Сотрудник ЧК
Шрифт:
Наткнувшись на них у городской заставы, банда не приняла боя. Едва заработали пулеметы, едва из палисадников грянули залпы красноармейских винтовок, едва кувыркнулись через конские шеи первые всадники, как смагинцы повернули лошадей и стали уходить. Пыль коричневым облаком вспухла над дорогой, и из нее брызнули неприцельные ответные выстрелы. А когда пыль рассеялась, на дороге валялось больше десятка трупов и в канаве торчком на боку лежала тачанка, у которой при развороте отлетело колесо. Рядом билась лошадь с переломанными ногами. На двух других лошадях, обрезав постромки, улепетывали возничие, а за ними, хромая, бежал спешенный бандит, у которого вырвалась ошалевшая лошадь, стрелял в воздух и слезно молил «братиков» не покидать. Убедившись, что помощи ждать не приходится, он залег на пригорке и долго отчаянно отстреливался, убив двух красноармейцев и тяжело ранив командира взвода…
…Ничего этого Алексей не видел.
Оставив Храмзова обыскивать федосовский дом и добывать Севу из погреба, Алексей стремглав помчался в штаб, чтобы предупредить Саковнина о предстоящем налете. Начальник штаба послал его к Величко на рынок с приказом отправить людей к городской заставе, а самому немедленно явиться в штаб.
Когда Алексей доложил о печальных результатах облавы у Федосовой и попросил разрешения вместе с особоотдельцами идти встречать банду, Величко разнес его непечатно.
– Без тебя обойдусь! Крученого упустил, теперь и девку хочешь? Марш за Федосовой! Без нее не возвращайся!
Алексей вернулся на Портовую. Сева все еще отсиживался в погребе и в переговоры с чекистами не вступал, думая, очевидно, дождаться прихода своих. Володя показал Алексею найденные в подвале федосовского дома толовые шашки и обрывки телефонных проводов: кто-то из Дининых друзей систематически рвал нашу связь.
Приказав продолжать обыск, Алексей спустился к купальне. Возле нее покачивался на воде вместительный рыбачий дубок, на котором приехал Сева.
Алексей отвязал лодку и один отправился на остров.
ЗА ДИНОЙ
Взрыв он услышал, когда проезжал мимо пристани. Над плавнями горел красный предветренный закат, тихонько покачивались ивы, уже заметно подпаленные осенью; тень от них наплывала на реку. Алексею показалось, будто ивы, и холодная речная гладь, и красные облака, и прибрежные домики – все дрогнуло, сместилось, как от толчка, и потеряло устойчивость. Люди на дебаркадере засуетились.
Алексей прислушался к медленно оседающему гулу разрыва, пытаясь угадать, где рвануло. Он зябко свел лопатки, когда подумал, что этот взрыв предназначался для штаба, расположенного в тесном окружении жилых домов, и что сам он, по замыслу Маркова, должен был находиться там. И Дина знала об этом?..
…Алексей проехал мимо песчаной отмели, на которой высаживался в прошлый раз, и причалил в тихой заводи, где камыши росли пореже. Вылез на берег и, достав револьвер, пошел искать хижину.
В зарослях скапливались вечерние сумерки. Плавни размякли от недавних дождей, влажный мох причмокивал и глубоко оседал под сапогами. Он продвигался медленно, на ощупь, выбирая твердую почву. Иногда Алексей оступался, и ноги по колено уходили в топкую грязь.
Послышались голоса. Алексей остановился. Голоса раздавались чуть сзади и как будто сверху. Слева тянулся низкий, в полроста, обрывистый склон овражка, густо поросший молодым ивняком. Схватившись за куст, Алексей взобрался наверх, прошел несколько метров и увидел заднюю стену хижины. В хижине разговаривали.
С минуту он стоял, стараясь по голосам определить, сколько там человек. Вот заскрипел недовольный баритон папаши Федосова. Ему громко и повелительно ответила Дина. Она сказала:
– Откуда ж я знаю! И оставьте меня в покое!..
Потом долго брюзгливо говорила женщина, должно быть, мать. Других голосов не было. Сева, кажется, не обманул: кроме него, никто Федосовых не охранял.
– Ох, и надоели! – с досадой сказала Дина. – Господи, до чего надоели!.. – (Было слышно, как она встала, задев какой-то гулкий предмет, похоже – ящик.) – Сидите, не высовывайтесь, я сейчас вернусь…
На противоположной стороне хижины стукнула дверь. Дина быстро пошла по тропинке, Алексей хорошо знал ее шаги.
Бесшумно раздвигая ветки, он обошел хижину и, скрытый кустарником, увидел, как Дина остановилась возле широкого старого пня и, сначала потрогав ногой, легко взобралась на него.
Она была в том самом коричневом платье, в каком являлась на работу (видно, второпях не успела переодеться), на плечах клетчатый кашемировый полушалок, ноги в высоких, до середины икр, шнурованных ботинках…
Что ни говори, а девятнадцать лет от роду – это немного даже для чекиста! Минуты шли, а Алексей все не двигался с места…
Вскинув красивую голову, Дина стояла неподвижно на широком пне. Ветерок шевелил ее отливающую начищенной медью, чуть встрепанную косу, прижимал платье к высоким ногам, и вся ее тоненькая фигурка казалась на ветру напряженной, как струна.
Дина к чему-то прислушивалась…
И тут сквозь шелест деревьев Алексей различил далекий невнятный шум, похожий на хруст валежника. Это были выстрелы – то пачками, то долгой пулеметной строкой, то сбивчиво и густо, словно вдалеке кто-то яростно разламывал ногами сухие ветки.
«Смагины! – пронеслось в голове. – У заставы бой!..»
И уже не колеблясь, стиснув челюсти, Алексей шагнул на тропинку.
Вскрикнув, Дина обернулась…
Он ожидал растерянности, остановившихся от ужаса глаз, жалких несвязных оправданий… Ничего подобного!
– Алеша!
Спрыгнув с пня, она точно по воздуху перелетела разделявшее их расстояние, с ходу обняла, прижалась, потом, отпрянув, схватила за руки, не замечая даже, что в одной из них он продолжает сжимать наган.
– Алеша, вы! Милый!.. Он успел вас предупредить. Я ведь места себе не находила! Алеша, вы герой! Я все слышала!..
Самой искренней неподдельной радостью светилось ее лицо, глаза, вся она, возбужденная и торжествующая.
«Успел предупредить?.. Значит, с ним не собирались расправляться? По крайней мере, так думала Дина. Значит, перед ним-то, во всяком случае, она ни в чем не виновата!..»