Советы мудрой свекрови. О детях, мужьях и не только…
Шрифт:
Совет девятый
Как бы ни были близки твои отношения с ребенком, ни к чему посвящать его в нюансы отношений с мужем, свекровью, твоими собственными родителями.
Что же – кривить душой, лгать, изворачиваться? – спросишь ты. Я бы сказала так: обходить острые углы. Женская мудрость обязательно подскажет, где граница, которую не стоит переходить. Не заставляй ребенка выбирать между тобой и отцом, тобой и бабушкой или дедом. И пусть будет как можно больше людей, которые его любят.
И даже если у тебя неважные, натянутые отношения со свекровью, пусть ребенок как можно дольше это не почувствует.
Свекровь
Ну вот, мы добрались до самого интересного. Я все откладывала, признаюсь, этот разговор – ведь сама я и свекровь, и невестка, побывала по обе стороны баррикад. Конечно, в «Дневнике свекрови» я многое сказала по этому поводу, повторяться не буду. Но разве мы, девочки, упустим случай поговорить о непростых (или, что редко, прекрасных) отношениях со свекровью? Да не в жизнь!
Кстати, чувствуешь, в самом слове есть что-то тревожное: свекровь. Да уж, вот толерантные французы называют свекровь и тещу belle-mere (прекрасная мама), англичане – mother in low (законная мать). Мы же прямо рубим правду-матку . Немного о личном опыте, надеюсь, тебе пригодится.
Некоторые ладят со свекровями, искренне хорошо к ним относятся, называют мамами и не имеют ничего против совместного проживания. И дай им бог так жить и дальше. Другие вынуждены делать вид, что свекровь для них – мама родная (помнишь беднягу Лану, о которой я рассказывала выше)?
Вот две крайности. А между ними – разумный компромисс. Золотая середина. Вот к ней и будем стремиться.
Итак, совет первый
Не
Ася вышла замуж за Сережу по большой любви, и к ужасу родителей с обеих сторон – молодым было по восемнадцать, оба учились на первом курсе. Но страсть погасить разумными доводами не удалось – пришлось покупать фату, костюм, снимать ресторан, ну и так далее. Асины родители как-то быстро смирились с новым статусом дочери, а вот с Сережиной мамой так просто не получилось. Ольга Искандеровна сына любила какой-то ненормальной любовью: поздний ребенок – когда она его родила, старшая дочь уже ходила в пятый класс – заменил ей родственников (их почему-то не было), подруг (их тоже не наблюдалось по причине крайней угрюмости Асиной свекрови) и вообще всех. Муж ее умер за пару лет до Асиной и Сережиной свадьбы, и, по всей видимости, особо счастливым их брак не был. Старшая дочь давно вышла замуж, жила отдельно, и ее судьбой Ольга Искандеровна не особо интересовалась, равно как не интересовали ее две внучки. Ася выросла в хлебосольной семье, где поддерживались родственные связи до пятого колена и неожиданный визит, к примеру, пятиюродного дядюшки из Тбилиси воспринимался как само собой разумеющееся. Дядюшке ставилась раскладушка, Асин папа доставал бутылку коньяка, а мама метала на стол все, что было в доме. Холодность Ольги Искандеровны по отношению к собственной дочери и внучкам Асю удивляла, а неуемная, какая-то животная любовь к сыну – раздражала. Она была девушкой самостоятельной, мама ее часто болела, поэтому Ася с восьмого класса вела дом. От Сережи она ждала взрослых, мужских поступков, и он старался изо всех сил, пока не попадал к матери. Там он немедленно становился Кисой (так его называла Ольга Искандеровна). Кисе не давали помыть тарелку («Сиди, сыночек, я сама»), не позволяли поднять тяжесть («Я привыкла, что здесь такого?» – искренне недоумевала Ольга Искандеровна, появляясь на пороге с тяжеленными сумками). Еще Кису постоянно целовали то в носик, то в лобик, жарили ему «курочку с картошечкой» и «варили компотик». Ася не знала, что делать – ну не запретишь же мужу навещать мать! А Ольга Искандеровна настаивала на частых визитах сына («Мне так одиноко», – говорила она, скорбно поджав губы). Без Асиных визитов она вполне могла обойтись и предпочла бы, чтобы Киса приезжал к ней один. Сережа был для нее единственным светом в окошке. Смириться с тем, что кровиночка будет принадлежать другой женщине, точнее, «этой девчонке», было сложно. Но, будучи дамой неглупой, она прекрасно понимала, что если хочет сохранить возле себя сына, то придется принять невестку. Они теперь идут в комплекте, как ни прискорбно.
– Мама, она по утрам входит в нашу комнату без стука! – возмущенно жаловалась Ася. – А еще она пользовалась моей косметикой. Ведь мы же, говорит, одна семья! Мама, я не могу смотреть на ее курочку. Я вообще не люблю, когда еду уменьшительно-ласкательно называют! А от слова «компотик» у меня зубы начинают чесаться! А вчера она увязалась с нами в кино! И знаешь, не просто увязалась. Смотрит на меня так ласково и сладким голоском спрашивает: «А ты, Асенька, тоже с нами пойдешь?»
Мудрая Асина мама могла бы много рассказать дочери о своих непростых отношениях с собственной свекровью. Но ее свекровь приходилась Асе бабушкой, поэтому мама обходилась без подробностей. Выслушав дочь (кто же еще выслушает), она говорила одно и то же:
– Не забывай, она мать твоего мужа. Любить ты ее не обязана, но уважать придется.
– Как уважать, мама?
– Своди общение к минимуму, будь мила, но не навязывайся в родственницы. В общем, нейтралитет.
И Ася так и поступила. Старалась как можно меньше общаться со свекровью. Когда приезжала к ней в гости, вела себя, как на приеме у английской королевы: обсуждала погоду, цены на продукты (о высоком с Ольгой Искандеровной говорить не получалось). Свекровь чувствовала Асину холодность, но придраться было не к чему: невестка вежлива, мила, с праздниками поздравляет, о муже заботится.
И ее ненормальная любовь к Сергею как-то сама собой с годами сошла на нет, стала спокойнее. А тут еще Ольга Искандеровна познакомилась с собственными внучками. Девочки оказались очень симпатичными, их и назначили Кисами. А Сергей наконец смог перерезать пуповину и стать самостоятельным мужчиной.
Асе предстоит через пару месяцев стать свекровью – сын и его девушка уже подали заявление в загс.
– Знаешь, больше всего я боюсь, что буду так же мешать Ване стать самостоятельным, как когда-то Искандеровна моему Сергею, – признается Ася. – Поэтому время от времени проверяю – не делаю ли я из моего мальчика Кису? Вроде пока нет.
Совет второй
Помни, ты тоже станешь свекровью (или тещей).
И опять слово Асе.
Я только теперь, когда Ваня в двадцать пять решил построить ячейку общества, понимаю и своих родителей, и свекровь. Точнее, не понимаю, как они вообще смогли пережить нашу свадьбу. Мой Ваня хотя бы работает, неплохо зарабатывает, в быту абсолютно самостоятельный, уже года три снимает квартиру, сам убирает, сам готовит. А мы с Сережкой тогда – мама дорогая! – ни денег, ни жилья. Две нищенские стипендии, какие-то разовые подработки. Детский сад. А туда же, как большие, – загс, штамп, все дела. Смешно! Думаю, родителям было не до смеха. Особенно Искандеровне. Она же Серегу отдирала от себя с кровью. А я, эгоистка, ее тогда не понимала. Хотела, чтобы он вчера ее сынком был, а наутро – хоп! – и моим мужем. Ультиматумы ставила, высмеивала ее. А она просто очень боялась одиночества. И манипулировала сыном. Тогда я ее очень осуждала, а сейчас то ли старше стала, то ли просто в ее шкуру влезла. Я ее не то чтобы оправдываю – нет, конечно! И сама такой матерью и свекровью постараюсь не быть.
И еще я очень важную штуку поняла. Она Серегой манипулировала, потому что знала, что у него огромное чувство ответственности перед ней. И это хорошо – в смысле, хорошо, когда у мужика чувство ответственности перед матерью. Значит, скорее всего, от этого чувства перепадет и жене, и детям.
Хотя манипулировать родным сыном – не спортивно, да и просто гадко.
Совет третий
Не ставь мужа меж двух огней. Перекукует ли ночная кукушка дневную? Наверняка, но лучше не проверяй. Знаешь, многие ночные кукушки этим пользуются, и напрасно. Ультиматум – или я, или твоя мама, поставленный прямо, бесхитростно, в лоб, – это худшее, что ты можешь сделать. Даже если свекровь, как тебе кажется, к тебе несправедлива, даже если она, по твоему мнению, пытается внести раздор в вашу семью, не ставь мужа перед выбором, который он априори не может сделать. Конечно, процентов 90, что он выберет тебя. Но нужен ли тебе мужчина, который вот так просто готов, не побоимся этих слов, продать родную мать? Не вынуждай его это делать. Будь тоньше и изобретательнее. Моя бабушка говорила: «Худой мир лучше доброй ссоры». В отношениях невестка – свекровь это правило – аксиома.
– Я не могу понять подруг, у которых хорошие отношения со свекровями! Ведь это чужие люди!
Мою приятельницу Соню родители назвали в честь прабабушки, которая в молодости активно участвовала в революционном движении и рассекала в черной кожаной куртке и красной косынке. Возможно, правы те, кто считает, что имена не даются случайно и ребенок непременно повторит жизненный путь человека, в честь которого его назвали. Сонька была бескомпромиссна, резка в определениях и предпочитала рубить правду-матку с большевистской прямотой. Родители – милейшие, тишайшие люди – дочь откровенно побаивались. Нет, Соня, конечно, им не грубила, слова плохого в жизни не сказала. Но перед ее натиском и энергией пасовали и более крепкие орешки, чем два интеллигентных инженера, всю жизнь прожившие душа в душу и перемещавшиеся по траектории дом – работа – дом или дом – работа – дача, в зависимости от сезона.
Как ты догадываешься, по закону притяжения противоположностей в мужья Соне достался кроткий, робкий, часто краснеющий юноша с редким именем Платон.
Точнее, он Соне не доставался – она его выбрала, так что у него альтернативы не было – в загс!
После загса молодые стали жить отдельно – у Сони была малюсенькая однушка-скворечник, доставшаяся в наследство от бабушки, дочери той самой Софьи-революционерки.
Платон Соню любил самозабвенно, но была еще одна женщина, которую он любил. Нет, не подумайте – речь идет не о коварной разлучнице. Платон любил маму. Мама, Анастасия Николаевна, учительница биологии в школе, в сыне тоже души не чаяла. Муж ее умер давным-давно, Платон его и не помнил. Так что у матери и сына не было никого, кроме друг друга. Но Анастасия Николаевна прекрасно понимала, что рано или поздно сын от нее уйдет. Она и не хотела, чтобы он всю жизнь сидел у ее юбки. «Мы не можем изменить законы жизни», – повторяла Анастасия Николаевна, любовно поглядывая на сына.
Она изо всех сил хотела полюбить Соню. Но та, будучи девушкой самостоятельной и – мы помним – по-большевистски бескомпромиссной, – от знаков внимания со стороны свекрови отмахивалась, когда та пыталась ее обнять по-родственному, делала такое лицо, будто ей за шиворот бросили жабу. Все это было настолько демонстративно, что даже Сонины родители попытались вмешаться, но дочь нежно, однако твердо дала им понять, что они вмешиваются не в свое дело.
К слову, считается, что мы в собственной семейной жизни повторяем модель отношений, которую наблюдали в родительской семье. Соня и здесь сломала стереотипы. Ее мама со свекровью жили душа в душу. Разрешала называть себя деточкой, с удовольствием вместе со свекровью толклась на кухне, жила в маленьком домике на даче. А уж о том, чтобы не доверить свекрови Соньку, и речи быть не могло. Та девочку обожала, проводила с ней много времени, чем родители по молодости пользовались: удирали от орущего младенца то к друзьям, то в кино.
Соня же немедленно после свадьбы устроила соревнование за звание главной женщины в жизни Платона. Понятно, что Анастасия Николаевна в этом соревновании была заведомо проигравшей. Не тот напор, не те силы и здоровье. Ей оставалось только с грустью смотреть, как страдает сын. Платону было жалко мать: та осталась одна, старалась теперь подольше задерживаться на работе, а на выходные придумывала себе то генеральную уборку, то визит к родственнице в другой город. Но и Соню он любил, так, как может любить
Соня видела, конечно, что Платон страдает. Но уступить, пойти на компромисс, иногда пригласить Анастасию Николаевну в гости, иногда съездить к ней – об этом она и заговаривать никому не позволяла.
– Она мне чужая, – твердила она, и возразить было нечего: ну да, чужая. Но врага-то зачем делать?
Даже Сонины подруги были на стороне Анастасии Николаевны. Но свернуть Соньку с рельс мог разве что домкрат. Домкрата не было, так что Платон мучился, Анастасия Николаевна молча страдала, Соня делала вид, что ничего не происходит.
Так они прожили года полтора – до рождения Алисы. Девочка родилась чудная, прекрасный, спокойный ребенок. Сонька была полна решимости растить из нее вундеркинда – ставить рекорды было у нее в крови. Самый послушный муж у нее уже был, теперь нужен был самый умный ребенок. Платон дочь обожал, проводил с ней очень много времени, но честолюбивых замыслов супруги не поддерживал, хотя и молчал.
Да и попробовал бы он не молчать!
Через год после рождения ребенка Соня взяла няню и вышла на работу. Анастасия Николаевна робко предложила свои услуги – все-таки лучше, чем чужой человек. Но ее невестка была неприступна и категорична: у няни специальное образование, навыки ухода за маленькими детьми, диплом, рекомендации и т. д.
Соня, баба умная и хваткая, быстро стала делать карьеру. Вскоре ее зарплата была не просто больше, чем у Платона, – она примерно равнялась его подоходному налогу. И вела она себя дома, как на работе, – покрикивала, командовала, отдавая приказания не терпящим возражения тоном.
Платон и подросшая Алиса мать семейства не то чтобы побаивались, но как-то притихали, когда она была дома. По счастью, случалось это не часто.
Соня считала себя очень полезным для семьи человеком – еще бы, такая зарплата!
– Я вас всех содержу, – любила говорить она.
Платон все чаще думал, что жены у него больше нет. Есть дочь, мать есть. А жена – где-то есть, но не с ним, не с ними.
И Соня потеряла к Платону интерес – это был пройденный этап. У нее появился любовник – энергичный молодой человек, ее непосредственный начальник. Разница в возрасте не мешала Соне – молодой любовник льстил ее самолюбию. Тем более тот был женат, и Соня опять выиграла соревнование, причем у женщины моложе ее лет этак на восемь. О таких мелочах, что у ее любовника совсем маленький ребенок, она не задумывалась. Борьба шла по всем правилам – вечерние звонки любимому – пусть жена помучается, поревнует, эсэмэс – пусть она их почитает и поймет, кто здесь ночная кукушка, а кто дневная. Наконец, совместные поездки за границу на семинары и деловые встречи.
Соня своего добилась – жена ее любовника выставила того за дверь.
Теперь ей надо было сделать выбор – молодой любовник или старый, проверенный муж.
Но Платон этот выбор облегчил. Вернувшись из очередной «деловой поездки», Соня обнаружила пустые одежные шкафы: муж и дочь уехали. Теперь они жили у Анастасии Николаевны.
Соня было решила вернуть если не Платона, то Алису. Но дочь, к тому времени подросток, причем довольно своевольный (генетика, ничего не поделаешь), очень четко расставила все точки над i: жить она будет с отцом и бабушкой, маминого «юного мужа» видеть не желает, если мать станет давить, вообще прекратит с ней разговаривать. Платон, человек мягкий и деликатный, тоже проявил на сей раз твердость. И, ставя финальную точку в их с Соней разговоре, сказал:
– Мужчина может простить женщине все, кроме измены и свинского отношения к своей матери.
Совет четвертый
Извлекай пользу. У меня в книге «Беспокойная жизнь одинокой женщины» есть рассказ «Мои университеты» (да, это самореклама. Но вдруг ты не читала? А рассказ хороший. И полезный – и для невесток, и для свекровей). Что я имею в виду под пользой? Ну конечно, не материальные дивиденды. Все-таки свекровь – дама в возрасте. Пожила, многое видела. Прислушайся к ее советам. Вот как героиню моего рассказа каждая из многочисленных свекровей чему-то научила. Или, если ты точно знаешь, что она все делает неправильно, иди от обратного: смотри, как поступает твоя «вторая мама», и делай все с точностью до наоборот. Вот как Ася в отношениях с сыном и будущей невесткой.
И еще – помни, что никто лучше, чем она, не знает твоего мужа. Поэтому не делай ее врагом, делай союзником.
У моей подруги Милки всегда были со свекровью, Анной Павловной, натянутые отношения. Больше нескольких часов она в ее обществе не выдерживала и в гости ездила только потому, что не могла устоять перед божественными эклерами. Свекровь делала огромное блюдо, которое Милка могла легко уговорить в одиночку.
Я Анну Павловну прекрасно помню. Ее покойный супруг, отец Милкиного мужа Павлика, был самым настоящим генералом. Но жену уважал и боялся, дома парадом командовала она, и все, включая супруга, ходили по одной половице и отдавали Анне Павловне честь. Прямая спина, морщинистые руки с ярко-красными ногтями в бриллиантах. В морщинистых ушах тоже бриллианты. Она была похожа на хищную птицу. Помните, в фильме «Москва слезам не верит» героиня говорит: «Чтобы генеральшей стать, надо за лейтенанта замуж выйти. Да помотаться с ним по гарнизонам. По тайге всякой, по пустыням». Анна Павловна в свое время этот путь прошла, помоталась будь здоров, так что характер у нее был закаленный. Милку – шебутную, остроумную, яркую – она не полюбила сразу. Брак с ней считала для Павлика мезальянсом (сын генерала взял в жены дочь учительницы и инженера; ни квартиры, ни денег; отпуск проводят в походе – в общем, не нашего поля ягоды). Но с этим можно было смириться – как-никак Анна Павловна была воспитана на идеалах всеобщего равенства и братства и политинформации в клубе ветеранов при ЖЭКе посещала исправно. Но вот то, что Милка не разделяла всеобщего пиетета по отношению к ней, с этим ее суровая свекровь смириться не смогла. Поначалу она пробовала ее учить. Милка с хохотом мне об этом рассказывала.
– Унитаз, – говорила ей Анна Павловна, – лицо хозяйки. Он должен быть таким чистым, чтобы из него щи можно было хлебать.
– Щи из унитаза? – изображала недоумение Милка. – Может, по старинке, из тарелки?
– Вилки надо вытирать тщательно, чистым полотенцем, и обязательно между зубцами тоже, – пыталась делиться секретами домоводства свекровь.
Ну и тут Милка в долгу не оставалась:
– Можно и между зубцами, когда есть домработница. А сама я так убиваться не стану. Кухонное рабство давно отменили, если вы не в курсе.
Анна Павловна смотрела на Милку неодобрительно, но сыну о ней ни слова плохого не говорила – ждала, когда тот сам разберется.
Но Павел в Милку был влюблен по уши, «разбираться» ни в чем не хотел. А уж когда у них родилась дочь, которую назвали Анечкой – боюсь даже предположить, что Павлик для этого сделал, – Анна Павловна и вовсе смягчилась. Во внучке души не чаяла. Пожалуй, это был единственный человек в семье, которого суровая старуха не строила. Анечке было позволено все – шуметь у бабушки в квартире, играть в кабинете генерала – туда Анна Павловна после смерти мужа никому не разрешала входить, – примерять бабушкины шубы и даже играть драгоценностями из ее шкатулки.
И вот когда Анечке было лет семь, Павлик загулял. То есть у него случилось то, что принято теперь называть крышесносом. Причем крышу снесло конкретно. Он и раньше погуливал, но Милка закрывала на это глаза, потому что и сама была не без греха. Относилась она к романчикам на стороне – и своим, и мужниным – довольно легко. Любила повторять «хороший левак укрепляет брак». Но тут брак был под угрозой. Молоденькая секретарша вцепилась в Павла всеми конечностями и отпускать не собиралась. Еще бы – на крючок попался такой мужик: карьера, деньги, к тому же спортивный, веселый, обаятельный, за словом в карман не лезет, а выпьет, так и вовсе романсы под гитару поет. И не жадный: Мальдивы, Канары, Доминикана, а Европа уж тем более – что хочешь, солнышко! И солнышко хотело – жадно и ненасытно. Милке, которая к тряпкам была равнодушна и предпочитала джинсы и футболки, и не снились такие траты. Еще солнышко хотело колечек и сережек – побольше, и чтоб каратов так нескромно. В общем, влип Павлик по самое не хочу.
И так разошелся, что пришел к матери в гости со своей пассией. Дескать, вот, мама, познакомься с моей невестой. Анна Павловна любезно предложила солнышку чаю, поставила перед ним тарелку с эклерами. И дальше повела разговор так, что с каждым вопросом матери и ответом солнышка Павлику казалось, что с глаз спадает пелена. Вот как будто ты надел запотевшие очки, и они медленно, но верно становятся вновь прозрачными. Вся недалекость его пассии стала очевидна. Он ловил жадные взгляды, которыми солнышко окидывало генеральскую квартиру, видел, как она разглядывает бриллианты его матери, и ему даже показалось, что она хищно примеривается, как бы их половчее пристроить в собственные уши и на пальцы. Она громко и жеманно смеялась – почему он раньше не замечал, как она смеется?
Если бы я писала сентиментальный роман, то в этом месте поведала бы, что Павлик вспоминал Милкин заливистый хохот и понимал, что она – его единственная женщина.
Но жизнь – одно, а книги – другое. Павлик не вернулся к Миле. Точнее, он не бросился в ее объятия сразу после расставания с солнышком. Знаешь, кризис среднего возраста – не фунт изюма. Мужик, когда его накрывает, бежит не от жены и детей. Он бежит от себя. Что тут делать? Универсальных рецептов нет. Но не забывай, Анна Павловна была женщиной редкой. Она прекрасно знала своего сына. И кстати, прекрасно помнила своего мужа. Это к концу жизни генерал присмирел и боготворил свою Анечку. А в Павликовом возрасте… То есть боготворить-то, может, и боготворил. Но от себя тоже бежать пытался – вопреки воинскому уставу и кодексу строителя коммунизма. В общем, Анна Павловна понимала, что первая встряска прошла. Теперь сына надо как следует «пропесочить». Это у себя на работе ее Павлик – большой начальник. А на самом деле он сейчас как никогда нуждается в поводыре. И она, мать, станет таким поводырем. Выведет сына на верный путь. Не даст Анечке расти безотцовщиной. В общем, у них с Павлом состоялся разговор, после которого он, как побитая собака, приполз к Милке. И был он, рассказывает та, такой виноватый, что она его пожалела и простила.
Но это не самый последний аккорд в этой истории. Следующей на ковер к генеральше была вызвана Мила. Надо сказать, присмиревшая. Павлика она любила, семья ей была дорога, и она прекрасно понимала, что прошли они с мужем по краю пропасти и второй раз, скорее всего, хеппи-энда уже не будет.
Анна Павловна сразу сказала, что старалась не ради Милки, а ради внучки и своего непутевого сына, который «не должен совершать непорядочных поступков. Не так мы с отцом его воспитывали». После чего Милке рассказали, как жить. И она, прикусив язык, помалкивала, потому что выяснилось, что свекровь знает обо всех ее романах. Так что крыть было нечем.
Милка и Павлик уже бабушка и дедушка, недавно справили серебряную свадьбу. Анны Павловны нет в живых, но Милка вспоминает ее с теплотой – свекровь, которую она терпеть не могла, помогла им с мужем сохранить отношения. За это ей можно многое простить.
Совет пятый
Перечитала я все, что написала, и подумала: почему-то так получилось, что все мои советы адресованы невесткам? Наверное, советовать что-либо свекровям, то есть моим ровесницам, женщинам с не меньшим житейским опытом, чем у меня, как-то неловко. И все-таки я решусь. Дело не в том, поверьте, что считаю себя самой умной. Просто когда натыкаешься на грабли и придумываешь, как их без риска для жизни обойти, всегда хочется этой придумкой поделиться с другими. Вдруг им захочется учиться на чужих, а не собственных ошибках?