Совершенство
Шрифт:
Мысленно чертыхаюсь еще несколько раз, понимая, что ситуация становится хуже и хуже с каждой секундой.
— Марк, — тихо произношу я, делая к нему осторожный шаг, когда и Лера и Никита скрываются из вида.
Ему я просто обязана объяснить произошедшее. Донести как-то, что я не виновата. Ладно, может и виновата частично в том, что я вообще затеяла эту идиотскую гонку за Сахаровым. Или в том, что не объяснилась с ним еще вчера, когда была такая возможность. Но я не целовала его! Разве может этот проклятый поцелуй всё испортить?
—
Становится по-настоящему страшно. Замираю на месте. Прошу негромко:
— Марк, пожалуйста, выслушай меня. Я не виновата. Я не хотела, чтобы так вышло!
— Но ведь вышло, — он скрещивает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз, с демонстративной брезгливостью и враждебностью. — Поэтому какая теперь разница, кто и чего хотел?
В этот момент и мне хочется расплакаться от несправедливости и какой-то безысходности. От паршивости сложившейся ситуации. От боли, которая кровавым пятном разрастается внутри, когда Марк смотрит на меня вот так, как на раздражающий предмет мебели.
Тишина становится давящей и тяжелой, словно неподъемная бетонная плита. Стискивает грудную клетку, не позволяя дышать. Хоть бы чертенок появился и разрядил обстановку. Вывел меня из этого жуткого оцепенения. Или Нестеров сказал что-нибудь, пусть даже язвительное. Я сейчас согласна на любые эмоции, лишь бы не это холодное безразличие. Но он молчит. И я молчу тоже.
Ведь неважно, что я теперь скажу, какие приведу доводы. Марк уже воздвиг между нами огромную ледяную стену. Высокую-превысокую, как в «Игре Престолов». И теперь я для него — покрытая голубой корочкой льда одичалая, а он — гордый и непоколебимый рыцарь Ночного дозора в сверкающих латах, через которые не пробьется ни один аргумент в мое оправдание.
Поэтому я, все так же молча, дрожащими руками ставлю на стол кружку с насыпанным в нее гранулированным кофе, который так и не залила кипятком. И ухожу к самой кромке воды. Сажусь на влажный песок и опускаю голову на руки. Не плачу. Просто тяжело и глубоко дышу, пытаясь уложить внутри рассыпавшиеся яркими бусинами мысли.
Сил придает лишь крохотная надежда на то, что Лерка помирится с Сахаровым. Простит его за глупость, она ведь добрая и милосердная, и любит его, хоть он и редкостный идиот. И если они все-таки будут вместе, а Нестеров остынет, перестав на меня злиться, мы сможем поговорить. Я объясню ему всё и когда-нибудь мы все будем вспоминать эту нелепую ситуацию как глупый, но смешной эпизод.
Смотрю на то, как волны накатывают на песчаный берег, одна за одной. Слушаю их успокаивающий шелест. Судя по отдаленным голосам, Лера и Сахаров вскоре возвращаются в лагерь, а судя по интонациям, мириться они не собираются.
Там, за моей спиной, кипят сборы,
Может, прав Никита и это я во всем виновата? Я привыкла жить одним днем, не думая о последствиях, не заботясь о чужих чувствах. Привыкла манипулировать такими как он. Привыкла к тому, что я сама по себе. Почему-то теперь моя жизнь воспринимается иначе. Так, словно этой ночью она разделилась на «до» и «после».
Кажется, я сижу на берегу уже несколько часов, когда на горизонте появляется силуэт нашей яхты. Завороженно смотрю на то, как он медленно приближается, понимая, что наш отдых на этом окончен.
И от этой мысли внутри разливаются глухая досада и мерзкая ноющая тоска.
Глава 20. Хуже не будет
«I should have known
I'd leave alone
Just goes to show
That the blood you bleed
Is just the blood you owe
We were a pair
But I saw you there
Too much to bear
You were my life,
but life is far away from fair
Was I stupid to love you?"
No Time to Die — Billie Eilish
(Перевод: Я должна была догадаться, что уйду одна. И это лишний раз доказывает, что кровь, которой ты истекаешь, ты задолжал. Мы были вместе, но я всё увидела, и это было невыносимо. Ты был моей жизнью, но жизнью, далёкой от справедливости. Было ли глупо любить тебя?)
Нестеров снова проявляет поразительную смекалку в решении задачки про волка, козу и капусту: мы с ним не оказываемся в лодке вместе, как и заплаканная и раскрасневшаяся Лера не оказывается вместе с Сахаровым. Стратег, чтоб его.
Зато, когда Ник перевозит меня в шлюпке на борт яхты, еле сдерживаюсь от того, чтобы со злости не скинуть его в море. Только понимание, что я понятия не имею, как правильно грести удерживает меня от такого опрометчивого поступка. Сахаров сопит, в бессловесной ярости ворочая веслами с тройным усердием, и бросает на меня точно такие же, полные негодования взгляды. Если бы глазами можно было стрелять по-настоящему, мы оба давно пали бы жертвами этой молчаливой, но яростной дуэли.
Оказавшись на яхте, тотчас ухожу в каюту, где провожу остаток пути в одиночестве, тупо уставившись в обтянутый стеганой кожей потолок. Думаю о Нестерове.
О том, что могу сказать ему в собственное оправдание. Но внутри так паршиво и горько, что ничего умного на ум так и не приходит. Вместо этого в голове вертятся навязчивые воспоминания о прошедшей ночи, превратившиеся из невыразимо приятных в болезненные, от понимания, что то, что было между нами — не повторится.
Марк больше никогда не посмотрит на меня с нежностью. Не коснется с трепетом, так, как никто и никогда не касался. Не улыбнется мне своей по-мальчишески озорной улыбкой. Не успокоит и не спасет. Не примет меня такой, какая я есть, неправильной и сломанной.