Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)

Эко Умберто

С другой стороны, против утверждения, что Земля вертится вокруг Солнца, выдвигались серьезнейшие опровержения. В своей «Historia utrusque cosmi» [224] (1617) Роберт Фладд показывал при помощи аргументов из области механики, что ежели необходимо раскрутить круг (в том числе небесный), проще сделать это, прикладывая усилие к его периферии, где и произошел Первотолчок, а не в центре, куда коперникианцы помещают и Солнце, и всякую силу, порождающую жизнь и движение. Алессандро Тассони в своем труде «Десять книг различных рассуждений» (1627) приводит ряд причин, по которым движение Земли представляется невозможным. Приведу только два «рассуждения».

224

«История обоих миров» (полное название – «Метафизическая, физическая и техническая история обоих миров, большего и меньшего»).

Аргумент затмений. Изымая Землю из центра

мира, необходимо поместить ее под или над Луной. Если мы поместим ее под Луной, то окажутся невозможными солнечные затмения, потому что Луна, будучи над Солнцем или над Землей, не сможет больше оказываться между ними. При помещении же Земли над Луной окажутся невозможными затмения лунные, потому что Земля не сможет оказаться между Луной и Солнцем. И более того: астрономы не смогут более предсказывать затмения, потому что их расчеты зиждутся на движении Солнца, а раз Солнце не движется, то все расчеты тщетны.

Аргумент птиц. Если бы Земля вращалась, они, летя на запад, не смогли бы поспевать за ее вращением и не сдвинулись бы с места.

Декарт, который склонялся к Галилеевой гипотезе, но так ни разу и не осмелился открыто выразить свое мнение, выработал довольно изощренную теорию – теорию вихрей или tourbillions («Principia Philosophiae» [225] , 1664). Небеса представлялись ему жидкой материей, подобной морю, которая вращалась, образуя нечто вроде водоворотов – точнее, вихрей. Эти вихри захватывают в свое движение планеты, и один из таких вихрей влечет Землю вокруг Солнца. Но вихрь движется, а сама Земля остается в нем неподвижной. Декарт проявил немалую изворотливость, выдвигая столь изумительные объяснения, позволяющие сохранить и геоцентрическую козу, и гелиоцентрическую капусту, как чистую теорию, не входя таким образом в противоречие с истиной, известной Церкви.

225

«Первоначала философии» (лат.).

Как говорил Аполлинер: «Piti'e, piti'e pour nous qui combattons aux fronti`eres de l’illimit'e et de l’avenir, piti'e pour nos erreurs…» [226] В иные эпохи серьезный астроном просто не мог избежать множества ошибок, как произошло с Галилеем, который с помощью подзорной трубы открыл кольцо Сатурна, но не смог понять, что это такое.

Первоначально он говорил, что видел не одну звезду, а три сочлененные вместе, в линию, параллельную горизонту, и изобразил увиденное в форме трех кружочков. В последующих текстах он утверждал, что Сатурн может являться в форме оливы, и наконец толковал уже не о трех телах или об одной оливе, но о «двух полуэллипсах с двумя весьма затемненными треугольниками посередине указанных фигур», и Сатурн у него весьма смахивает на Микки-Мауса.

226

«Снисхождения, снисхождения к нам, сражающимся на рубежах неведомого и грядущего, снисхождения к нашим ошибкам…» (фр.) – сокращенная цитата из стихотворения «Рыжекудрая».

О кольце гораздо позже заговорит только Гюйгенс.

Бесконечность миров

Путешествуя по мирам, созданным фантазией, воображаемая астрономия наших предшественников, расцвеченная вспышками оккультизма, смогла породить революционную идею – о множественности миров. Она присутствовала уже у греческих атомистов, у Демокрита, Левкиппа, Эпикура и Лукреция. Как рассказывает Ипполит Римский в своей «Философумене», если атомы пребывают в бесконечном движении средь пустоты, не может такого быть, чтобы они не породили бесконечные миры, отличные один от другого, и в некоторых из них нету ни Солнца, ни Луны, а в других они в изобилии. Гипотеза, которая для Эпикура должна была оставаться истинной, поскольку не могла быть опровергнута и сочтена ложной. Вот как напишет Лукреций: «Нет предела, как я доказал, как сама очевидность / Громко гласит и как ясно из самой природы пространства», и далее: «Так что ты должен признать и за гранями этого мира / Существованье других скоплений материи, сходных / С этим, какое эфир заключает в объятиях жадных» [227] .

227

«О природе вещей», II, 1052 и след. Перевод Ф. Петровского.

Как пустота, так и множественность миров были оспорены Аристотелем, и с подачи Аристотеля – такими великими учеными, как Фома Аквинский и Бэкон. Но намеки на множественность миров присутствуют у Оккама, Буридана, Николая Орезмского и прочих при обсуждении infinita potentia Dei, «бесконечного могущества Божия». О множественности миров тем или иным образом будут говорить в XV веке Николай Кузанский и в XVI веке Джордано Бруно.

Яд, содержащийся в этой гипотезе, проступит явственнее, когда

ее поднимут на щит новые эпикурейцы – либертины XVII века. Возможность посещать иные миры, общаться с их обитателями – это ересь похуже гелиоцентризма. Если мы допустим бесконечность миров, встанет вопрос о единственности искупления: либо Адамов грех и страсти Христовы – всего лишь маргинальный эпизод, касающийся только нашей Земли, но никак не других божественных созданий, либо Голгофа должна повторяться бесчисленное множество раз на бесчисленном множестве планет, уничтожая таким образом возвышенную неповторимость жертвы Сына Человеческого.

Как напоминает Фонтенель в своих «Entretiens sur la pluralit'e des mondes» [228] (1686), эта гипотеза уже была представлена в теории вихрей Декарта: раз каждая звезда влечет свои планеты в вихре, а еще больший вихрь влечет звезду, то можно представить себе бесконечное число вихрей, которые влекут бесчисленное множество планетных систем.

С идеи о множественности миров начинается в XVII веке современная фантастика – в путешествиях Сирано де Бержерака в Империи Солнца и Луны, в «The Man in the Moone» Гудвина и «Discovery of a World in the Moone» [229] Уилкинса. Что же касается того, как взлететь, – до Жюля Верна еще далеко. Сирано сначала привязывает к телу множество склянок с росой, и, когда солнечное тепло начинает притягивать росу, он взмывает вверх. Второй раз он использует машину, подталкиваемую «летучими ракетами». Гудвин же предлагает самолет ante litteram [230] – движимый птицами.

228

«Рассуждения о множественности миров» (фр.).

229

«Человек на Луне», «Открытие мира на Луне» (англ.).

230

Опережая свое время (лат.).

Фантастика

Современная фантастика от Жюля Верна до нашего времени открывает еще одну главу воображаемых астрономий, используя и заостряя до предела гипотезы научной астрономии и космологии. Мой стародавний ученик Ренато Джованноли написал увлекательную книгу «Наука в фантастике» [231] , в которой не просто исследует все псевдонаучные (но зачастую очень даже заслуживающие внимания) гипотезы, сначала появившиеся в рассказах, но и показывает, как «наука в фантастике» создает достаточно однородный корпус идей и топосов, переходящих от рассказчика к рассказчику, развиваясь и улучшаясь при этом от жюль-верновских пушек, заряженных нитроглицерином, и антигравитационных комнат Уэллса до путешествий во времени. Попутно выдвигаются различные техники космических путешествий: в состоянии анабиоза, на космическом корабле как замкнутом и экологически самодостаточном микрокосме с гидропоникой, с бесконечными вариациями «парадокса Ланжевена», в котором астронавт возвращается из космического путешествия, проходившего со скоростью света, и оказывается на десять лет моложе своего близнеца. К примеру, Роберт Хайнлайн во «Времени для звезд» описал такого рода историю двух близнецов, общавшихся телепатически во время космического путешествия одного из них. Но Туллио Редже в своих «Этюдах о Вселенной» обратил внимание на то, что, коль скоро телепатические сообщения передаются мгновенно, ответы путешествующего брата должны были приходить прежде, чем вопрос был задан.

231

Giovannoli R. Scienza della fantascienza. Milano: Bompiani, 1991. (Прим. автора.)

Другая постоянно возникающая здесь тема – гиперпространство, которое Хайнлайн в «Астронавте Джонсе» описывает на примере шарфа:

Это Марс. <…> Это Юпитер. Чтобы добраться от Марса до Юпитера, тебе придется проделать определенный путь. Но, предположим, я сложу шарф так, что Марс окажется непосредственно над Юпитером. Что тогда помешает просто перешагнуть с одного на другой? [232]

Так фантастика занялась поиском аномальных точек Вселенной, где пространство может изгибаться. При этом в ход шли и научные гипотезы, как, например, точки Эйнштейна – Розена, черные дыры, пространственно-временные «туннели» (wormholes), и Курт Воннегут рассуждал в «Сиренах Титана» о гиперпространственных туннелях и воронках, а другие писатели изобретали «тахионы» – частицы, движущиеся быстрее скорости света.

232

Перевод Д. Озерова.

Обсуждались все проблемы путешествий во времени: без удвоения и с удвоением времяпроходца, вспоминался знаменитый парадокс дедушки (вернувшись в прошлое и убив дедушку прежде, чем тот успеет жениться, не исчезнем ли мы в тот же момент?). Задействовались также концепции, разработанные такими учеными, как Рейхенбах в его «Направлении времени», и предполагающие (по крайней мере, в субатомном мире) замкнутую цепь причинно-следственных связей: А приводит к B, В приводит к С, и С приводит к А. Филип Дик в романе «Время, назад» обосновал энтропийное обращение времени. Фредерик Браун написал рассказ «Конец», в первой части которого выдвигается гипотеза, что время – это поле, и профессор Джонс изобретает машину, способную инвертировать это временное поле: Джонс нажимает кнопку… и вторая часть истории составлена из тех же самых слов, что и первая, только в обратном порядке.