Совершенный изъян
Шрифт:
– Ходил. Даже… – Пётр задумался на секунду. – Я думал, призрак на кристалле – это вроде как двойник хозяина, этакая копия виртуальная?
– Обычно да. А чего?
– Там не так. Там призрак – девушка, примерно того же возраста, но вот выглядит она иначе.
– Ох, Пётр! – Алла вытащила из стола ещё одну салфетку и затушила в неё недокуренную сигарету. – Уже посмотрел даже? Быстро ты! Вообще, конечно, не советовала бы я тебе туда лезть. Чего ты так добьёшься-то? Только вопросы к тебе лишние будут. Забей! Пусть вон орлы наши этим занимаются.
– Это всё понятно. Просто странно немного. Двойник, который на самом деле не двойник.
– У них
– Она красивая была.
– Петь! – Алла наклонилась к Петру. – Не забивай голову! Я ж говорю, модно теперь так. У меня дочка всем этим очень интересовалась. У них штуки такие специальные есть, конструкторы, как в игрушках. Можно другую внешность себе сотворить, какую хочешь. Типа двойника, который не двойник, как ты говоришь.
Пётр покачал головой.
– А девчонку жалко, конечно, но она умерла.
– Вопрос, как она умерла.
– Петь, выкинул бы ты всё это из головы! Мерзлячки, призраки… Чего тебе спокойно-то не живётся?
Дым попал Петру в глаза, и он с силой зажмурился.
– Слушай, – сказал он, – а ты не знаешь, кристалл может как-то запомнить, чего с его хозяином происходит? Ощутить это как-то, когда в кармане лежит, и записать?
– Нет вроде, – удивилась Алла. – Не пишет он ничего, насколько я знаю. А с чего ты…
– Мне вчера показалось на секунду, что призрак помнит, чего с девчонкой той произошло. Как будто…
Хлопнула далёкая дверь, и из коридора послышался перестук тонких каблуков – появилась Светка.
8
Пётр проснулся от духоты – забыл опустить шторы, и колючее дневное солнце теперь слепило глаза. Он лежал на кровати и никак не мог прийти в себя после короткого, но изматывающего сна.
Он помнил, что ему снилось.
Улица, узкая, как чёрный коридор, сквозь которую, царапая колёсными дисками высокий бордюр, продирался служебный фургон. Кривые бордюрные камни, потемневшие, точно гнилые зубы, со скрежетом врезались в колёса, пытаясь остановить машину. Пётр видел самого себя со стороны – он сидел за рулём фургона, упрямо вдавливая в пол педаль газа. Из-под днища машины сыпались искры. Вика поначалу не было; вместо него на пассажирском сидении валялась старая фляжка. Но потом, когда скрежет от колёс стал до невыносимого громким, Вик неожиданно объявился, как призрак, почесал бороду и сказал:
– Мёртвое есть мёртвое.
– Не согласен, – сказал Пётр.
И проснулся.
Он поднялся с кровати и проверил радиатор. Отопление заработало в полную силу, однако и дышать теперь стало нечем. В спальне пахло потом и пылью, от солнечного света резало глаза.
Пётр перебрался в гостиную, зашторил окно и разлёгся на диване. На обеденном столе валялся дзынь, похожий на вырванную с кишками деталь от неизвестного механизма.
Пётр включил минбан и, лениво покачивая кистью, переключал каналы. Днём как обычно крутили выжигающую мозги дрянь. Музыкальные клипы, в начале которых выводилось непременное предупреждение для страдающих эпилепсией. Рекламные ролики с кислотной гаммой, где люди не были похожи на людей.
Наконец Пётр нашёл какой-то старый фантастический фильм. Главный герой, детектив, искал пропавшую девушку. У него не было ни семьи, ни друзей – только расследование, которое он вёл.
Действие происходило в надуманном городе, где никогда не вставало солнце. Небо скрывала плотная поволока багровых, с пепельными прожилками туч. Этот непонятный катаклизм называли «мглой». Из-за «мглы» началась эпидемия самоубийств. Спасали лишь специальные кабинки с неким фантастическим, похожим на счётную машину устройством, к которому крепилась на витом проводе маска, напоминающая чем-то проволочный дзынь Петра. Клиент заходил в кабинку, в обязательном порядке закрывал за собой сдвигающуюся гармошкой дверь, напяливал на себя маску и несколько секунд корчился от наигранной боли, тряся руками и головой. И всё это в гробовой тишине. При регулярном посещении кабинок желание наложить на себя руки исчезало, но появлялись другие проблемы – у кого-то отказывали глаза, у кого-то шла горлом кровь.
Пётр ненадолго провалился в сон, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что главный герой тоже идёт к кабинке. Вот он останавливается, сплёвывает сигарету, расплющивает её ботинком и вздыхает. Крупным планом демонстрируется его лицо – исхудавшее, как после мучительной болезни. Герой закрывает глаза. Заменяя мимику, по его опущенным векам проносятся яркие отблески – синий, зелёный, красный. Это играет, затихая и разгораясь, газовая вывеска над кабинкой. Герой ещё раз вздыхает – эпизод настолько затянут, что желание спать становится непреодолимым – и открывает дверь кабинки. Камера снова показывает его лицо и город на заднем плане, замыленный, точно на плохой фотографии. Серые коробки домов громоздятся друг над другом, сливаются в единую безобразную конструкцию, вроде вырванного с проводами куска перепаянного текстолита. Круглосуточные огоньки неоновых реклам напоминают искрящие контакты. Высокие башни с алыми маячками на крышах – тлеющие сигаретные бычки. Герой делает шаг вперёд, заходит в кабинку. Дверь с тонированным стеклом сдвигается, и город за его спиной застилает синяя тень.
9
– Чего за херню ты мне впарил?
Пётр швырнул дзынь на стол. Паренёк в драной дохе испуганно сжался.
– Ты чё, отец?
– Он не работает! Там один сплошной глюк!
Внутри дзыня что-то раздражённо пощёлкивало – как обратный отсчёт у бомбы с часовым механизмом. Проволочный каркас заметно примялся от удара.
– Глюк? Какой глюк? – У парня собрались на лбу неожиданно глубокие морщины. – Не подрубается? Но мы же…
– Подрубается, но потом ни хера не работает! Призрака трясёт, он то в пол проваливается, то лицо у него…
Пётр не договорил.
– В пол проваливается?
Парень выпростал из дохи дистрофичные руки, поднял дзынь и принялся осматривать его на тусклом свету.
– Позиционка тут надёжная, реально. Простая, но надёжная. Швыряешь небось постоянно, как щас? Камеру с датчиками не расколол?
– Не расколол! – огрызнулся Пётр. – Разговаривать с призраком невозможно! Его клинит постоянно. Одно и то же всё время талдычит. Как запись испорченная, как…
– Запись испорченная?
Парень бережно положил дзынь на стол, вытащил из дохи грязный платок и высморкался.
– Да, как запись.
– Так, может, она реально испорченная? Чё на дзынь-то сразу?
– Слушай! – Пётр упёрся руками в затрещавший стол. – Я тебе не идиот! Эти штуки либо работают, либо нет. Сейчас ты мне вешать будешь, что это у меня проблемы?
– Старичок, – парень как-то странно, не по-человечески оскалился, – я те ничё вешать не собираюсь. Не сработало – жаль. Чё теперь от меня-то хочешь? Послайсить-таки? Деньги вернуть?
– Возвращай!
– Думаешь, я против? Ты у меня ваще его за бесценок отжал! Да там аккум один дороже стоит! Про картофан я уже молчу!