Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Смоленский Борис Моисеевич

22. ИЗ ШКОЛЬНОГО ДНЕВНИКА

С завистью большой и затаенной На отца смотрел я потому, Что наган тяжелый, вороненый Партия доверила ему. Вечерами зимними, при лампе, Он рассказывал, как их отряд Атакующей кулацкой банде Указал штыками путь назад; Как в сугробы падали бандиты, Черной кровью прожигая снег; Как взвивался пулями пробитый Красный флаг над сотней человек; Как партийцы шли вперед бесстрашно, Шли, а ветер заглушал «ура-а», Как скрестили в схватке рукопашной Взгляд со взглядом, штык с штыком врага… Наизусть я знал рассказ подробный. Каждый вечер всё же мне опять Вдруг казались неправдоподобны Стулья, шкаф, и лампа, и кровать. Все они куда-то исчезали, Стены расступались,

и тогда Предо мной бесшумно проплывали Тучи дыма, флаги и снега… Вспоминаю с гордостью теперь я Про рассказы своего отца. Самому мне Родина доверит Славное оружие бойца. Охватило страны пламя злое Новых разрушительных боев, Вовремя пришло ты, боевое Совершеннолетие мое. Встану я, решительный и зоркий, На родном советском рубеже С кимовским значком на гимнастерке, С легкою винтовкою в руке. И откуда б враг ни появился — С суши, с моря или с вышины, — Будут счастья нашего границы От него везде защищены. Наши танки ринутся рядами, Эскадрильи небо истемнят, Грозными спокойными штыками Мы врагу укажем путь назад. 1939?

23. МАВЗОЛЕЙ

Густые толпы дружного народа, Серьезный вид родителей моих И лица застывающих у входа Безмолвных и суровых часовых. Мы подходили тихими шагами, Ступая в такт смолкающим сердцам. Какими мне стихами и словами То описать, что я увидел там? Закрыв глаза полоской светлых век, Лежал, на грудь как будто подняв руку, Недвижный, бледный человек. Казалось, он прислушивался к звуку, К шагам людей, идущих чередой. И слышал, точно клятву, как поруку: «За дело Ленина мы все готовы в бой!» <1940>

24. СКВОЗЬ ЛИВЕНЬ

Мелькнули молнии несколько раз, Всё настойчивей грома удары Повторяют прохожим приказ: «Освободить тротуары». Старушечка, опуская веки, Походкой дрожащей Через улицу спешит к аптеке. Вошел гражданин в магазин ближайший. И вот, пробитый каплями первыми, Красный флаг, что спокойно висел, Вдруг, как что-то живое, с нервами, Весь рванулся навстречу грозе. С шумом на город притихший, серый, Дробясь об асфальт, уходя в песок, Дождевые, прозрачные стрелы Густо льются наискосок. В футболке, к телу прильнувшей компрессом, В брюках блестящих, потяжелевших Шагаю ливню наперерез я, Смелой мыслью себя утешив: Лучше так вот шагать всю жизнь, Чем, грозу переждя, Вслед за теми послушно плестись, Кто прошел сквозь стрелы дождя И не видит душою праздною, Как во всей красоте и силе Сверкает и свищет полотнище красное, Омытое ливнем от будничной пыли. 1940

25. «Хоть становлюсь я угрюмым, упорным…»

Хоть становлюсь я угрюмым, упорным, Меня иногда, как прежде, влекут В дымное небо кричащие горны, Знамена, стреляющие на ветру… Но это случается реже, реже. И, видимо, скоро в последний раз Почудится мне оружия скрежет, Каменных стен огромные брусья… Крепость в дыму, крепость в огне. И, возглавляя отряды, мчусь я На безупречно белом коне. Что там на башне: не флаг ли белый, Или вспорхнул от выстрелов дым? Проломы в стене — не ловушка смелым, Они — триумфальные арки им! Мой скакун пролетает над бездной. Рвы за спиною. Вперед! Вперед! Всё ближе, ближе топот железный, Вдруг распахнулись ворота! И вот, Качнув головой, улыбаюсь устало: Борис, Борис, довольно сражаться. Ведь тебе ни много ни мало — Уже почти девятнадцать. 1940?

26. НАКОНЕЦ-ТО!

Новый чемодан длиной в полметра, Кружка, ложка, ножик, котелок… Я заранее припас всё это, Чтоб явиться по повестке в срок. Как я ждал ее! И наконец-то, Вот она, желанная, в руках!.. …Пролетело, отшумело детство В школах, в пионерских лагерях. Молодость девичьими руками Обнимала и ласкала нас, Молодость холодными штыками Засверкала на фронтах сейчас. Молодость за всё родное биться Повела

ребят в огонь и дым, И спешу я присоединиться К возмужавшим сверстникам моим! 1941

27. «Всё с утра идет чредой обычной…»

Всё с утра идет чредой обычной. Будничный, осенний день столичный — Славный день упорного труда. Мчат троллейбусы, гремят трамваи, Зов гудков доносится с окраин, Торопливы толпы, как всегда. Но сегодня и прохожим в лица, И на здания родной столицы С чувствами особыми гляжу, А бойцов дарю улыбкой братской — Я последний раз в одежде штатской Под военным небом прохожу!.. 1941 Москва

28. ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ

Метров двести — совсем немного — Отделяют от нас лесок. Кажется, велика ль дорога? Лишь один небольшой бросок. Только знает наша охрана: Дорога не так близка. Перед нами — «ничья» поляна, А враги — у того леска. В нем таятся фашистские дзоты, Жестким снегом их занесло. Вороненые пулеметы В нашу сторону смотрят зло. Магазины свинцом набиты, Часовой не смыкает глаз. Страх тая, стерегут бандиты Степь, захваченную у нас. За врагами я, парень русский, Наблюдаю, гневно дыша. Палец твердо лежит на спуске Безотказного ППШа. Впереди — города пустые, Нераспаханные поля. Тяжко знать, что моя Россия От того леска — не моя… Посмотрю на друзей-гвардейцев: Брови сдвинули, помрачнев,— Как и мне, им сжимает сердце Справедливый, священный гнев. Поклялись мы, что встанем снова На родимые рубежи! И в минуты битвы суровой Нас, гвардейцев, не устрашит Ливень пуль, сносящий пилотки, И оживший немецкий дзот… Только бы прозвучал короткий, Долгожданный приказ: «Вперед!» 1942

29. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Два шага от стены к окну, Немного больше в длину — Ставшая привычной уже Комнатка на втором этаже. В нее ты совсем недавно вошел, Поставил в угол костыль, Походный мешок опустил на стол, Смахнул с подоконника пыль И присел, растворив окно. Открылся тебе забытый давно Мир: Вверху — голубой простор, Ниже — зеленый двор, Поодаль, где огород, Черемухи куст цветет… И вспомнил ты вид из другого жилья: Разбитые блиндажи, Задымленные поля Срезанной пулями ржи. Плохую погоду — солнечный день, Когда, бросая густую тень, Хищный «юнкерс» кружил: Черный крест на белом кресте, Свастика на хвосте. «Юнкерс» камнем стремился вниз И выходил в пике. Авиабомб пронзительный визг, Грохот невдалеке; Вспомнил ты ощутимый щекой Холод земли сырой, Соседа, закрывшего голой рукой Голову в каске стальной, Пота и пороха крепкий запах… Вспомнил ты, как, небо закрыв, Бесформенным зверем на огненных лапах Вздыбился с ревом взрыв. …Хорошо познав на войне, Как срок разлуки тяжел, Ты из госпиталя к жене Всё-таки не пришел. И вот ожидаешь ты встречи с ней В комнатке на этаже втором, О судьбе и беде своей Честно сказав письмом. Ты так поступил, хоть уверен в том, Что ваша любовь сильна, Что в комнатку на этаже втором С улыбкой войдет жена И руки, исполненные теплом, Протянет к тебе она. 1942

30. «У эшелона обнимемся…»

У эшелона обнимемся. Искренняя и большая, Солнечные глаза твои Вдруг затуманит грусть, До ноготков любимые, Знакомые руки сжимая, Повторю на прощанье: «Милая, я вернусь». Я должен вернуться, но если… Если случится такое, Что не видать мне больше Суровой родной страны,— Одна к тебе просьба, подруга: Сердце свое простое Отдай ты честному парню, Вернувшемуся с войны. Декабрь 1942

31. «Проходит поезд через лес…»

Проходит поезд через лес, Колесами стучит. По крепким шпалам льются рельс Тяжелые ручьи. И, к небесам стремясь пустым, Средь сосен и берез, Летит такой же русый дым, Как прядь твоих волос, Да пляшет, утомляя взгляд, Деревьев хоровод: Всё ближние бегут назад, А дальние — вперед. 1942