Сотворение брони
Шрифт:
И для конструктора существует предел нервной стойкости. Каким бы невозмутимым, уравновешенным, даже бесстрастным ни бывал он в обычных условиях, в моменты испытаний боязнь за свою машину, тревога за ее судьбу нередко берут верх над сознанием необходимости подвергнуть ее жесточайшей проверке. Эти человеческие слабости были присущи Кошкину, как и любому конструктору, но он выезжал на испытания опытных образцов чаще других, превозмогая самого себя, свою жалость к машине.
Игорь Мальгин, попеременно с другими водителями испытывающий и БТ-7 последнего выпуска, и Т-20, и толстобронный гусеничный, радовался, когда Кошкин предупреждал его: «На рассвете выезжаем». Бывали
Само присутствие Кошкина не давало Игорю переступить едва уловимую грань между полезным риском и тем, что таит в себе катастрофу. Но однажды он переступил ту грань.
На центральном полигоне саперы оборудовали новейшие препятствия для испытаний легких танков. Последний образец БТ-7 представляли Кошкин и Мальгин.
Сперва пригласили на полигон водителей для знакомства с небывалыми сооружениями. Одно из них - ров шириной восемь, глубиной два с половиной метра, имеющий высокий земляной бруствер, - водители признали непреодолимым. Начальник отдела испытаний центрального полигона остался с Игорем у рва.
– Другим можно бы простить отказ - машины у них не те. А твоя «бетушка»! Десятки раз я с ней прыгал - не подводила. Попробуй, испанец! Кто же, если не ты?
Еще раз обойдя ров, Игорь прикидывал. Если приблизиться на малом ходу, танк клюнет носом и останется торчать кормою вверх. На высшей скорости можно разбить машину о стенку. Спросить Кошкина? Не разрешит. Отказаться - совестно перед начальником. «Если не я - он прыгнет, во как морщит длинный нос, стыдно за меня, наверно: учил, а чему научил - трусости?… Ему запрещено - старше чуть ли не вдвое, напрыгался за армейскую службу больше всех испытателей, вместе взятых, а прыгнет же1 Уверен в «бетушке», подсчитал, выверил, значит, можно».
– Согласен, товарищ начальник, только не на заводской машине.
– Что за капризы, Мальгин? Не узнаю тебя.
– Без Кошкина не имею права рисковать заводской. Доложите ему.
Начальник полигона знал: накануне показа машины армейской комиссии Кошкин ни за что не согласится подвергнуть ее, а тем более водителя, опасности.
– Не прячься за спину Михаила Ильича.
– Дадите полигонный БТ-7 - прыгну, на своем - нет. На том и порешили.
Поверх обычного комбинезона Игорь натянул ватные брюки. Туловище его обмотали кошмой, привязали к сиденью ремнями. Разгон взял километра в полтора. Достигнув скорости до семидесяти километров в час, использовав инерцию машины, Игорь взметнул ее надо рвом, летел по прямой метров семь, наверно, а на восьмом тяжесть превозмогла инерцию, и четырнадцать тонн железа ударили лбом в самую середку стенки рва. Ремни ножами врезались в ребра, но не сдержали тело на сиденье. Голову будто сорвало с плеч, бросило лицом на броневую крышку закрытого люка. В танк хлынуло солнце - Игорь ощутил его уходящим сознанием: «Откуда солнце?…»
Откуда - он узнал уже потом. В момент удара, срезав все болты, башня вместе с кольцом крепления полетела вперед на десяток метров. Разбив стенку, корпус на колесах выскочил без башни на бруствер-Игоря увезли в госпиталь с покалеченной челюстью. Ее вправили, вставили зубы, и забыть бы Игорю к следующему выезду в Москву о неудачном прыжке,, если б не насмешница Галя.
– Раскрошишь и вставные… Кому ты нужен будешь беззубый?!
А в глазах продолжала
2
Ветерок от Москвы-реки сдувал е берез и кленов сухие пламенеющие листья, опускал их бережно на огромное поле, на танки, застывшие у лесной опушки.
Автомобили, шурша по листьям, выезжали из глубины леса, замедляли ход возле дощатой трибуны. Из одной машины вышел нарком обороны маршал Ворошилов, из другой - нарком машиностроения Малышев.
Приникший к перископу Игорь (он был в танке один, и никто ему не мешал хозяйничать на командирском месте в башне) видел, как Ворошилов легкой покачивающемся по ходкой кавалериста взошел на трибуну, встал у перил и обвел глазами танковый строй. Игорю показалось, что нарком обороны задержал взгляд на Встречном. А может, и не покааалось?… «Понравился, наверно… Улыбается». От наркомовской улыбки стало хорошо на душе, вспомнилась вдруг песня о красной кавалерии:
…ведь с нами Ворошилов,
Первый красный офицер.
Сумеем кровь пролить за СССР.
Но через минуту Мальгин расстроился: конструктор-путиловец подошел к наркому, показал рукой в сторону своих машин. Ворошилов посмотрел туда, где на левом фланге стоял огромный танк, названный его именем - КВ.
Игорь взглядом отыскал на трибуне Кошкина. Михаил Ильич затерялся среди гостей, военных, представителей наркоматов, старался держаться незаметно. «Волнуется… Ничего, не подведем. Машины отличные - еще посмотрим, чья возьмет!»
Мальгин знал, что справа от него стоят Т-20 и три модернизированных ВТ. Управляют ими настоящие танковые асы. Что он, Игорь, по сравнению с ними? Моложе всех годами и опытом испытателя. Почему Михаил Ильич доверил именно ему противоснарядную гусеничную - главную машину доверил? Случись самая незначительная задержка (а если поломка?!) - и конец надежде, а противники Встречного будут ликовать… Вон сколько препятствий наготовили!
Эскарп и ров, надолбы и ежи. И все приказано пройти, даже те, что другим танкам в программу не включили: и проволочную ловушку, и французскую сетку над ямой…
Шум двигателей двухбашенного, похожего на крейсер СМК и однобашенного KB с небывалой броней в семьдесят пять миллиметров вспугнул птиц, и они, загалдев, заметались над чащей. Малоповоротливые, медлительные машины, но какая сила! KB разворачивает, утюжит насыпи, играючи берет эскарп - отвесный срез холма.
Игорь не слышит, но видит, как аплодирует трибуна. Ворошилов похлопывает конструктора по плечу, смеется; улыбается и Малышев. Кошкин тоже аплодирует, но глядит он не на KB, а на свои танки. Сейчас пойдут они. Сначала Т-20, потом «бетушки», и последним - танк Игоря, Встречный… Трудно быть последним. «Жаль, что последний. Устанет комиссия смотреть. Да и чем удивишь после KB, после прыжков «бетушек»?»
Игорь спустился из башни на свое место. Он изнервничался - не пропустить бы радиосигнал, - продрог, дожидаясь, но, когда раздалась команда, дизель включил в ту же секунду. Как только услышал ровный гул мотора, легче стало. Танк сорвался с места, как застоявшийся на привязи породистый жеребец.
Препятствия, предусмотренные программой, машина брала свободно, играючи. Игорь ощущал дрожь, температуру двигателя, каждую выбоину под гусеницей, каждый камень на пути. За полосой препятствий нужно было обойти крутой холм, чтобы попасть на отлогий спуск к реке. Игорь посмотрел на холм и вдруг решил не объезжать его. «Возьмем?» И ему послышалось в реве машины: «Возьмем!»