Сотворение мира.Книга третья
Шрифт:
Орудийный огонь мятежников усиливался, и уже сквозь уханье разрывов стало слышно захлебывающееся лопотанье пулеметов. По надречным камням, рикошетя, защелкали пули. Роман оглянулся. Леся стояла в дверях блиндажа. Черные ее волосы рассыпались из-под берета. Она пристально смотрела на Романа и улыбалась, но улыбка ее была вымученной, жалкой. Он хотел было крикнуть ей, чтобы она спряталась в блиндаже и закрыла дверь, но вдруг почувствовал на своем плече чью-то чужую руку.
Перед ним стояли одетые в защитные комбинезоны полковник Ермаков, командир батальона капитан Гуттиерес и незнакомый высокий
— Товарищ Висенте Рохо, начальник штаба обороны Мадрида, — представил незнакомца Ермаков и, повернувшись к Рохо, добавил: — Товарищ Романо Росос, инструктор пулеметной команды.
Откинув плащ, Висенте Рохо поднял к глазам бинокль, медленно осмотрел белеющую вдоль окопов дорогу, высокие деревья парка, несколько краснокрыших домиков вдали. Почти совсем рассвело. Опустив бинокль, Рохо повернулся, увидел Лесю.
— А сеньорита зачем здесь? — спросил он.
— Это переводчик Мадалена Аяла, — сказал Ермаков.
— Участок вашего батальона у меня не вызывает сомнений, — сказал Висенте Рохо, — гораздо опаснее северо-западный сектор. По данным разведки, именно там сосредоточены ударные силы противника. На вашем левом фланге, — Рохо сквозь очки пристально взглянул на капитана Гуттиереса, — надежные войска. Там Двенадцатая интернациональная бригада генерала Лукача и первая бригада Энрике Листера. Прошу особенно зорко следить за правыми соседями, среди них на днях займет позиции трехтысячный отряд анархистов, которым командует Буэнавентура Доррути. Сам он человек отважный и честный, но его отряд — разнузданная вольница…
Роман подошел к Ермакову и сказал, понизив голос:
— Яков Степанович, я пойду туда.
— Куда? — спросил Ермаков.
— На правый фланг батальона, — твердо сказал Роман, — мне кажется, что инструктор пулеметной команды должен быть там, где проходят боевое испытание его ученики. Они ведь первый раз в жизни будут стрелять не по мишеням, а по людям.
Ермаков нахмурился:
— По врагам, ты хочешь сказать?
— Да, по врагам.
— Хорошо, иди, — сказал Ермаков. — Я сам об этом думал. Ты славный парень, камарадо Росос. Настоящий парень!
Он обнял Романа и ушел вслед за Висенте Рохо и капитаном Гуттиересом.
Леся стояла у дверей блиндажа. Она слышала короткий разговор Романа с Ермаковым и не промолвила ни слова, только побледнело ее смуглое лицо.
Орудийный и пулеметный обстрел усилился. Теперь казалось, что гудящая земля и потревоженное небо превратились в какой-то дикий хаос. Откуда-то из-за реки раздались залпы республиканских батарей, расположенных на западной окраине города. В парке Каса дель Кампо, где, по всем данным, затаился невидимый пока противник, взлетели вырванные с корнем деревья и метнулись клубы дыма.
Роман взглянул на сидевших в окопе солдат, резко повернулся к Лесе, не стесняясь людей, приник к ней и громко сказал:
— Я пошел, Лесенька… Мне надо идти…
Маленький солдат с карабином и с гранатой в руках что-то гортанно закричал: иди, дескать! Потом кивнул в сторону Леси: ничего, мол, не беспокойся, мы твою сеньориту будем оберегать!
Придерживая болтающийся на
Роман на секунду задержался, посмотрел на неживые, остекленевшие глаза раненого, подумал о том, что старуха напрасно старается чем-то помочь ему, и побежал дальше. Сквозь грохот разрывов и тонкий посвист пуль он вдруг услышал ровное, с подвыванием гудение. Оно неслось сверху, оттуда, где медлительно плыли розовеющие под лучами солнца, ко всему равнодушные облака. Пугающее своей тяжкой монотонностью, надрывное гудение это приближалось, усиливалось и наконец превратилось в грозный рев. Романа обожгла мысль: «Самолеты-бомбардировщики… а у нас на участке ни одной зенитной пушки…»
Он успел пробежать еще метров тридцать, успел заметить, как отшатнулись от бруствера, попадали на дно окопа солдаты, и тут над его головой с металлическим лязгом распалось небо. С оглушительным грохотом взметнулась навстречу небу земля. Взрывная волна отбросила Романа к задней стенке окопа. Теряя сознание, он упал навзничь.
Сколько времени длилось забытье, Роман не знал. Очнулся он от удушающего комка земли во рту и оттого, что почувствовал на лице и на шее теплую влагу. Мелькнула мысль: «Кровь… значит, ранен в голову…» Он с трудом открыл глаза и вздрогнул: над ним склонилась Леся. Роман долго всматривался в ее измученное лицо, совсем близка увидел искривленный рыданием рот, едва заметный пушок над верхней губой, две темные родинки на мокрой от слез правой щеке. Все еще не понимая, что с ним произошло, он поднял руку, провел ладонью по шее, посмотрел — крови не было, но ладонь была влажная. «Это ее слезы, — подумал Роман, — она плачет… Но как она тут оказалась? Почему покинула блиндаж?» Он коснулся пальцами волос Леси, выплюнул землю и спросил:
— Лесенька, почему ты здесь?
— Я все время бежала за тобой, — всхлипывая, сказала Леся, — звала, но ты ни разу не оглянулся.
Два солдата приподняли Романа. Он сел, посмотрел на солдат.
— Бомба легла впереди окопа, — сказал один из них, — мы все успели лечь, а тебя швырнуло и ударило о стенку. Потом прибежала сеньорита, упала на тебя и прикрыла собой, но самолеты уже улетели…
Второй солдат отстегнул от пояса флягу, налил в кружку вина, протянул Роману:
— Выпей, камарадо, и девчонке своей дай хлебнуть. Это помогает. Пей, пей, пока канонада притихла! Не нравится мне такая тишина. Видно, генеральская банда в атаку на нас кинется.
Леся переводила ему слова солдат, но фляжку Роман уже принял и отпил из нее вина. Сказал:
— Выпей, Лесенька.
Леся послушно сделала несколько глотков. Роман поднялся, отряхнул землю, поблагодарил солдат.
— Ну что ж, пойдем, дорогая моя испанка, — сказал Роман, — все равно тебя не уговоришь.