Соучастник
Шрифт:
– Так о чем ты хочешь поговорить?
– спрашивает Ньюан.
– Разве ты не должна задавать мне вопросы?
Она закатывает глаза. Наверняка эта женщина была задиристой соплячкой в школе.
– Зет, уже полночь. У нас не типичный сеанс, верно? Давай сразу перейдем к делу.
– Хорошо.
– Я смотрю на нее, гадая, как она к этому отнесется. Я никому не рассказывал о тьме, которая меня терзает. Ни одной живой душе. Хотя достаточно часто представлял себе реакцию окружающих. Отвращение. Ужас. Жалость. Жалость - самое страшное.
–
– И я часто бываю жестоким, когда просыпаюсь от них.
– Что происходит в этих кошмарах?
– спрашивает она.
Перемена в ней незаметна, но для меня совершенно очевидна - она вдруг становится врачом, хотя и очень подозрительным, осторожным врачом, а не женщиной, затаившей обиду. То, как она спрашивает о моих кошмарах настолько небрежно, настолько отрывисто и клинически, что мне легко рассказать ей об этом. Почти.
– Я сплю в своей кровати, - говорю я ей.
– Маленький. Не знаю, сколько мне лет.
– До или после того, как убили твоих родителей?
– вклинивается Ньюан.
Никакого мягкого, нежного подхода. Она погружается в вопрос сломя голову.
– После, - говорю я.
– Ты знаешь, где находишься?
– Да.
Она окидывает меня взглядом.
– Я в своей спальне. Лежу в своей постели у Чарли дома.
– Ясно. И что происходит, когда ты лежишь в постели в доме Чарли?
– Я просыпаюсь, на моем лице подушка. Я не могу дышать.
Ньюан кивает, перекладывая электрошокер из одной руки в другую. Разве она не должна записывать всю хр*нь которую я говорю или что-то в этом роде?
– И как ты реагируешь на это?
– спрашивает она.
– Я слетаю с катушек. Брыкаюсь, вырываюсь, борюсь за свободу. Я падаю с кровати и прижимаюсь к стене. Я вижу… вижу его.
– Его?
– Он говорит, что он - это я, моя тень, но я знаю, что это не так. Этот мужчина совсем взрослый и от него пахнет бурбоном, а я маленький. Я очень маленький.
– Так ты с ним разговаривал?
– Он разговаривал со мной.
– Он говорит что-то помимо этого?
– Он говорит, что убьет меня.
– И как ты на это реагируешь?
Я злобно смотрю на нее.
– Плохо.
– Я пытаюсь понять, что это за версия тебя, Зет. Иногда подсознание воплощает наши тайные страхи, делая нас слабыми в наших сновидениях, лишая силы, так что мы чувствуем себя неспособными защитить себя или обороняться. Часто это связано с чувством незащищенности, которое мы можем даже не осознавать в повседневной жизни. А учитывая то, какую жизнь ты ведешь, не удивлюсь, если именно это с тобой и происходит.
– Это не совсем то, что происходит, - говорю я ей.
– Неужели? Потому что ты непобедим, надо полагать? Потому что ты большой, плохой Зет Мэйфейр и ни о чем, бл*дь, не беспокоишься?
Я смеюсь над этим. Ей удается относительно хорошо скрывать это, но мне хочется указать на это: Эй, док. Твое презрение бросается в глаза.
–
Ей требуется секунда, чтобы осмыслить мои слова.
– Так это реально? Происходило на самом деле?
– Да.
Она бросает на меня осторожный взгляд, которым, как я полагаю, она награждает всех жертв жестокого обращения.
– А этот человек, что… он пытается убить тебя?
Я киваю. Похоже, мои воспоминания хотят заявить о себе - хотят заявить о гневе. Я не должен ни с кем делиться этой мрачной, дерьмовой частью себя. Должен спрятать это подальше и позволить гнить внутри меня. Пусть это разлагается изнутри. Я чувствую затхлый запах алкоголя, когда думаю о том, чем собираюсь поделиться с женщиной, сидящей в другом конце комнаты. Я ощущаю кислый запах тела и вкус собственного подросткового страха во рту.
– Он каждый раз приходит за мной. Он набрасывается на меня с кулаками. Его кожа блестит от пота, он голый…
– Он совершает над тобой сексуальное насилие?
Я сказал Слоан, что никогда не подвергался сексуальному насилию, и это правда. Но правда и то, что я, возможно, подвергся бы ему, если бы не сопротивлялся так упорно.
– Он был… у него всегда была эрекция. Я чувствовал, как его член упирается в меня, когда он боролся со мной. Но я не позволял ему приблизиться настолько, чтобы что-то сделать.
– Он никогда не трогал тебя?
Я закрываю глаза.
– Нет.
Меня никто не трогал, потому что я кусался, пинался, царапался, боролся из последних сил. Я боролся с самоотверженностью человека, который скорее умрет, чем подвергнется такому унижению. Я был молод, и этого было достаточно. Но я не мог избежать избиения.
– Как часто это происходило?
– Не знаю. Каждую ночь. Каждую ночь в течение многих лет.
– Но когда тебе снится сон, ты всегда переживаешь это как в первый раз, верно?
– Да.
Я уже знаю, почему: первый раз было страшнее всего. Когда это случилось в первый раз, я был маленьким и не знал, что мне предстояло оказаться в руках монстра, который каждую ночь будет прокрадывался в мою комнату. Позже я ожидал этого. Я знал, что это произойдет, и ждал. Я привык к побоям, даже в столь юном возрасте, учитывая склонность моего дяди к алкоголизму и распусканию рук. Но да, первая ночь была другой. В ту первую ночь, в темноте, когда тень обнаженной фигуры сказала, что собирается меня убить, я услышал в его голосе намерение и понял, что он говорит серьезно. Я знал, что мне придется бороться за жизнь.