Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

‹1923›

СОЛЕНОЕ ПЛАМЯ СИВАША

Соленое пламя Сиваша, Дыханье старинных степей, — Мила мне романтика ваша, Как думы седых кобзарей. …Килийские ветры, курганы, Багряного мака пожар, И волк, завывающий рьяно У ветхих чумацких мажар… Как отзвук неведомой доли, Преданье летит сквозь века О том, как в темнеющем поле Казак одолел чужака. Соленое пламя Сиваша, Дыханье старинных степей… Взгляни же! Чумак варит кашу, Ордынец ползет меж стеблей. Казацкое белое тело Орлы исклевали в траве… И песнь ковыля отзвенела, Курганы грустят в синеве. И чайка уже не рыдает, Ее не услышишь — в котле… И старая Сечь дотлевает, Теряется где-то во мгле… Бывало, мне мать напевала Батрацкую песню свою И ею веселье вселяла В голодную нашу семью. В той песне — надежды простые Таились, как хлеба куски… Но грозно вставала Россия, Цвели в Петрограде штыки. Соленое пламя Сиваша… Октябрьские вижу огни! За правду советскую нашу — О, подвигов радостных дни! И запах сухого патрона — Легенда и песня о том, Как мы напоследок барона Спровадили

красным штыком. Но, верно, от века такою Романтикой степь не жила: Каховского моря водою, Прибоя волною крутою Сегодня она расцвела. И, тая в мерцанье миража, Напевы былого — слабей…… Соленое пламя Сиваша, Дыхание древних степей!

‹1956›

ЮЛИЙ ВАНАГ

(Род. в 1903 г.)

С латышского

ПЕСНЯ

Пашня — мягкая, как шелк, Как стекло, прозрачен воздух. Хоть тяжел с зерном мешок, Но в глазах сверкают звезды. Праздник сева. Над землей Вьется знамя жизни новой. Трактор дышит, как живой, Песнь свою запеть готовый. Эта песнь плывет, плывет В ясной дали поднебесной, И вперед она зовет, И звучит, как сказ чудесный. В поле межи сметены! Весть о том летит, как птица… Так история страны Пишет новую страницу.

МЕЖЕВЫЕ ЗНАКИ

«Если, бывало, тебе из богатого Хутора Пунтужи лошадь дадут, Помощь хозяев горбом отрабатывай, Вместе с конем запрягайся в хомут. Все у хозяина было отмерено: Столько-то дней за кобылу и мерина Клевер коси или хлеб убирай, Сеном хозяйский сарай набивай!» Так мне рассказывал Янис, впервые Знаки сметая с пути межевые; Шел он за плугом, взметая упорно Пласт непокорный зеленого дерна. Резали пласт лемеха, как ножи. Вот и не стало старинной межи. Значит, не будет коням поворота. Славно пойдет на просторе работа!

ЛЮБОВЬ

Приозерною тропою, Не спеша, Словно солнце золотое, Хороша, К парню девушка-подружка Подошла, Молока из жбана в кружку Налила. Слова, ласкового взгляда Парень ждет, А она: «Твоя бригада Отстает!» Паренька лукавым взглядом Обвела. Постояла с парнем рядом И ушла. И, простившись взглядом с милой, Парень вдруг С небывалой взялся силой Вновь за плуг. Труд веселый жжет ладони Все сильней… «Вы тяните, мои кони, Подружней! Мне моя работа впору, По плечу. Если надо будет, гору Сворочу!»…Вечер. Над рекой, над садом Тишина. На доске почета — рядом Имена.

МИХАИЛ ГОЛОДНЫЙ

(1903–1949)

СУДЬЯ РЕВТРИБУНАЛА

На Диевке — Сухачевке Наш отряд. А Махно зажег тюрьму И мост взорвал. На Озерку не пройти От баррикад. Заседает день и ночь Ревтрибунал. Стол накрыт сукном судейским. Под углом. Сам Горба сидит во френче За столом. Суд идет революционный, Правый суд. Конвоиры гада-женщину Ведут. «Ты гражданка Ларионова? Садись! Ты решила, что конина Хуже крыс. Ты крысятину варила нам С борщом! Ты хлеба нам подавала Со стеклом! Пули-выстрела не стоит Твой обед. Сорок бочек арестантов!.. Десять лет!» Суд идет революционный, Правый суд. Конвоиры начугрозыска Ведут. «Ну-ка, бывший начугрозыска, Матяш! Расскажи нам, сколько скрыл ты С Беней краж? Ты меня вводил, чека вводил В обман, На Игрени брал ты взятки У крестьян! Сколько волка ни учи — Он в лес опять… К высшей мере без кассаций — Расстрелять!» Суд идет революционный, Правый суд. Конвоиры провокатора Ведут. «Сорок бочек арестантов! Виноват… Если я не ошибаюсь, Вы — мой брат? Ну-ка, ближе, подсудимый. Тише, стоп! Узнаю у вас, братуха, Батин лоб… Вместе спали, вместе ели, Вышли — врозь. Перед смертью, значит, Свидеться пришлось. Воля партии — закон. А я — солдат. В штаб к Духонину! Прямей Держитесь, брат!» Суд идет революционный, Правый суд. Конвоиры песню «Яблочко» Поют. Вдоль по улице Казанской Тишина. Он домой идет, судья. Его спина Чуть сутулится. А дома Ждет жена. Кашу с воблой Приготовила она. Он стучит наганом в дверь: «Бери детей. Жги бумаги, две винтовки Захвати! Сорок бочек арестантов!.. Поживей! На Диевку — Сухачевку Нет пути!» Суд идет революционный, Правый суд. В смертный бой мои товарищи Идут.

‹1933›

ПАРТИЗАН ЖЕЛЕЗНЯК

В степи под Херсоном Высокие травы, В степи под Херсоном курган. Лежит под курганом, Овеянный славой, Матрос Железняк, партизан. Он шел на Одессу, А вышел к Херсону — В засаду попался отряд. Полхлеба на брата, Четыре патрона И десять последних гранат. «Ребята, — сказал, Повернувшись к отряду, Матрос-партизан Железняк — Штыком и гранатой Мы снимем засаду, И десять гранат — не пустяк!» Сказали ребята: «Херсон перед нами, И десять гранат — не пустяк!» Прорвались ребята, Пробились штыками, Остался в степи Железняк, Веселые песни Поет Украина, Веселая юность цветет, Подсолнух высокий, И в небе далекий Над степью кружит самолет. В степи под Херсоном Высокие травы, В степи под Херсоном курган. Лежит под курганом, Овеянный славой, Матрос Железняк, партизан.

‹1936›

ГАФУР ГУЛЯМ

(1903–1966)

С узбекского

МАТЬ

Я

миг рожденья своего припомнить не могу, Но эту первую зарю всегда благодарю! Еще, спеленатый, лежу на новом берегу И с удивлением на мир открывшийся смотрю. Сжимая крепко кулачки, гляжу на море дня, Еще сознание мое — как темная руда… Забыл я бабушку мою, принявшую меня, Ведь вскоре умерла она — в те дальние года. Благодарю тебя, о мать, о мой родник святой, Поныне сладость молока в моей крови течет. Как юный тополь на груди долины золотой, В твоих объятьях я мужал, не ведая забот. Я стал поэтом, стал борцом, кругом росла семья, И оглянуться не успел — полвека пронеслось… Зачем так рано ты ушла, родимая моя, — Увидеть сил моих расцвет тебе не довелось. Не довелось тебе войти в мой новый, светлый дом, На новый труд, заветный труд благословить меня, Увидеть, как цветет страна, меняясь с каждым днем, И как зажиточно теперь живет твоя родня. О, если б хоть еще разок взглянуть тебе в лицо, Тебя с поклоном пригласить к накрытому столу!.. Я с пальца снял подарок твой — старинное кольцо И, с грустью глядя на него, пою тебе хвалу.

‹1953›

К НАМ ПРИЕЗЖАЙТЕ ПОГОСТИТЬ, ДРУЗЬЯ!

Когда вы будете в Узбекистане, То, как бы вы с дороги ни устали, Я знаю, каждый звать вас в гости станет Радушными, не лживыми устами, — Но в первый дом входите в мой, друзья! Гафур Гуляма знаете, конечно! Мой адрес даст в Ташкенте каждый встречный. В мой дом входите, я вам рад сердечно! Без проволочек — жизнь так быстротечна — Ко мне шагайте, я вас жду, друзья! Мой садик — ваш! Пусть только скрипнет дверца! На грядках зелень мяты, кинзы, перца, Вот свежая вода, вот полотенце, А вот открытое вам настежь сердце! И в сад и в сердце вас пущу, друзья! Над огородом я для вас трудился, Всего к столу нарвать распорядился! Куда б хозяин иначе годился? Жаль только вот, шафран не уродился, А остальное — ваше все, друзья! Цветов хотите? И цветы есть тоже* То цвета неба, то на кровь похожи, То все в росинках на прохладной коже… По нашему обычаю, заложим По красной розе за ухо, друзья! Ковер постелим и, чтоб слаще отдых, Подушки бросив в шелковых разводах, Прогнав печаль, забывши о невзгодах, На языках пятнадцати народов Споем, что в голову придет, друзья! Кто детям рад, кто без детей скучает, Зятьев и снох в придачу получает, А там и внуков на руках качает… Под детский крик по пиалушке чая До ужина не выпить ли, друзья? Я в юности еще пришел к решенью: Дом без детей — как стол без угощенья, Как шар земной без вечного вращенья! За шумный дом свой не прошу прощенья! Мы сами будем в нем шуметь, друзья! Вином и мясом пахнет синий воздух. Стол — как земля, а вы вокруг — как звезды! Вот наш инжир, вот винограда грозди! Лепешки теплые, пока не поздно, Я по куску вам отломлю, друзья! Горит очаг, смешав в домашнем дыме Дыханье сада с ветерком пустыни. Вот персики с бочками чуть седыми, Но раньше их давайте взрежем дыню! Мы в этом не раскаемся, друзья! Теперь, когда уже всерьез сидим мы, Отведайте самсы, казы, нарына! Пусть их названья непереводимы, Но, чтобы суть понять, необходимо Их все подряд попробовать, друзья! Вино у нас домашнее, густое, В нем слиток солнца плавает в настое. Есть предложенье, самое простое: Без лишних слов кувшина дно пустое В кратчайший срок исследовать, друзья! Вот вносит Мухаррам, моя супруга, Два блюда с пловом, два горячих круга! Она прикладывает к сердцу руку, И не спеша плывет от друга к другу, И к плову приглашает вас, друзья! А после плова, за зеленым чаем, Мы к берегу поэзии причалим: Фуркат, и Пушкин, и Джами вначале, Ну, а потом, друг другу отвечая, И что-нибудь свое прочтем, друзья! Есть ваши книги у меня на. полках, Есть и мои. Взгляните втихомолку: Писал я много, жил довольно долго, И сколько их, я сам не знаю толком, Пусть, если захотят, сочтут друзья! Я заболтался! Время пролетело! Душа бы вечно бодрствовать хотела, Но, к сожаленью, спать желает тело… Ночуйте здесь! Мы быстро это дело Устроим каждому из вас, друзья! Кто помоложе, тем ковров наносим, Кошму в саду, под абрикосом, бросим, Молодоженов на чердак попросим: В Узбекистане ведь такая осень, Что простудиться мудрено, друзья! Итак, устами старого поэта Я вас зову, прошу запомнить это, Пусть издали, пусть даже с края света, Хотите — осенью, а не боитесь — летом, К нам приезжайте погостить, друзья!

‹1959›

НАТАЛЬЯ ЗАБИЛА

(Род. в 1903 г.)

С украинского

СЕСТРЕ

Железный путь — путь для коней железных Куда-то далеко простерся он. Вагоны, грохоча на всю окрестность, Из окон свет кидают на перрон. Вдоль рельс проходишь ты обычным шагом, Приказы отдаешь кому-то в тьме. Дежурного фуражка красным флагом Мелькает, и звенит девичий смех. Потом рассвет — синь ляжет под глазами, И сон без сновидений, дни не в дни… Плывут и тают, век не угасая, Зеленые и красные огни… И вдруг печаль, нет-нет и набегая, Полынный яд по сердцу разольет, — Печаль о том, что, женщина простая, Ты думаешь так мало о «своем». И снова стук вагонов бесконечных… Стоишь ты, провожая поезда… Путем железным на конях железных Летят в стальную даль твои года.

‹1927›

НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ

(1903–1958)

РЫБНАЯ ЛАВКА

И вот, забыв людей коварство, Вступаем мы в иное царство. Тут тело розовой севрюги, Прекраснейшей из всех севрюг, Висело, вытянувши руки, Хвостом прицеплено на крюк. Под ней кета пылала мясом, Угри, подобные колбасам, В копченой пышности и лени Дымились, подогнув колени, И среди них, как желтый клык, Сиял на блюде царь-балык. О самодержец пышный брюха, Кишечный бог и властелин, Руководитель тайный духа И помыслов архитриклин! Хочу тебя! Отдайся мне! Дай жрать тебя до самой глотки! Мой рот трепещет, весь в огне, Кишки дрожат, как готтентотки. Желудок, в страсти напряжен, Голодный сок струями точит, То вытянется, как дракон, То вновь сожмется что есть мочи, Слюна, клубясь, во рту бормочет, И сжаты челюсти вдвойне… Хочу тебя! Отдайся мне! Повсюду гром консервных банок, Ревут сиги, вскочив в ушат. Ножи, торчащие из ранок, Качаются и дребезжат. Горит садок подводным светом, Где за стеклянною стеной Плывут лещи, объяты бредом, Галлюцинацией, тоской, Сомненьем, ревностью, тревогой… И смерть над ними, как торгаш, Поводит бронзовой острогой. Весы читают «Отче наш», Две гирьки, мирно встав на блюдце, Определяют жизни ход, И дверь звенит, и рыбы бьются, И жабры дышат наоборот.