже казались высокой скоростью. Мы ползли еле-еле минут пять, потом Рено велел остановиться. Просидев с полчаса в темноте, мы ничего особенного не заметили. Наконец Рено предложил:
– В полутора километрах отсюда есть пустая хижина. Заночуем там. Прорываться в город сегодня смысла нет.
Дина сказала, что ей все равно, лишь бы в нее больше не стреляли. Я сказал, что согласен, хотя предпочел бы поискать тропинку, ведущую обратно в город.
Мы осторожно тронулись дальше по проселочной дороге. Вскоре наши фары нащупали низкое фанерное строение, нуждавшееся в покраске, но никогда ее не знавшее.
– Здесь? – спросила Дина у Рено.
– Похоже. Подождите, я проверю.
Он вышел и вскоре появился в свете фар у двери хижины. Погремел ключами, снял замок, открыл дверь и вошел. Затем вышел и позвал нас:
– Все в порядке. Входите и располагайтесь.
Дина выключила мотор и вылезла из машины.
– Есть в машине фонарик? – спросил я.
Она дала мне фонарик, зевнула:
– Господи, ну и устала я. Надеюсь, в этой дыре есть что-нибудь выпить?
Я сообщил, что у меня с собой фляжка виски. Эта новость ее подбодрила.
В хижине была всего одна комната, где помещалась армейская койка, покрытая коричневым одеялом, стол, на котором валялись фишки для покера и колода карт, железная печка, четыре стула, керосиновая лампа, тарелки, кастрюли, сковородки и ведра, три полки консервов, охапка дров и тачка.
Когда мы вошли, Рено зажигал лампу.