Советские космонавты
Шрифт:
...Деревня Миньково, где рос Павел, — таежная. Не потому, что глухомань, а просто окружили ее со всех сторон леса дремучие. Дом, где жили Беляевы, окошками на тайгу. Куда ни глянь — тайга. Уйдешь километра за три от дома, — не ровен час, медведя повстречаешь.
В селе немало заправских охотников. В каждой избе есть ружье, а то и не одно. Поэтому, собственно, и определялось: мальчишка или взрослый. Есть у тебя свое ружье, стало быть, ты уже не мелюзга, а самостоятельный человек.
У Паши своего ружья не было. Но охотничьи тропы он знал хорошо. Не раз мерил их размеренными шагами, уходя с отцом в тайгу на косачей,
Отец ушел, а ружье оставил. Павлик слышал, как ломались сухие ветки под его тяжелыми яловыми сапогами. Потом все стихло. И вдруг рядом с шалашом сели два огромных косача. Рука сама потянулась к ружью, а когда коснулась холодного металла, отдернулась. Испугался. Ни разу не стрелял! Но удержаться не смог. Какая-то сила толкала к ружью: скорее, скорее. Громыхнул выстрел. И сразу звон ударил по ушам, острой болью завыла рассеченная губа. Во рту стало солоно...
Когда отец вернулся, на земле лежал косач, а Павел, болезненно морщась, осторожно пробовал пальцем распухшую губу. Иван Парменович осмотрел рану и успокоил: «Это пустяк, сыпок, пройдет... А, вот ружьишко тебе, вижу, пора иметь свое».
Весть о том, что Пашка подстрелил косача, быстро распространилась среди деревенской ребятни. А вскоре товарищи пришли подержать новенькое Паш кино ружье. После этого в тайгу ходил один, забредал далеко. Шестиклассник, малец вроде бы, но человек самостоятельный.
В Миньково Беляевы прожили недолго. Седьмой класс Павел начал в школе имени Максима Горького в городе Каменске-Уральском. Там впервые и задал себе вопрос: что делать после семилетки? Отцовская профессия фельдшера не привлекала. Поначалу была мечта стать путешественником или охотником, как Арсеньев и Дерсу Узала, потом стал увлекаться алгеброй и физикой, Точные науки объяснили, как летают самолеты, почему крутятся электромоторы, что такое земное тяготение и как рассчитать время полета к Марсу.
Прослышал про Свердловскую спецшколу ВВС. Размышлял недолго: авиация ведь, что тут гадать! Но ничего не получилось. Иногородних не брали, так как не было мест в общежитии.
А тут война. Из каждой семьи уходили на фронт отцы, старшие братья. Ивана Парменовича Беляева не взяли: инвалид двух войн. «Вы свое отвоевали», — сказали ему. Тогда Павел решил, что на войну пойдет он. Должен же кто-то от их фамилии защищать Родину.
В военкомат пришел с комсомольским билетом. «Пишите добровольцем в отряд лыжников, который формируется из сибиряков и уральцев». В ответ: «Подрасти, малец. Еще навоюешься...»
Обидно было. Сгладил обиду сосед: «Приходи ко мне в цех, Пав-луща. Народ нам — во как нужен! Научу. Да ты и сам, давно за тобой наблюдаю, парень смышленый».
На заводе в ту пору работали сутками. Без умолку пели песню станки, лязгали железные краны, скрипели транспортеры, росли горы колючей стружки... Смена сменяла смену, «Все для фронта, все для победы!»
После работы забегал к военному комиссару, напоминал о себе, говорил, что год, которого ему не хватает, подходит к концу. В военкомате уверяли, что обещание помнят. «Ты, парень, пороги не обивай. В списках числишься. Жди, вызовем». Но вызова не было. К кому только не ходил. Ответ один: «Людей
Несколько раз атаковал начальника цеха, ходил в райком комсомола, дважды был у директора завода. Упорство Павла, требования и просьбы сделали свое дело. В предписании значилось: «Город Сарапул, 3-я школа морских летчиков». Так начался май 1943 года...
3-я школа считалась «первоначалкой». Здесь в течение года курсантов знакомили с учебными самолетами По-2 и Ут-2, давали основы летного дела, выпускали в первый самостоятельный полет. В Сарапуле Павел получил летную закваску.
Неизгладимый след оставил в его сердце старший лейтенант А. Гарсков, командир их авиационной эскадрильи. Это был настоящий ас! Подвижный, энергичный, влюбленный в небо, мужественный человек.
Для курсантов Гарсков был признанным авторитетом. Слово его — закон. Если комэск цедил: «Плохо», значит, не постиг ты еще чего-то такого, без чего летчиком стать нельзя. Он напоминал Павлу его первую учительницу с ее удивительным умением смотреть и видеть. Смотрят-де все, а видят немногие, говорила она. Гарсков говорил то же самое. Он учил их видеть. В воздухе спрашивал:
— Чувствуешь?
— Ясно, — отвечали ему. А он свое:
— Я о чувстве спрашиваю, а не о ясности. Машину чувствуешь? Ты ей «ногу» даешь, а надо чуть-чуть руля. Ну как теперь?
— Чувствую.
— Что чувствуешь? — допытывался командир. — Объясни...
В провозном полете, бывало, тысячу вводных даст — только успевай отвечать. Но спешки не любил. Если в ответе упущено что-то, переспросит несколько раз, но свое «выжмет». Когда молчит, не перебивает, знай — чушь плетешь. А если то и дело вопросы задает, стало быть, доволен.
Павла Беляева Гарсков выпустил в самостоятельный полет в начале весны. На аэродроме еще лежал снег, утрамбованный, скрипучий. Курсанты грелись в каптерке, но каждый раз выскакивали посмотреть на посадку товарища.
Когда Павел посадил самолет, старший лейтенант лишь хлопнул его по плечу. И уже другому: «Очередной!» Ребята торопились поздравить. Экзамен выдержан.
Через год Павел начал летать в Ейском авиационном училище...
9 мая 1945 года, в День Победы над фашистской Германией, морской летчик младший лейтенант Беляев получил назначение — на восток, к берегам Тихого океана.
Время было суматошное. Вновь прибывших перебрасывали из части в часть, пока не определялось постоянное место службы. Осел в одной из частей и Павел. Молодежи здесь было мало. Летали больше «старики». Они рвались в каждый вылет. Где уж тут пробиться новичкам! Их больше использовали для несения нарядов, патрулирования. Называлось это «вводом в строй».
Когда началась война с Японией и Павел услышал свою фамилию среди тех, кто должен был лететь для сопровождения бомбардировщиков, он не поверил. Группе истребителей поручалось прикрывать «пешки» (Пе-2), которые отправлялись бомбить японские порты. Летчик Беляев входил в состав крылатой девятки.
До полета оставалось около часа. Павел тщательно проверил самолет, вместе с техником снарядил полный боекомплект. Но стрелять не пришлось. «Пешки» отбомбились без помех: с земли по ним стреляли, но сражения в воздухе не состоялось — японцы не очень-то ввязывались в бой с нашими истребителями.