Сотый шанс
Шрифт:
ОРИЕНТИРЫ
Самым приметным ориентиром в этом небольшом приволжском поселке Козловка была заводская кирпичная труба. На здешнем заводе собирали легкие коробчатые самолеты По-2. Дорога с фронта в городок лежала через Казань. И если надо было ехать туда за матчастью, командир посылал Девятаева.
— Неудобно как-то, вроде, недавно был…
— Поезжай, поезжай, ты же казанский зять, заодно и на жинку взглянешь.
— Скажет, товарищ полковник, не воюешь, а только по тылам раскатываешь…
— Не
Этот выразительный жест относился к тому, что, хотя Девятаев и летал на санитарной машине, но по ночам — душа просилась! — выпросил разрешение бомбить на ней передний край немецкой обороны. Много шуму наделал он там со своим отрядом. Но опять попался — стукнули его, сгорел самолет. Механика, ходившего бомбером, легко ранило. Хорошо хоть сам остался невредим, можно послать за новым По-2.
С группой летчиков он приехал в приволжский поселок весной, в конце апреля.
— Рано заявились, нет у меня для вас машин, — военпред в самом деле ничего не мог поделать. — Сколько же вас там сбивают?
Летчики — к начальнику завода.
— Придется вам отдохнуть, — начальник развел руками и, прищурившись, добавил: — Хотя, впрочем, работа найдется. Тоже с высотой связана…
Начальник добавил, что первомайский праздник рабочие встречают хорошими производственными успехами. Поселок — сами видели! — украшается панно, плакатами, только вот главный флаг поднять не сумели. Некому.
Начальник подошел к широкому окну, взглянул на заводскую трубу, из которой тянулся легкий, похожий на пух, дымок.
— Вот бы туда его! Только героя у меня такого нет. На заводе женщины, старики, мальчишки…
Верхолазов среди летчиков не было. Они почесали затылки. Одно дело летать… Там ты забираешься на высоту в машине, для этого сделанной, ты ей управляешь. Та высота совсем другая… А тут высоченная труба, взбираться надо по железным скобам, по внешней стороне, тянуть за собой древко с флагом, моток проволоки, плоскогубцы и кусачки. А труба, говорят, чем выше, тем больше качается, на самой верхотуре стакан с водой поставить нельзя — сразу расплещет.
Нет, верхолазов среди летчиков не было.
— Я не поскуплюсь, — ответил на нерешительность пилотов начальник завода. — Выдам двойную «наркомовскую» норму.
На «приманку» никто не согласился.
И все-таки в первомайское утро на самом приметном ориентире, раздуваемое легким ветерком, шелестело красное полотнище.
Как его удалось поднять туда — знал только Девятаев…
Новые самолеты пригнали на аэродром под вечер, Девятаев доложил о прибытии командиру полка.
— Очень хорошо, — сказал тот своим обычным, певучим армянским акцентом. — Вот тебя-то я ждал, как бога. Утром надо лететь.
Полковник объяснил задание. Километрах в ста, в деревне такой-то, лежит тяжело раненный генерал, представитель Ставки. Его приказано доставить в Москву. Дорога каждая минута, но…
Полковник потупил глаза. Он уже посылал
— На тебя вся надежда, — хотел подать руку, но вспомнив, что у истребителей это не принято, закончил: — Ни пуха тебе, ни пера.
Девятаев взлетел на рассвете.
Минут через двадцать машину обволок густой туман. С трудом пробил его. На высоте заиграло красное утреннее солнце. Но от этого не стало лучше: вся земля, будто ватой, закрыта толстым слоем белой пелены. Ни одного ориентира. Надо выйти на узловую станцию, а оттуда, взяв ориентировку, добраться до нужной деревни, где лежит генерал. По времени под крыльями должна быть станция. Михаил нырнул в туман и под его нижней кромкой увидел горящий город. Значит, здесь немцы!.. А его об этом не предупредили. Или здесь еще идет бой?..
Над станцией летчик взял направление на север — по железной дороге. Но тут же пулеметная очередь прошила правую консоль, и, потянув ручку на себя, он вновь ушел в туман. Вскоре туман стал редеть, посветлело. Девятаев нашел нужную деревню, сел на клеверище. Оказалось, что раненых только что отправили в санитарном поезде и генерал тоже там.
Что делать, как быть? Генерала приказано доставить в Москву…
И снова полет, теперь уже вдогонку за поездом. Перехватил его на перегоне. Снизился так, что едва не задел колесами своей машины вагонные крыши. Показал машинисту перекрещенные руки: знак — выключай. Тот, очевидно, не понял сигнала. Самолет ушел вперед и приземлился рядом с линией. Летчик взбежал на железнодорожное полотно, стал махать руками. Не помогло. Состав промчался мимо. Снова взлет, снова круг над поездом и опять посадка впереди. Машинист увидел красную ракету и дал гудок: останавливаюсь.
В Москве бледного, безмолвного генерала подняли на носилках из самолета. И пока не отнесли к санитарной машине, генерал распорядился вынуть из кобуры маленький пистолет.
— Лейтенант, дарю вам его на память, — тихо сказал летчику. — Напишите мне ваше имя и номер полка.
Летчик черкнул в генеральском блокноте свои координаты.
Когда Михаил вернулся к себе, полковник прямо на стоянке стиснул его в объятиях.
— Ну молодец, молодец! Поздравляю. Получен приказ: ты награжден вторым орденом Красного Знамени. — И шутливо подмигнул: — Теперь молодая жена не скажет, что по тылам катаешься.
ПЛЕН
На земле лежала ненадежная июльская ночь, короткая и душная.
Разомкнув отяжелевшие веки, Михаил увидел мерцание Большой Медведицы. Смутно стал припоминать, как истошно кричал: «Выдра», наведите меня на восток!», как пытался взять ориентировку.
Наваждение? Из неведения раздался хриплый голос:
— Живем, браток?
Рука невольно потянулась к пистолету. Кобуры не было…
— Свои, браток…
Над обрывом ямы, из опрокинутого ковша Большой Медведицы, высунулись морды немецких овчарок. Так явился фашистский плен.