Совершенство
Шрифт:
— Идем, — заметив, что подошла наша очередь, Лера тянет меня за локоть.
Нас троих фейс-контроль пропускает легко, а вот у компании парней за нами какие-то проблемы. И, пока они спорят, мы с девчонками спешим войти внутрь, сходу окунаясь в грохот музыки, яркий свет мерцающих прожекторов, серебристые блики диско-шаров и людское море, увлекающее нас за собой.
Нужно время, чтобы к этому привыкнуть, но я быстро осваиваюсь в этой сверкающей карусели лиц, запахов и звуков, что звучат в унисон с моим внутренним хаосом.
Столики заняты и за барной стойкой мест тоже нет.
— Закажи мне «Секс на пляже», — громко просит Аня, прямо над моим ухом.
«Кажется, у тебя теперь с сексом на пляже отнюдь не коктейльные ассоциации, да Милашечка?» — крылатый человечек на моем плече хихикает так скабрезно, что я невольно оглядываюсь проверить, не выросли ли на его кудрявой голове новые рожки.
Но его голова в порядке, в отличие от моей собственной, откуда и без дурацких напоминаний никак не получается выбросить мысли о Нестерове и сладкие воспоминания о той счастливой ночи на безлюдном песчаном берегу.
— Его нет в барной карте, — кричу я Зориной, чтобы перекричать музыку. — Из похожего есть «Лонг Айленд Айс Ти» или «Акапулько» с апельсиновым и грейпфрутовым соком. Тебе какой?
Но Аня отвлекается на сообщение в телефоне и, кажется, не слышит окончания моей фразы. Почему-то весь вечер, когда она смотрит в светящийся экран, с улыбкой отвечая на чьи-то послания, у меня замирает сердце от мысли, что ей может писать Марк.
Тревожное воображение уже печатает перед моими глазами эти вопросы мелкими буквами телефонного шрифта. И я почти верю в то, что это именно он спрашивает у Зориной, как дела. Что беспокоится о том, где она и с кем. Что заботливо просит быть осторожней.
— «Акапулько» — кислятина, я пробовала, — встревает Лера, отвлекая меня от мрачных мыслей.
Отпихнув от стойки какого-то парня с мутным от выпитого алкоголя взглядом, подруга устраивается рядом со мной.
Сегодня она уверенная, дерзкая и яркая. В одном из новых платьев, которые мы выбирали вместе, с макияжем и красиво уложенной прической. Теперь Дубинина и выглядит, и ведет себя как хозяйка жизни, хотя и прежний оптимизм умудрилась не растерять. Такой она нравится мне гораздо больше.
Интересуюсь:
— А что тогда?
— Дайте сладенькое что-нибудь, — просит эта сладкоежка у бармена с сияющей улыбкой. — «Шелковый чулок» или «Б-52».
Он улыбается в ответ и рекомендует что-то, но я не слышу, что именно. Не хочу ничего выбирать, поэтому с радостью предоставляю выбор Лере.
Она вся светится теперь, как я когда-то. На фоне этого внутреннего сияния, не заметен ни один ее изъян, вроде носа-картошки или несовершенств фигуры. И я вижу, как на ней один за одним останавливаются восхищенные мужские взгляды. Неужели она когда-то могла казаться мне некрасивой?
Она ведь не могла измениться настолько кардинально?
«Просто поменялось твое отношение к ней, — объясняет невидимый ангелочек. — Красота в глазах смотрящего: если тебе нравится человек, то ты считаешь его прекрасным. А если не нравится, то, как бы красив он ни был, будет восприниматься отвратительным».
Кажется,
Бармен слоями разливает ликеры по рюмкам, так, чтобы Бейлис, Калуа и Куантро не смешались между собой. Поджигает содержимое, и мы быстро пьем, стараясь не опалить ресницы, а потом веселая толпа уносит нас на танцпол, где в серых облаках, выдыхаемых дым-машиной, кружатся полураздетые танцовщицы и с потолка, словно по волшебству, сыплются сверкающие блестки.
С удовольствием поддаюсь этой атмосфере, позволяя себе раствориться в шуме и музыкальных битах, вторящих стуку сердца. От выпитого коктейля в груди расплывается приятное тепло, а горько-сладкий привкус ликера напоминает о поцелуях Марка.
Прикрываю веки и танцую. Не для того, чтобы впечатлить кого бы то ни было, а для себя. Для того, чтобы сквозь шум музыки четче услышать собственные мысли. И когда в танце я касаюсь своего тела, мне кажется, что это его руки ласкают меня.
Пора признаться в том, что мне не хватает Нестерова. Для начала, хотя бы себе самой. Осознать, что он стал нужен мне. Что я с ума схожу от неопределенности наших отношений и от ревности к Зориной. Что хочу во что бы то ни стало донести до него правду о том, что случилось между мной и Сахаровым в то злополучное утро.
Легкое опьянение помогает потеряться во времени и пространстве. Не знаю, сколько времени проходит, но, когда открываю веки, ни Ани, ни Леры рядом нет и я покидаю танцпол, отправляясь на поиски подруг.
Вытираю ладонью влажное лицо. Наверное, они сбежали с танцпола на улицу, спасаясь от духоты. Тоже выхожу на освещенную лампами террасу и издалека вижу ярко-бирюзовое платье Дубининой за одним из свободных столиков.
Сидящая рядом с ней Аня снова говорит по телефону и внутри у меня скребет от навязчивых мыслей о том, что она может говорить с Марком.
«Может Зорина просто не знает правила о том, что девочки первыми не звонят? — издевается мой друг с правого плеча. — И, если ты и сама о нем забудешь, то и тебе ничего не будет мешать с ним поговорить».
Забыть? А гордость моя как же? А желание быть сильной и независимой?
Всё это никак не дает мне покоя, когда я протискиваюсь к подругам сквозь толпу и чуть было не падаю, столкнувшись с мужчиной, спешащим в противоположную сторону. Незнакомец вовремя удерживает за плечи, не позволяя позорно свалиться ему в ноги.
Первоначально прикосновение вызывает панику, но переведя на мужчину взгляд, понимаю, что он не желает мне зла.
— Извините, — бормочет, разжимая хватку собственных пальцев. — Всё в порядке?
Внимательно рассматриваю его. Светлые волосы. Голубые глаза. Грубоватые, но интересные черты лица. Он привлек моё внимание своей внешней похожестью на Сахарова, но теперь я подмечаю существенные отличия.
Типаж Ника с его растрепанными волосами, голубыми глазами с неподобающе длинными ресницами — явно романтический, с полным отсутствием мужской суровости. Незнакомец совсем другой. Он по-своему красивый, но мужественный. Раньше я предпочла бы держаться от такого подальше, а сейчас мужчина вызывает у меня интерес.