Совершенство
Шрифт:
Вместо ответа его горячая ладонь накрывает мои пальцы. Замираю на мгновение, пока Марк, как ни в чем ни бывало смотрит на темно-лазурную линию горизонта, где яркое закатное небо врезается в морскую гладь. Мне бы поучиться у него самообладанию.
Старательно отпечатываю памяти эту минуту. Закат. Ласковый шелест волн. Соль и свежесть. Марк.
И, наконец, решаюсь сообщить Нестерову о том, зачем я пришла.
Глава 18. Яркие ленты
«Любовь — равновесие, любовь — навсегда, Это не любовь, если
Ёлка — Моревнутри
— Прежде, чем я соглашусь на твое предложение, Марк, у меня тоже есть условие, — выдыхаю решительно. — Я хочу уравновесить наши права. Не собираюсь тебя ни с кем делить, особенно с этой твоей Лаурой. Как бы удобно ни было с ней спать, тебе придется прекратить это делать.
Он переводит взгляд с моря на меня и удивленно поднимает темные брови:
— Не буду интересоваться причинами твоей осведомленности о моих постельных делах, но — хорошо. Это само собой разумеется. Что-нибудь еще?
Удивительно, насколько легко Нестеров согласился. Думала, мне придется уговаривать, предлагать варианты, спорить. Теряюсь от его простого ответа. Марк ждет, что я потребую что-то еще? Но мне, кажется, больше ничего от него не нужно. Кроме него самого. И всё же добавляю:
— Еще скажи: почему именно я? Уверена, весело и интересно тебе может быть со многими, да и для физического притяжения многого не требуется. Почему при всех негативных характеристиках, что ты обо мне слышал, ты выбрал меня?
— Я не выбирал, — бархатно усмехается он, а подушечки его пальцев ласково гладят тыльную сторону моей ладони. — В день, когда Лера попросила меня подъехать, чтобы помочь отправить твою машину в сервис, я просто увидел тебя и пропал. Ты была такой хрупкой и беззащитной, и при этом, такой колючей, что зацепила меня. Пробралась в самое сердце так, что даже когда я узнал о том, что ты и есть та самая сестра Аверина, ничего уже нельзя было исправить. И сколько бы я ни пытался себя переубедить, в итоге приходил к выводу, что ты нужна мне. Просто интуитивно, понимаешь? На инстинктах, как у животных, когда смотришь на человека и видишь, что этот человек — твой, каким бы он ни был логически неподходящим. У тебя никогда такого не было?
От его прикосновений по телу разливается приятное тепло, а от слов — такая щемящая нежность, что под кожей начинают покалывать маленькие невидимые искорки.
Придвигаюсь ближе, переплетаю наши пальцы между собой. Нестеров отвечает на это движение непроизвольным рваным вздохом и крепко сжимает мою руку, всем телом подаваясь ко мне.
Теперь наши лица совсем близко друг к другу и огонек желания слишком четко виден в отражающих закат зеленых глазах. Аромат бергамота и его горячей кожи смешивается с запахом моря, песка и летнего вечера и становится восхитительно дурманящим, пьяня не хуже шампанского.
Тихо шепчу в его полуоткрытые от учащенного дыхания губы:
— Не было. До тебя.
Огонь в его глазах разгорается ярче, а меня внезапно обдает жаром, будто вся кровь внутри мгновенно вскипела. В следующий миг его рука оказывается на моем
— Милана.
Мое имя, впервые произнесенное его голосом именно так, вдруг кажется мне необыкновенно притягательным. Оно звучит, словно далекий и глухой громовой раскат, когда после нестерпимо жаркого дня вот-вот разразится долгожданный ливень. Во мне одновременно вспыхивает столько непривычных и волнующих чувств, что становится тяжело дышать. И я шепчу:
— Марк…
Но Нестеров не дает мне договорить, запечатывая губы ласковым поцелуем. Он не торопится и не торопит меня, дает открыться и довериться. Заставляет тонуть в этой безграничной нежности и сладости с привкусом трюфелей с алкогольной начинкой, в этой чувственности, равной которой я никогда еще не испытывала.
Его руки спускаются по моей спине, сжимают талию, проскальзывают под ткань футболки, которая кажется сейчас ненужной преградой. Хочется ощущать его касания везде, всей поверхностью разгоряченной от желания кожи, быть настолько близко, насколько это вообще возможно.
Зарываюсь пальцами в мягкие волосы на его затылке. Приподнявшись на коленях, позволяю стянуть с себя футболку и отбросить куда-то в сторону. Задерживаю дыхание, пока его губы покрывают мою шею и ключицы короткими поцелуями, заставляющими тело таять, словно оставленная на солнце плитка шоколада. Стремясь к равновесию, я и сама резко дергаю футболку Марка вверх к шее, чтобы избавить от лишней одежды.
Когда следом за ней отправляются на песок мои шорты, а легкий бриз касается моей кожи, я внезапно осознаю, что почти обнажена перед ним. Невесомое полупрозрачное кружево нижнего белья почти ничего не скрывает, лишь делает прикосновения Марка ещё более чувственными и волнующими.
— Не надо, — осторожно убирает мои ладони от груди Нестеров, когда я, вдруг вспомнив о стеснении, пытаюсь прикрыть собственную наготу. — Кроме нас здесь никого нет, а у наших друзей хватит такта, чтобы не вмешиваться в то, что происходит между нами.
Но сам факт того, что мы находимся там, где нас теоретически могут увидеть, наряду с нежными прикосновениями Марка, чьи руки в этот момент умело расстегивают застежку бюстгальтера на моей спине, усиливает желание в несколько раз. Волна удовольствия моментально распространяется от низа живота по всему телу, вызывая полный блаженства и нетерпения стон.
Пунцовые краски последних минут заката внезапно становятся нестерпимо яркими, отражаясь бликами на нашей коже, а шелест волн кажется грохотом, сливающимся с оглушительным стуком сердца и шумом хриплого учащенного дыхания. Все ощущения воспринимаются слишком насыщенными, сочными и глубокими. Слишком будоражащими, невероятными, ослепительными. И я прикрываю веки.
Тонкие бретельки скользят по моим плечам, а бюстгальтер падает куда-то вниз. Когда моя грудь полностью обнажена, Марк припадает к покрывшейся мурашками коже губами, царапая колючей щетиной и вызывая в моем сознании пронзительную вспышку, от которой тело выгибается дугой ему навстречу.