Соучастие в убийстве

Уотен Джуда

— Он из очень хорошей семьи, — сказала миссис Филдс. — Отец у него — крупный строитель. Хорошо обеспечен… Мать миссис Томсон, бабушка доктора Томсона, была подружкой на свадьбе моей тетки Берты. Удивительное совпадение!

Она продолжала разбирать родословную Томсонов, которая неизменно переплеталась с ее собственной, и, таким образом, отнесла Томсонов к тому высшему классу, к которому принадлежала сама.

Филдс несколько успокоился.

— Маргарет, — сказал он, — пригласи его в воскресенье обедать.

Миссис Филдс подумала про себя, что это неудачная идея. Она боялась, что муж испортит все дело.

— Ты ведь не знаешь, отец, будешь ли ты сам обедать дома в воскресенье, — сказала она. — Не лучше ли пригласить его во время

твоего отпуска?

— Я обязательно приду к обеду, — настаивал Филдс.

— Боюсь, что доктор Томсон не сможет быть, — сказала Маргарет. — По субботам и воскресеньям он почти всегда дежурит.

Даже если бы он не был занят, ей вовсе не хотелось приглашать его к обеду. Когда один-единственный раз она пригласила домой своего приятеля студента, отец подверг его такому суровому допросу, словно тот был преступником.

Филдс с сомнением поглядел на женщин.

— Ну, вам лучше знать, — проговорил он. — Ладно, отложим до отпуска.

И все-таки доктор Томсон вызывал в нем подозрения. Он бы хотел сам выяснить его намерения. Кстати, Филдс решил навести соответствующие справки об этом докторе. О молодых врачах Филдс был невысокого мнения. Из своего опыта он знал, что это либо невинные простачки — легкая добыча для предприимчивых медицинских сестер, либо испорченные негодяи, для которых все женщины — легкая добыча. Если доктор Томсон из последних, Филдс не будет сидеть сложа руки. Он сумеет защитить свою дочь от распутников.

Завтрак уже заканчивался, когда зазвонил телефон. Филдс поспешно вышел из-за стола. Это был Браммел; он сообщил о своем разговоре с тетушкой Милли.

— Сегодня днем я хочу зайти к Руни, — сказал Браммел.

— Вы думаете, он даст сведения? — оживился Филдс.

В трубке замолчали. Потом Браммел сказал:

— Думаю, что да. Но, конечно, только в том случае, если мы ему что-то пообещаем. Вы даете мне полномочия?

Теперь молчание воцарилось на другом конце провода. Затем Филдс сказал:

— Боюсь, что комиссар это не санкционирует.

— Послушайте, Фрэнк, — сказал Браммел, — закрывать клуб Руни — это не наше дело. Мы ведь не закрываем кафе и театры, если арестовываем там преступника. Собственно говоря, это забота отдела по борьбе с азартными играми. Все, что нам нужно, мы там уже сделали.

Снова молчание в трубке. Затем Филдс сказал:

— В этом есть резон, Стюарт.

— И еще, Фрэнк. Если мы будем добиваться закрытия клуба, другие отделы поднимут вой. Они не потерпят нашего вмешательства. Мы нарушим правила…

— Вы совершенно правы, Стюарт, — неожиданно сказал Филдс. — Ладно… Я поговорю с комиссаром, как только приду в отдел… Может быть, он согласится с вашим предложением… Но только имейте в виду, обещание придется выполнять. Никаких хитростей он не потерпит. Вы же понимаете, Стюарт.

— Понимаю, Фрэнк, — охотно поддакнул Браммел. — Он понимал и кое-что другое: все это время Филдс сам хотел пойти на сделку с Руни, да только не решался открыто сказать об этом. Иначе Филдс уже посоветовал бы комиссару закрыть заведение Руни.

Он засмеялся в трубку.

— А знаете, Фрэнк, забавно получается, — сказал он. — Ведь теперь отделу по борьбе с азартными играми или отделу по борьбе с проституцией придется закрыть этот клуб. И моя сделка с Руни все равно яйца выеденного не будет стоить.

Но Филдсу не было смешно. Этот беззастенчивый цинизм был ему неприятен. Он не желал даже говорить на такие темы.

— Между прочим, Стюарт, — сказал он, — я думаю, когда вы пойдете сегодня к Руни, надо будет поставить возле клуба наших людей.

— Осторожность никогда не помешает, — согласился Браммел.

Филдс возвратился на кухню с озабоченным выражением лица. Он уже забыл обо всем, кроме охоты на похитителя драгоценностей. Молча он допил свой чай и больше не упоминал о докторе Томсоне. Вскоре он отправился в управление.

19

Поговорив

с Филдсом, Браммел сел завтракать. После смерти отца мать и незамужняя сестра перенесли все свои заботы на Стюарта, которого они обожали. Он давал им тщательно отредактированные и вполне пристойные отчеты о своих делах, о том, чем он занимался накануне. Сегодня он рассказал им о налете на клуб Руни, однако ни словом не обмолвился о визите к тетушке Милли. Может быть даже бессознательно, он всегда изображал себя храбрым, благородным и умным. А они просто восторгались им. Мать и сестра день-деньской сидели в четырех стенах, и весь смысл их жизни был в Стюарте. Тот в свою очередь был добр к ним и поставлял не только пищу для ума, но и большую часть семейного дохода. Эту роль Браммел унаследовал от отца, очень умного человека, который был агентом по продаже недвижимости, обанкротился во время большой депрессии и умер вскоре после того, как его сын начал работать в полиции. Браммел старший не оставил сыну денег, но наделил его острым, циничным умом и умением разбираться в пружинах общественной жизни, что очень помогло его продвижению в полиции. Возможно, лучше, чем кто-либо другой в сыскной полиции, Стюарт Браммел знал, как «борьба за шиллинг» может изуродовать человека, разрушить дом и семью. Часто он втайне даже сочувствовал злоумышленникам: он понимал, почему они ступили на этот путь. Но цинизм подчас сковывал его чувства.

Пока Браммел пил кофе и болтал с матерью и сестрой, он мысленно все время возвращался к тайсоновским письмам, которые прочитал ночью, вернувшись от тетушки Милли. Письма окончательно подтвердили его правоту. Ключ к опознанию убийцы — в этих письмах, в этом он уверен. Он снова их прочтет, быть может, он что-то упустил…

Покончив с завтраком, Браммел ушел в свою комнату и сел за письменный стол. Перед ним лежали три пачки писем. Письма родственников не представляли интереса. Филдс был прав. Другое дело письма от «Малыша» и от «Папочки». Удивительно, почему все-таки Филдс не придал им значения. А может быть, он нарочно их не замечает? Браммел не стал раздумывать над этим вопросом, а снова углубился в изучение писем, выписывая в записную книжку все, что в них было примечательного. «Малыш» писал более длинные письма; время от времени ему, видно, приходилось туго: он часто благодарил миссис Тайсон за одолженные деньги и подарки. Но, несмотря на все ее великодушие, «Малыш» без конца упрекал ее, а иногда бросал ей самые дикие обвинения. Причина, видимо, заключалась в том, что она не хотела принимать его у себя дома. Браммел решил, что «Малыш» никогда у нее не был; встречались они в общественных местах, на углу улицы, в парке — и большей частью проводили время в его машине. К нему домой она тоже не желала прийти и не хотела, чтоб их увидели в кафе. «Малышу» не нравилось, что она ведет себя так, будто до сих пор замужем. В одном из последних писем он писал:

«Больше не могу этого выносить. Я не сомкнул глаз, после того как расстался с тобой. Ты была холодная и чужая. Я требую, чтобы ты мне прямо сказала: есть у тебя кто-то другой?»

«Да, другой был», — усмехнулся Браммел. Видимо, «Папочка» и был тем солидным джентльменом, которого так часто видела мисс Грейс Типпет, экономка из соседнего дома. Он чувствовал себя хозяином. Его письма были уверенными, деловито лаконичными. Чаще всего он отправлял их из столиц других штатов, куда ездил по делам. Иногда он просто сообщал ей день своего возвращения. И только время от времени он позволял себе расчувствоваться и говорил о своей любви к ней. В одном из таких писем он напыщенно заявлял, что до тех пор, пока не встретил ее, он не знал, что ум и красота могут сочетаться столь гармонично. Но «Папочка», видимо, замечал и других красоток. В нескольких письмах он оправдывался, отрицал, что поглядывает по сторонам. В ответ на ее упреки, что он завел интрижки в других штатах, он не только превозносил ее красоту, но и не скупился на подарки, деньги и драгоценности.