Совиный дом
Шрифт:
— Говорите, Герольд, — сказала она.
Фрейлейн фон Болен, медленно выходившая из комнаты, по усталому виду своей всегда столь любезной и готовой давать советы повелительницы поняла, что ее мысли неохотно отрывались от постели больной. Фрейлина поклонилась с тем грустным соболезнующим выражением, которое она приняла с тех пор, как однажды увидела свою госпожу с глазами, полными слез. В душе же она была очень рада: тайный страх, что Клодина вернется на свое место, а ей придется удалиться в скучную домашнюю обстановку, больше не мучил ее; никогда
Оставшись одна, фрейлина улыбнулась и стала думать о будущем, глядя на залитый солнцем сад. Какое ей было дело до горестей и волнений других? Она чувствовала только одно: ей не придется больше проходить с пренебрежительным видом мимо лавок, в которых родные ее много задолжали и хозяева которых ежемесячно требовали уплаты; она не будет больше чистить бензином перчатки и слушать, как прислуга жалуется матери на голод. Теперь она утвердилась в положении фрейлины, а Клодина фон Герольд, очаровательная, незабвенная Клодина, рука которой была нежна, «как у родной дочери», стала невыносима! Чего еще недоставало этому высокомерному существу? Она нашла могущественного покровителя!
Фрейлейн фон Болен внезапно покраснела: она охотно поменялась бы с Клодиной Герольд.
В комнате герцогини все было тихо. Иногда только доносился голос барона, потом послышался резкий смех принцессы Теклы, и через мгновение сухая и прямая фигура ее светлости в песочном шелковом платье появилась перед испуганной фрейлиной.
— Где принцесса Елена? Отыщите принцессу! — с трудом проговорила она, причем костяные пластинки ее веера стучали, как будто державшая их рука дрожала от лихорадки.
Фрейлейн фон Болен побежала за принцессой, которая, задыхаясь, взбежала наверх.
— Мы едем в Нейгауз! Где графиня? — крикнула мать ей навстречу.
— Бога ради, мама, что случилось?
Принцесса Елена отлично знала настроение, отражающееся теперь на лице матери.
— Едем! — отвечала та.
— Нет, мама, дорогая мама, оставь меня здесь; я не выдержу страха в Нейгаузе, — умоляла принцесса.
— Но кто сказал тебе, что мы будем выдерживать? Мы сегодня же вечером едем скорым поездом в Берлин. Идем!
— Нет, я не могу, — проговорили бледные губы Елены. — Не принуждай меня, мама, я убегу с дороги, я не могу уехать отсюда.
Старуха ужасно рассердилась; она схватила руку дочери своими костлявыми пальцами.
— Поедешь! Нам нечего делать здесь, — прошипела она.
Но принцесса Елена вырвалась.
— Я исполню свой долг! — воскликнула она и выбежала из комнаты. Мать поспешила за ней, но коридор был уже тих и пустынен, как будто белая фигура растаяла в воздухе…
Принцесса Текла уехала в Нейгауз одна с графиней Морслебен.
Впереди ехал экипаж с Беатой и детьми. Лепетание маленькой внучки доносилось до принцессы. В Нейгаузе необычно бледная графиня Морслебен остановилась перед поспешно прибежавшей фрау фон Берг. Молодая графиня была вне себя от того, как с ней обращалась во время пути принцесса.
— Я охотно сейчас уеду к маме, — воскликнула она. — Чем я виновата, что у ее высочества пошла горлом кровь?
Фрау Берг еще продолжала улыбаться, но побледнела при этих словах.
— Кровь горлом? — тихо спросила она.
— Да, ей очень плохо. Телеграфировали в Г.
— А принцесса Елена?
— Она не пожелала ехать с нами, кажется, ей хотелось бы лежать на пороге больной…
— А где барон?
— У ее высочества герцогини матери; по крайней мере был там, когда мы уезжали. Болен сказала, что он просил аудиенции у ее высочества.
— Ну, а фрейлейн фон Герольд?
Хорошенькая графиня пожала плечами.
— Все говорят о ней, — сказала она. — Мне жаль ее. Говорят, что герцогиня узнала о неверности своего супруга; его высочество готов, кажется, сжечь весь мир…
— Господи, ведь скандал должен был, наконец, обнаружиться? — сказала Берг, пожав плечами. — Но где же находится гордая Клодина? Сидит в Совином доме и с нетерпеливой надеждой глядит на Альтенштейн или кинулась в пруд около замка?..
Графиня Морслебен взглянула в ее лицо, и не пытавшееся скрыть удовольствие, — дикая радость блестела в черных глазах. Она радовалась не изобличению преступницы, ведь она имела так мало права причислять себя к праведным.
— Милостивая государыня, — дерзко сказала хорошенькая графиня, — я все утро думала: кто это сказал, что, сидя под стеклом, нельзя бросать камни?
— Я спрашиваю: куда делась фрейлейн фон Герольд после блестящего проявления немилости? — повторила фрау фон Берг, покраснев от злости.
— Я не понимаю вас, Берг, — отвечала графиня, вкрадчиво, как только могла, — вы знаете больше меня?.. Немилость? Фрейлейн фон Герольд сидит у постели герцогини!
Фрау фон Берг, задохнувшись от злости, отправилась в комнату ее светлости принцессы Теклы, откуда давно раздавался оглушительный трезвон.
24
Герцогиня спала, во всем доме царила тишина, мертвая тишина.
В комнате ротмистра Риклебена сидел барон Герольд — он попросил у офицера разрешения остаться у него, пока не будет известия о состоянии ее высочества.
Он взял предложенную сигару, но она постоянно гасла; открыл книгу, но не мог от волнения читать. Мрачная забота лежала на лице барона, и мучительное беспокойство заставляло его беспрестанно ходить по комнате взад и вперед…
Фон Пальмер заперся в своей комнате и был в самом скверном настроении. Хорошенький денек выдался сегодня, право! Когда он утром вошел в кабинет с докладом о необходимых переделках дворца в резиденции, герцог встретил его с удивленным лицом, держа в руках распечатанное письмо от своего кузена, принца Леопольда, в котором тот спрашивал, почему гофмаршальство уже три года не платит фирме «Шмит и Ко»? Глава фирмы обратился к посредничеству принца, потому что на прямые запросы относительно уплаты приходили только новые заказы и уклончивые ответы. А в последний раз был ответ, что если будут надоедать, то и вовсе перестанут делать заказы.