Совершенные лжесвидетельства
Шрифт:
Мэр настаивал на полярности летучего слова и витальной лжи, но что за разница, говорил ли кто-нибудь правду и есть ли она вообще?
Не все ли равно, привиделась мне процессия злых детей, или в самом деле шествовали по городу? Дабы не убывал, но процвел — минимум знания, чадные начатки, и переливались из улицы в улицу слякоть, чувствительность и надрывы — или меткость и бесчувствие, облаченные в бейсбольные кепки, и в футболки с клубной славой и в прочие укороченные одежды, добегающие до длинных — бахромой и мельканием. И несли хоры вибрирующих, мечущихся между регистрами голосов, между свистом и криком, и незавершимые услады для нарастающего тела — что-то вечно жующееся, вечно курящееся, и банки и пузыри с вечно шипящим. Но удерживали пройденное или прогулянное — рваным ритмом освобождения от расходованной слюны, и фрагментами покрова и пломбами, сорванными с вечного. Но, конечно, и максимум знания: проносившие с собой почты, не дошедшие к адресатам сообщения и не ищущие адресатов те и эти вечные известия.
И
И Почти Победительница вырывала из шествия срочное признание, в каком звене присутствует тот отрок, чудный дикарь, что иногда дарил ее дружбой, иногда навещал ее, позволяя умягчить ему нос и пустить стороннюю руку вплавь — по темени, вдоль волос его… и между делом всегда ей кого-то напоминал. И почти умоляла отроков, и почти клялась им назревшим обменом с юным сознанием — бурей слов, поскольку у Почти Победительницы этих сокровищ — на бурю больше, и в засилье, в гегемонии непременно нашлось бы, почему они не существовали друг пред другом в том поле, где являются — составной пейзажа или свойством зрения, потому что в раме моих представлений это очевидно и ясно, наконец, солнечно, и нашлась бы, конечно, столь же прозрачная очевидность — что с ними случилось, откуда немедленно истекло бы, что искомому заблудившемуся надлежит опять посетить дом Почти Победительницы, показаться для переаттестации ее любви. В конце концов, вы не знаете всей совокупности обстоятельств! Ни даже розно! И Почти Победительница почти кричала свистящему и шипящему шествию — на вы: и разве вы хоть на лобную долю искушены во взрослой жизни?
Но процессия злых детей и не думала останавливаться. Вы обрушиваете на нас почти недискуссионные вопросы, на них можно выкрикнуть только нет! Притом — выкрикнуть на ходу!.. И из многих ртов процессии выдувались зимние пузыри нескончаемо жующегося и лопались от смеха, и призвание многих рук процессии было — отгонять растрепанную Почти Победительницу, расстановка же локтей называлась — кружащаяся порука. Вы излишне произвольно обошлись с этой небесполезной дружбой! И со многих ликов процессии падали на пружинках треугольники языка, и сбегались гримаски, ну, узнайте скорее, кто из нас — он, и во много рядов блистали зубки процессии, извергая липкие пунктиры фонтанчиков и глупости. У Бога нас много, а мы хотим быть — единственным, так пусть нам заменит на земле Бога — мамочка, и пусть любит нас на земле — безгранично, ибо должно почувствовать, что такое — всеохватная любовь к тебе и что такое центр мира, искупаться — в этом золотом сиянии, в этом замкнутом на тебе блаженстве, и чтоб с нас ничего не спросилось за эту любовь, да изольется — запросто и ровно: со всех сторон, ни с одной не истончаясь… И вдруг нам предлагает скудный оглодок любви — прекраснодушная, но посторонняя тетя, у которой есть родной сынок, а она, прекрасноликая, ищет чужого, чтоб ей даром кого-то напоминал… Не сказать, чтоб вы были такой всеохватной любительницей, доброй поручительницей неба…
Разве вы способны всеохватно учесть все связи, какие существуют между людьми и нелогично нагроможденными предметами? — покрикивала Почти Победительница. Разве вы опытны, например, в предмете — сострадание! Вместо мрачной военщины… Вам тоже, похоже, ни к чему — сфера имени вашего бывшего юного друга, где ловят разбежавшееся время, и процессия злых отроков извергала из толщи своей — прерывистые фонтаны и дымы. Надеетесь выклянчить у него прощение? Как бы не так, он все равно вас не простит. При чем тут ваши поступки, разве важно — что вы не виновны в чем-то, а может — ни в чем? Просто вы ему больше не интересны.
Но Почти Победительница упорствовала — и в походе своем за Отроками Зла по долгострою города, и в дискуссиях. Мало того, что и с замурованных в камень стен, и с холмов, держанных в незаживающей деревенской глине, на меня бросаются — скучающие вещички, искусственно облетая свою неброскую фортуну, перепихивая себя через все грани, говорила Почти Победительница, а теперь еще свеженарастающие копиисты зла… Это им, это вам я предлагала на ощупь облаченного в чудные кожи, в чудную лайку идола сострадания? Мои надрывающие сердце брат и сестра регулярно делают мне, одна из центра мира, другой из средоточия природы — распертые каменные отправления. Камень забот о сестре и племяннике. Правда, все, от них скатившееся — примыкающее, все не выплеснет
И пока процессия подающих несправедливости отроков беседовала с улицами — и дерзила им дерзкой вестью, и пока среди них был тот, кто не узнан, и претерпевал все больше перемен, Почти Победительнице, возможно, оставалась перебранка с временем. И, окатив его сдавленным неприятием, она следила под чем-то методично лазоревым и сквозь что-то враскачку, разворошенное жженьем и зноем — цеховщину зонтов в большом бордо, в приветах от вечно шипящего утоляющего: кока-колы, и за кем-то, полуоблаченным в белое, скорым на подачу, играющим на нескольких столешницах сразу — ледники и соты, полные сладостным и жгучим: копошение искр, игры с солнцем, и под бликами бордо — группы молодости вкушающей, дерзящей городу и ветру в надкрылья ушей. И Почти Победительница полагалась на шумы веселья.
Бросив процессию уменьшаться, безуспешно отставшая спросила одно утоляющее — под сенью больших бордо, на обочине вкушающих, отвернувших к себе — фрагмент пейзажа, оставив ей поле, и между делом — недослушаньем ответов времени, подтасовкой — тянула злонравную независимость и препирательства не с соседями по бордо, но — с жадной стаей минут. Из сумки, чреватой дарами и приманками, вышел бывший пирог: проржавевшая яблоками половина — от назначавшейся кому-то, не отпечатленному здесь. И забывшийся в пластмассовом голубом эфесе нож — юниоры не ведали среди многого, что невинные разнашивают в пазах и складках — ножи. Все уже выкладывалось напрямую и при том звенело, ржавое съедалось, остальное предлагалось птицам. Но пока Почти Победительница жевала свой уже дисперсный от пыли полуптичий полупродукт, в ее авральной работе, в этих быстрых и мелких суетах лица ее — даже под прогрессирующей молодостью — вдруг являло себя зарядившее, как дождь, время, и страх, и абсолютное одиночество.
Пегий горбатый голодранец, вынося из полузахлопнутого тома спины — долгие закладки рук, обходил в тылу сидящих — отринутые столешницы, тлеющие неубранными посудами. И, прижмурив пегие ресницы, чтоб исчезнуть из глаз соглядатаев, выбирал из посуд — золотые мешочки с чаем и укладывал в собственную кружку, намятую ему — самой жестью, и пускал в собственный мешок, отрыгнутый ему — самой рогожей.
Свидетельствующие и тех и этих часы на стене выбрасывали единственную карту с таинственным значением — 19:30. Но воспаленные предплечья девятки угасали, и на карте вдруг являлась пятерка, и время было уже — 15:30, и являлась тройка — 13:30, а после — снова… и все существовали сразу в трех временах, в каждом безнадежно повторяясь и не ведая продвижения и преображения.
— Я тоже в каком-то из вариантов наблюдала Почти Победительницу, впрочем, в те же минуты провожая компанию криводушных отроков. Мой нестройный маршрут, конечно, начертало желание отчитать юниорам — басню с моралью или апологи в пользу Добра и снисхождения к ближним: прощение, переходящее в увлечение и так далее… Разумеется, я скопила пороков больше, чем расчет отроков — и не менее убегающей воды, отравленной отражением Пасифаи и Федры, но готовить фразу… но — обойти их в карающем языке, в судейском гласе, предстать — не прохлопавшим смысл никем с почетной кухонной лентой через плечо, но — герольдом от царствующего закона… Впрочем, в те же минуты меня провожали животные тени — пес Подозрение и гусыня Надежда: а вдруг у отроков соберется что-то — и для меня? Невзирая на провинциальность — мою или их… Цинично распотрошить их почтовые души, и погнуть прутья и найти на дне пустозвонства — какое-нибудь интересное мне сообщение, возможно — важнейшее послание. А они дожидались, когда я разведу обходительные речи и проговорюсь — равнодушием, чтоб зажечь мной — новое веселье. Чтоб сказать, что вряд ли, соблюдая себя — в чистоте и жизнеутверждающей атмосфере, как рекомендуем им я и кто-нибудь победительный, они могут облечь так запросто — то, что меня волнует, в провинциальные жанры, бросить на растерзание — челяди слов, войне всех со всеми… Но я избыточна не меньше, чем эти вечные копиисты, и обрушу на них — столько, что истинное проглотит цену. К тому же кто-то из них постоянно отвлекается, полагая: как только начинаешь присматриваться к действительному — оно ужасает. Возможно, Почти Победительница пыталась найти как раз отвлекшегося.