Сотворение брони
Шрифт:
А может, страхи мои преувеличены, может, погонят фашистов назад и я найду тебя в нашей комнате на Палисадной? Если бы так.,,
Люблю тебя. Галя»,
Днепродзержинск уже три недели в руках немцев. Значит, или не успела эвакуироваться, или…
Игорь не стал долго раздумывать - пошел в военкомат. Но там развели руками:
– Броня у вас, товарищ Мальгин.
– Да я только что с фронта! Воевал с первого дня.
– Не имеет значения. Вот если директор ваш даст разрешение - другое дело…
С Максаревым разговор был короткий:
– Я танкист - мне воевать
– А новые машины на Урале испытывать господу богу?! И так сколько испытателей на фронт ушло, с кем танки будем выпускать?
Игорь продолжал настаивать:
– Люди смерть принимают, а я должен удирать в тыл?…
– Удирать?!
– возмутился Максарев.
– Получается, мы трусы, потому уезжаем, а ты, святой, остаешься!
И не заметили, как из темноты вынырнул на едва освещенную погрузочную площадку нарком Малышев, прилетевший поздно вечером на завод.
Нарком был взвинчен и крут в ту ночь. Проверяя ход погрузки, обнаружил оставленный в пакгаузе ящик с инструментом и не пожелал выслушать объяснение директора, что инструмент старый, приготовленный на переплав, и взят с завода по недоразумению, дал нагоняй. Но сейчас дело куда серьезней: человек не подчиняется приказу, как бы Малышев сгоряча не подвел его под военный трибунал…
– От эвакуации отказывается?… Не под немцем ли оставаться решил?… - по-своему понял нарком возмущение директора.
– Нет-нет, товарищ нарком!
– кинулся на выручку Максарев.
– Это наш лучший испытатель, Мальгин. Воевал с первого часа войны в полку Жезлова. Из окружения разбитую тридцатьчетверку на завод привел… Тошно ему - любимая в оккупации, потому и в бой рвется…
Не назови Максарев фамилии, вряд ли нарком узнал бы в измотанном, отощавшем человеке того круглолицего, могучего богатыря, который вместе с главным конструктором Кошкиным показывал правительству опытные Т-34. «Неужели правда сумел спасти танк?!»
– Жезлов сказал: ни одной машины в полку не осталось…
– Живой?! Вы его видели, товарищ нарком?
И Мальгин услышал, что Жезлов с двумя десятками бойцов и полковым знаменем пробился-таки из окружения и только что назначен командиром танковой бригады.
Не терпелось узнать, вступила ли бригада в бой, хотелось упросить наркома отпустить его к Жезлову, но Малышев уже расспрашивал, сколько километров от границы прошла его тридцатьчетверка, как долго дралась с врагом в одиночестве.
– Такого испытания другой тип танка не выдержал бы, - раздумчиво проговорил Малышев.
– Спасибо. Вы укрепили в нас веру в машину Кошкина. Т-34 надо выпускать как можно больше - это спасет… Напрасно вы думаете, товарищ Мальгин, что бить врага можно только на фронте.
Но нарком чувствовал: человек этот все равно не перестанет рваться на фронт, если не взвалить на него тяжесть, равную той, что сгибала его плечи там, в огненной круговерти боев.
– Вы полетите со мной на Уралмаш. Там теперь не менее жарко, чем в боях.
Максарев оторопел:
– Мальгин остался единственным испытателем. Кто будет на Урале испытывать наши машины?…
Малышев пообещал вернуть Мальгина, как только завод подготовит к испытаниям хотя бы один танк.
2
Не
При всей сложности перехода Челябинского тракторного и Уральского транспортного завода с мирных машин на военные этим предприятиям, имевшим хорошо налаженное поточное производство, было куда легче, чем Уралмашу. На транспортном в предвоенный год широко применялась массовая сварка крупных узлов; здесь впервые испытывалась в заводских условиях патоновская сварка, она и позволила позднее создать базу для выпуска танков в небывалых размерах. А Уралмашу было все внове - ему пришлось одолеть пропасть, отделяющую машины-гиганты от серийных танков. Цикл производства блюминга или оборудования для доменной печи составлял годы, цикл производства танка при налаженном ритме - дни.
И еще одно преимущество имели двое по сравнению с третьим: челябинцам снизили программу по тракторам, транспортников освободили от производства машин. А Уралмаш, оставшись единственным заводом тяжелого машиностроения, продолжал выпускать оборудование для черной металлургии сверх серийных заказов по артиллерии и танкам.
Немного обидно было Игорю за Уралмаш: заводу предназначалась роль поставщика узлов и агрегатов - пусть главных, без которых немыслим танк, но все же не всей машины. Разве не имеет Уралмаш талантливых инженеров, рабочих, чтобы сделать полностью танк?! И еще досаднее стало, когда Игорь узнал: корпуса и башни производятся не для «быстрой ласточки», как Жезлов назвал в боях Т-34, а для тяжелого танка КВ. Конечно, и KB нужен фронту, но Мальгину легче было бы примириться с вынужденным пребыванием в тылу, если бы он участвовал в выпуске любимых тридцатьчетверок.
Из аэропорта Малышев заехал в областной комитет партии, а Игоря машина доставила к механосборочному цеху Уралмаша. Обойдя бетонный корпус, вытянутый с востока на запад, Мальгин вошел в раскрытую калитку ворот и повернул к пролетам, где восемь лет назад бригада Толи Федорова собирала пневматическую пушку Брозиуса, а он с Куртом Вейгандом - скиповую лебедку, первые машины Уралмаша.
Петляя между незнакомыми деталями и узлами, Игорь вышел на площадку одного из пролетов. Вспомнил, как весной тридцать третьего года вот на этом самом месте взгромоздили на кузов трехтонки пушку Брозиуса и поехали с ней на первомайскую демонстрацию. Что-то похожее на ту пушку, только габаритами значительно больше, заметил он вблизи, а среди монтажников возле машины - высоченного Николая Плесконоса.
– Или я обознался, или… Ты?… Игорь?… Конечно, Игорь!
– Плесконос обхватил его своими ручищами.
– Что же тебя споловинило? Какие черти, на каком адовом стане сплющили?
– гудел бас, осиливая даже трещотку пневматических молотков.
– Откуда явился-то?
Мальгин коротко рассказал - вернее, прокричал в Нико-лаево ухо - о своем житье-бытье.
– Попался вот под руку наркому… Поработаешь, говорит, пока на сборке танков, молодежь поучишь. Ну и чтоб народу рассказывал, как танки на фронте нужны.