Совершенство
Шрифт:
Я сама не понимаю, как впустила его в свою жизнь. Как он просочился туда, словно легкий морской бриз и обосновался в моем сердце, так, что не вытрясешь. А я теперь ощущаю себя зависимой, как наркоманка. От Нестерова, от атмосферы той защищенности и счастья, что неизменно дарило его присутствие. И от ощущения себя рядом с ним. Такой, какой видел меня он, я себе нравилась.
«И не говори, что я не предупреждал, — ехидно заявляет чертенок, появившийся на плече только сейчас, хотя я звала его гораздо раньше, когда мне хотелось, чтобы хоть кто-то успокоил и подал хоть одну идею о том, как
— А Марк и не нарушил ни одного своего обещания, — шепчу я в ответ. — Он считает, что я нарушила своё.
«Но больно-то в итоге — тебе».
— Ему, наверное, тоже больно. И мне от этого еще мучительней. Кажется, я и правда виновата. Как мне теперь все исправить?
Я очень надеюсь на его помощь. В конце концов, мы вместе через столько всего прошли. И чертенок всегда выручал меня, подсказывал, как выкрутиться из той или иной ситуации. Пусть его методы чаще всего были не самыми честными и ущемляли чьи-нибудь интересы, сейчас это неважно. Мне просто во что бы то ни стало нужен Нестеров, и я на многое готова, чтобы вернуть его. Но мой невидимый друг отвечает, пожав плечами:
«Никак, Милашечка. Он не из тех, кто поверит оправданиям. Не из тех, кого можно пронять обещаниями или угрозами. Такие как Нестеров делают только то, что сами хотят. Он хотел тебя — он получил тебя. Сейчас — не хочет. И что бы ты ни делала, ты не сумеешь его переубедить, хоть с бубном вокруг него голая пляши».
— Нет, — не могу согласиться я, качая головой так, что распадается прическа. — Придумаю что-нибудь, чтобы его вернуть.
«Помнишь анекдот, где мать смотрит на пришедшего домой с улицы чумазого ребенка и думает, что проще: отмыть этого или родить нового? У тебя тот же случай, дорогуша. Не трать зря свое время. Гораздо проще, быстрее и правильней будет найти другого, чем возвращать этого. Да, с Сахаровым и Нестеровым не сложилось, но вокруг полно других мужиков, готовых продолжить сыпаться к тебе под ноги, словно спелые абрикосы в июльском саду».
Этот вроде бы невинный и глупый анекдот болезненно колет в душу воспоминанием о поступке моей собственной матери, которая, видимо, руководствуясь этим же правилом, решила выгнать из дома разонравившуюся дочь. Знал ли чертенок о том, что вызовет у меня подобные неприятные ассоциации?
В любом случае, мне это правило не подходит, потому что другие мужчины, какими бы они ни были, совершенно меня не интересуют. Теперь, когда я поняла, что может быть по-другому, уже не смогу довольствоваться малым.
Когда яхта приближается к Владивостоку, телефон, на котором наконец появился сигнал оператора сотовой связи, начинает беспрестанно пиликать уведомлениями. Все они — из соцсетей. Кто-то выложил новую историю, кто-то — фото. Кто-то это фото оценил, а кто-то прокомментировал, и так далее.
Ни одного пропущенного звонка. Ни одного сообщения. И даже ни одного предложения о рекламе. В приступе меланхолии думаю о том, что утони я позапрошлым вечером, и никто бы этого не заметил. Даже брат не звонил, ни разу обо мне не вспомнив. Нестеров, пожалуй, и не подозревает,
Еще одним неприятным открытием является уменьшение количества подписчиков примерно на четверть — результат молчания и скандала с Зориной. Захожу в ее профиль — там тоже затишье. Лишь пара ничего не значащих фото голубого неба из иллюминатора самолета. Ее подписчиков тоже поубавилось и этот факт делает осознание собственной неудачи немного легче.
За просмотром соцсетей время пролетает незаметно, и когда я, почувствовав остановку, выхожу на палубу, Дубинина уже спускается по трапу, а Ник торопится за ней, пытаясь помочь донести сумку. Выглядит жалко и унизительно.
В отличие от солнечного пляжа, где мы провели три дня, во Владивостоке привычно сыро и прохладно. Вокруг серость и в воздухе зависла привычная туманная дымка. Сейчас, когда город настолько солидарен с моим собственным настроением, я не чувствую к нему былой ненависти. Просто безразличие и такую же блеклую как туман апатию.
Прощаюсь с капитаном и поднимаю неуверенный взгляд на Нестерова, стоящего с ним рядом на палубе. На нем снова солнечные очки, а лицо кажется слишком непроницаемым, чтобы по мимике можно было понять настроение. Но в следующий миг Марк молча протягивает руку за моей сумкой, а другую подает мне, чтобы помочь спуститься.
От этого жеста в душе вспыхивает крохотная надежда на то, что он меня простил. Что остыл и теперь не так сильно злится. Что готов выслушать меня.
Нерешительно вкладываю пальцы в его ладонь, сухую и горячую. И пока, держась за нее, спускаюсь следом за ним, мысли наполняются воспоминаниями о том, как нам было хорошо вместе. Узкий трап кажется все таким же неустойчивым и шатким, как пару дней назад, но на этот раз я знаю, что рядом со мной тот, с кем ничего не страшно, потому что он способен защитить от любых невзгод, надежен настолько, что, не раздумывая нырнет на морскую глубину, чтобы спасти меня. Однако, как только мои ноги оказываются на пирсе, Нестеров тут же отпускает мою руку.
— Марк, — понимая, что это последний шанс объясниться перед тем, как мы расстанемся, я хватаю его пальцы снова. — Выслушай меня, пожалуйста. Возможно, я и правда виновата, но очень сожалею о том, что все так получилось! Я понимаю и признаю свою ошибку. Если бы только я могла вернуть все назад…
Но Нестеров не собирается дожидаться окончания моего повинного монолога. Он уверенно идет дальше, широкими шагами меряя просоленные морской водой доски пирса. Его рука выскальзывает из моих пальцев, когда он безэмоционально и холодно бросает, не оборачиваясь:
— Я тоже хотел бы вернуть все назад. И в тот день, когда Лера попросила меня подъехать к тебе, чтобы помочь, сказаться занятым.
Эта фраза заставляет меня сбиться с шага. Хочется зажмуриться от той боли, которую она причиняет, хоть я и понимаю, почему он это говорит. Марк хочет ранить меня так же, как я ранила его самого. Только от этого не легче.
— Мы договорились, что Ник возьмет машину Леры, чтобы поехать первым и собрать свои вещи. По пути он закинет тебя домой. А ее я отвезу сам, — холодно продолжает Нестеров, шагая впереди.