Соучастие в убийстве

Уотен Джуда

Да, он знал это очень хорошо. Министр отпрянул от него, как от гадюки; он не хотел рисковать своим министерским креслом ради какого-то Руни.

— Впрочем, у вас есть выход, — продолжал Браммел. — Можете предстать перед судом. Больше десяти лет вам не дадут.

— За что это? — спросил Руни, злобно сверля инспектора глазами.

— Вам лучше знать.

— А я не знаю, — упрямо ответил Руни. — К нему на мгновение вернулась его прежняя твердость духа. — Хотите меня подловить? Эти штучки мне знакомы!

—

Нам незачем ловить вас, — веско сказал Браммел. — И так все яснее ясного. У нас достаточно улик, чтобы упрятать вас на всю жизнь. Кое-кто из ваших дружков проговорился.

Руни знал об этом. Конгер сообщил ему. Но кто эти предатели, которые выдали его? Даже Конгер и тот не знал. Погодите, Руни еще посчитается с ними, как он посчитался со всеми, кто вел двойную игру.

— Не думаю, что вам там будет весело, — сказал Браммел. — Этот молодчик Билли Бурк ждет вас не дождется. Он сказал, что сделает из вас отбивную.

Но таких угроз Руни не боялся; с Бурком он и сам может справиться. Он боялся тюрьмы. Еще мальчишкой Руни провел несколько месяцев в городской тюрьме и до сих пор помнил, как они дрались из-за вонючих мясных обрезков, которые им ставили в тазу посреди двора, помнил омерзительный запах камеры, где он сидел почти безвыходно, — этот запах словно въелся ему в ноздри. Не забыл он и грязных, кишевших блохами одеял, которыми они накрывались ночью.

В его глазах блеснул страх.

— Хотите стукача из меня сделать? — спросил он.

— Ну, что вы, — возразил Браммел. — Я хочу узнать лишь одно имя, больше ничего.

— Если я назову его, вы от меня век не отстанете, — сказал Руни. С минуту он молчал. — Нет, не выйдет, — сказал он, ударив кулаком по столу.

— Дело ваше, мистер Руни, — сказал Браммел. — Мы живем в свободной стране, — добавил он, презрительно глядя на Руни.

Снова наступило молчание.

— Что вы обещаете, если я дам сведения?

— Вот это другой разговор, — сказал Браммел. — Во-первых, мы не станем предъявлять вам никаких обвинений. И, во-вторых, мы не закроем ваш клуб. Уговор дороже денег.

Руни смотрел на стол. Он нервно провел рукой по лицу. Через силу, словно из него вырывали каждое слово, он выговорил:

— Этот человек — Фогг.

Браммел присвистнул.

— Фогг? Известный ювелир?

— Он.

— Тогда он, должно быть, крупнейший из всех скупщиков краденого. Король скупщиков. Всем скупщикам скупщик. Почище вас, мистер Руни, вы уж не обижайтесь.

Эти слова, казалось, задели Руни за живое. Он побагровел.

— Фараон поганый! — в ярости заорал он. — Я еще с тобой разделаюсь!..

— Заткнись, Руни, — крикнул Браммел, вскочив. Он не мог сдержать свою ненависть к Руни. — Вы отличный актер, Руни. Притворяетесь, что просто в отчаянии от того, что дали сведения полиции. А сколько лет вы были осведомителем? Не знали,

что мне это известно? Вы были личным осведомителем старшего инспектора Бертона. А за это он убирал всех ваших конкурентов. Тех, которых вы не укокошили.

Руни вздрогнул, словно его ударили. Он хотел что-то сказать.

— Так что помалкивайте, Руни, — прикрикнул взбешенный Браммел. — А то я могу забыться и шепнуть одному из ваших молодчиков, что вы не только крупный скупщик, но и не менее крупный доносчик. Я даже могу сказать это Фоггу.

Громко хлопнув дверью, Браммел вышел из кабинета Руни. Вид у него был такой разъяренный, что телохранители попятились.

— Хотите хороший совет? — бросил им на ходу Браммел. — Удирайте отсюда, пока целы. Не то сидеть вам за решеткой.

22

В семь вечера от полицейского управления отъехала машина с сыщиками. Она направлялась к дому Альберта Огастеса Фогга на Пепперминт-кресчент, менее чем в четверти мили от дома покойной миссис Тайсон.

Группой руководил Филдс. Ему было явно не по себе.

— Знаете, Стюарт, — начал он, — я просто не могу поверить, что такой уважаемый в городе человек, как мистер Фогг, замешан в таких делах.

— Есть предел даже для самого большого обжоры, но жадности к деньгам нет предела, — заметил Браммел.

— Да, я знаю, — сказал Филдс. — Но мистер Фогг имеет со своих магазинов колоссальный доход. Зачем ему рисковать?

Вопрос был чисто риторический. Просто Филдс очень не любил допрашивать богатых людей, уважаемых горожан, членов масонских лож и разных видных обществ, даже банковских клерков, если тех, как говорится, «бес попутал».

По тонким губам Браммела скользнула улыбка.

— Министр посмеется втихомолку, Фрэнк, — сказал он. — Фогг — один из финансовых оплотов оппозиции.

— Если он скупщик краденого, деньги не принесут ему счастья, — сказал Филдс.

— Когда-то принесли, — сказал Браммел. — Как мне сообщили, десять лет тому назад он был обвинен в контрабанде бриллиантов. Его оправдали, но тем не менее он должен был остаться в списке подозрительных лиц. Кто-то сумел его выгородить. Вот что делают деньги.

— На сей раз для него не будет особого закона, — хмуро сказал Филдс.

Но, несмотря на эти заявления, Филдс чувствовал себя прескверно. Не говоря о его собственном отношении к таким людям, как Фогг, уверенность Филдса была заметно поколеблена еще в управлении. Комиссар предупредил его, чтобы он действовал осмотрительно. И Филдс позволил Браммелу убедить себя не устраивать налет на магазины Фогга, а без излишнего шума наведаться к нему домой.

Когда они уже подъезжали к дому Фогга, Филдс объявил, что сопровождать его будет один Браммел, все остальные останутся в машине.