Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
– Да, помню, – сказал он, чуть ли не фыркая. – Вы выдвинули гипотезу, что между событиями у Холдорнов и смертью ее родителей есть связь. Но что это за связь, вы, по-моему, и сами не знали. Не кажется ли вам, что гипотеза выглядит... скажем... несколько надуманной.
– Вряд ли она надуманная! Убили отца, мачеху, личного врача, мужа – одного за другим, в течение двух месяцев, а служанка угодила в тюрьму. Одни близкие ей люди. Похоже, что работа шла по плану. А если план не выполнен, – я усмехнулся, – то теперь самый близкий Габриэле человек – вы.
– Вздор! – Он был очень раздражен. – О смерти родителей и смерти Риза нам известно буквально все, и никакой связи тут нет. Виновные в убийстве Риза или мертвы, или в тюрьме. Разве я не прав? Так чего разглагольствовать о каких-то связях между преступлениями, когда мы знаем, что их не существует.
– Ничего мы не знаем, – не сдавался я. – Знаем только, что они не обнаружены. Кому может быть выгодно случившееся?
– Насколько мне известно – никому.
– А если она умрет? Кто получит наследство?
– Не знаю. В Англии или Франции есть, кажется, дальние родственники.
– Да, тут нам ничего не светит, – проворчал я. – В любом случае ее саму убить не пытались. Расправляются только с близкими.
Эндрюс угрюмо напомнил мне, что сначала надо найти девушку, а уж потом судить, пытались ее убить или нет и насколько преуспели. Он был прав. Следы Габриэлы обрывались у эвкалипта, в который врезался «крайслер».
Прежде чем он ушел, я дал ему совет:
– Думайте как угодно, но искушать судьбу все же не стоит; этот план, возможно, существует, и, возможно, вы стоите в нем следующим пунктом. Береженого Бог бережет.
Спасибо он не сказал. Лишь язвительно спросил, не советую ли я ему нанять для охраны частного сыщика.
Мадисон Эндрюс предложил награду в тысячу долларов за информацию о местонахождении девушки. Хьюберт Коллинсон добавил такую же сумму и назначил еще две с половиной тысячи за поимку убийцы сына и необходимые улики. Половина населения округа превратилась в ищеек. Куда ни плюнь, всюду бродили, а то и ползали на четвереньках какие-то люди, прочесывая поля, долины, холмы и тропы, в лесу шпиков-любителей было больше, чем деревьев.
Фотографии девушки раздали по рукам и опубликовали в печати. Газеты от Сан-Диего до Ванкувера подняли суматоху, не жалея красок для портретов и заголовков. Более или менее свободные сыщики агентства «Континентал» из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, приехав на охоту в окрестности Кесады, проверяли выезды из городка и расспрашивали людей – все впустую. О результатах поисков трещало радио. На ноги подняли полицию и отделения агентства в других городах.
К понедельнику вся эта суета ничего не принесла. Во второй половине дня я вернулся в Сан-Франциско и пожаловался на неудачи Старику. Он вежливо выслушал, словно я рассказывал не особенно интересную и лично его не касающуюся историю, потом одарил меня обычной, ничего не значащей улыбкой и вместо помощи любезно заявил, что в конце концов я непременно во всем разберусь.
Затем он добавил, что звонил Фицстивен и пытался меня разыскать.
– Видимо, у него к вам важное дело. Он хотел отправиться в Кесаду, но я сказал, что жду вас здесь.
Я набрал номер Фицстивена.
– Приезжайте, – сказал он. – У меня кое-что есть. То ли новая загадка, то ли ключ к старой, – не пойму. Но кое-что есть.
Я поднялся на Ноб-хилл в фуникулере и уже через пятнадцать минут был у него в квартире.
– Ну, докладывайте, – сказал я, когда мы уселись в гостиной среди книжно-газетно-журнальной свалки.
– Габриэлу еще не нашли? – спросил он.
– Нет. Давайте-ка свою загадку. Только без литературщины, без заранее подготовленных кульминаций и прочего. Я для них недостаточно образован – только изжога всегда начинается. Рассказывайте просто и по порядку.
– Вас не переделаешь, – сказал он, пытаясь состроить кислую, разочарованную мину, хотя явно был возбужден. – Кто-то... голос был мужской... позвонил мне по телефону в пятницу ночью, в половине второго. «Фицстивен?» – спрашивает. «Да». Тогда он говорит: «Убил его я». Точные слова, тут я уверен, хотя слышимость была неважная. В трубке трещало, да и голос шел издалека.
Я не знал ни кто это... ни о чем он говорит. «Кого убили? – спрашиваю. – Кто звонит?» Ответа я не понял, уловил только слово «деньги». Он говорил что-то о деньгах, повторил несколько раз, но я расслышал только одно это слово. У меня сидели гости – Маркары, Тед и Сью Ван Слэки, Лора Джойнс с каким-то знакомым. Говорили о литературе. Я собрался ввернуть остроту о Кабелле [31] , что он, мол, такой же романтик, как деревянный конь – троянец, и этот пьяный шутник, или кто он там, оказался совсем некстати. Поскольку все равно не было слышно, я бросил трубку и вернулся к гостям.
31
Кабелл Джеймс (1879 – 1958) – американский романист, критик, поэт.
Мне и в голову не приходило, что в звонке есть смысл, но вчера утром я прочел о смерти Коллинсона. Я был у Коулманов в Россе. Все-таки разыскал их и нагрянул в субботу на выходные. – Фицстивен улыбнулся. – Ралф сегодня явно радовался моему отъезду. – Он снова стал серьезным. – Даже узнав о Коллинсоне, я все еще не был убежден, что звонок важный. Дурацкая шутка, и все. Конечно, я бы в любом случае вам рассказал. Но вот, взгляните – нашел в почтовом ящике, когда приехал.
Он вытащил из кармана конверт и бросил мне. Дешевый белый конверт, какие продаются повсюду. Уголки грязные и загнутые, словно его долго таскали в кармане. Имя и адрес Фицстивена нацарапаны печатными буквами, твердым карандашом, и писала их неумелая рука – а может быть, автор просто хотел сойти за малограмотного. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Сан-Франциско в субботу в девять утра. Внутри лежал замусоленный клочок оберточной бумаги с одним предложением, выписанным тем же карандашом и тем же дрянным почерком:
ТОТ КОМУ НУЖНА МИССИС КАРТЕР МОЖЕТ ВЫКУПИТЬ ЕЕ ЗА 10 000 ДОЛЛАРОВ.
Ни даты, ни подписи, ни привета.
– Габриэлу видели в машине, одну, около семи утра в субботу, – сказал я. – Письмо же опустили в городе почти за сто тридцать километров от Кесады, и раз на штемпеле стоит девять часов, оно оказалось в ящике к первой выемке. Есть над чем поломать голову. И уже совсем странно, что оно адресовано не Эндрюсу, который ведет ее дела, не богатому свекру, а вам.
– И странно и нет, – ответил Фицстивен. Его худое лицо было возбуждено. – Кое-что можно объяснить. Кесаду порекомендовал Коллинсону я, так как жил там два месяца прошлой весной, когда заканчивал «Стену Ашдода»; дал я ему и записку, на визитной карточке, для Ролли – он отец помощника шерифа и торгует недвижимостью. Но представил я Коллинсона как Эрика Картера. Местный житель может не знать, что его жена – Габриэла Коллинсон, урожденная Леггет. В таком случае у него нет возможности связаться с ее родней, разве что через меня. Письмо и адресовано мне, но чтобы его передали заинтересованным лицам, оно начинается «тот кому...».