Совок 12
Шрифт:
Разумеется, я блефовал. Пристрелить, конечно же, бабу Маню можно и даже должно, но тогда уж придётся валить и её бойфренда. По той простой причине, что пистолет у меня в руках левый и его применение по гражданке Ирсайкиной официально оформить будет сложно. Мало того, потом еще придётся изощряться и прятать трупы. А это неблагодарное занятие мне уже порядком поднадоело. Лимит везения в части, касающейся сокрытия жмуров, я уже давно выбрал. И стоит отметить, выбрал я его с немалым дефицитом далеко наперёд. Да и девяностые, в стиле которых я в последнее время всё чаще действую, слава богу, пока еще не наступили. Н-да, такая вот загогулина, понимаешь…
Но бабка, к счастью, мыслей читать не умела и вдруг нешутейно
— Да, пожалуй, так я и сделаю! — будто бы рассуждая с собой, кивнул я самому себе. — Там на тяпке твои пальцы остались, так что всё будет в пределах необходимой обороны! Ты, курва старая, покушаясь на мою жизнь, прекрасно знала, что я мент! К тому же у тебя судимость уже имеется. Так что прокатит моя версия! Как по маслу прокатит! А этот пидор, — небрежно ткнул я большим пальцем за плечо, — Этот пидор подтвердит всё, что я скажу! Он и так сдал тебя со всеми потрохами. Причем, сделал это письменно! А, чтобы не загреметь на пятнашку, он и на свою родную маму даст любые показания!
Пришлось наложить на лицо тень тягостных раздумий. А затем изобразить решимость к совершению самых непопулярных и бесчеловечных поступков.
— А ну-ка иди сюда ближе! — изображая волнение, я облизал губы и поманил к себе левой рукой застывшую бабу, — Давай, старая, сюда ближе подходи, я сказал!
Мадам Ирсайкина, еще несколько секунд назад летевшая с благим умыслом срубить мне полбашки, сейчас с диким ужасом в глазах несогласно мотала головой. Категорически отказываясь приближаться ко мне на более интимную дистанцию. Еще через мгновение её ноги подкосились и она шмякнулась грузной жопой на земляной пол сарая. Не отрывая от меня глаз, баба Маня начала подвывать и вяло отмахиваться от меня обеими руками, как от малярийного комара в болотных сумерках.
Меня такое неспортивное поведение старой фармазонки несколько удивило. Происходящее царапало сознание отсутствием логики и перебором бабкиных эмоций. Слишком уж много чего эта тётка повидала в своей жизни, чтобы вот так быстро испугаться самой начальной стадии моей бутафории. Уж я-то хорошо знал, что Мария Атиповна Ирсайкина ни разу не простодушная пионерка и даже не комсомолка. А уж особо тяжких грехов за ней числится столько, что об их количестве лучше и не вспоминать! И с учетом всех этих факторов мне как-то не верилось в её детский испуг, который мне почему-то показался искренним. Никак не вязалась такая быстрая и паническая реакция с цинизмом и столь насыщенной биографией этой битой жизнью гиены.
Почему-то до меня не сразу дошло, что алёшина пассия просто-напросто может знать или догадываться о чем-то очень специфичном. Со мной связанным. Например, о том, что это именно я беззастенчиво зачистил некое количество алаяров из их спиртоводочной мафии. Включая и тех мудацких уголовников в ИВС. И еще, совсем недавно Губанов и Скобарь интересовались мной у рыжей Аллы относительно Лунёва. Так что не исключено, что и его пропажу эта переспелая распутница, наверняка, тоже связывает со мной. С большой долей вероятности можно предположить, что и про незавидную судьбу горе-киллеров баба Маня, скорее всего, тоже уже в курсе. А поскольку это она сама, недрогнувшей рукой послала их по мою душу, то и сомнениями по поводу того, кто является автором их утилизации, она не терзается. Да и глупо было бы подозревать мутного мента в том, что лежит на поверхности и просматривается вполне отчетливо.
— Вставай, Марья Антиповна, вставай! Я тебе не Алёша, чего ты передо мной разлеглась,
Не то, что бы мне так уж нравилось причинять боль похотливой бандитке. Просто мне надо было понадёжнее уверить её в своей лютой беспредельности. Дабы ни на долю секунды не сомневалась любовница содомита Алёши в моих убийственных намерениях.
И да, бабку мой божественный пендель взбодрил, и, обеспокоенно засучив ногами, она завыла еще громче. Мадам старшая кладовщица, смотрела своим остекленевшим взором на дульный срез пистолета, словно беременная крольчиха на удава. Не мигая, как самая примитивная детсадовская кукла с нарисованными на пластмассе глазами. Впрочем, оно и немудрено, поскольку ствол ПээМа я почти упер в её вспотевший лоб.
— Н-не убива-а-ай меня, Корнеев, не н-надо! — судя по тому, что Ирсайкина обрела речь, она уже в какой-то степени смогла взять себя в руки и сейчас пыталась наладить со мной конструктивное общение, — Я тебе денег дам! Очень много денег! Ты столько никогда не видел! Только не убивай меня! Ты же еще молодой, не бери на себя греха, у тебя же вся жизнь впереди!
Я внутренне улыбнулся. Никак внешне не проявляя своего глубочайшего удовлетворения от начавшегося торга за жизнь, я с облегчением осознал, что лёд тронулся. Баба Маня, при всей её душевной черствости и маньячной кровожадности, оказалась обыкновенной уголовной дворнягой. Нет, ни фига она не кремень! А стало быть, придётся продолжать в том же духе и методично дожимать эту мерзавку до упора. До самой железки. До полной и безоговорочной капитуляции. Иначе, если я не обезжирю эту непримиримую упыриху до пустых карманов, то эта оскорблённая в своих лучших чувствах гиена останется у меня за спиной. И останется она во всеоружии. Переполненная мстительной злобой и всеми необходимыми ресурсами, чтобы эту самую злобу успешно реализовать. Если я сейчас проявлю легкомысленную благожелательность, то можно не сомневаться, что рано или поздно, но эта моя глупость мне же, и аукнется. И аукнется, вероятнее всего, болезненной летальностью. А, что самое главное, случится всё это безобразие, скорее, рано, чем поздно.
Я оглянулся на всё еще дремлющего Вязовскина и убедился, что он находится в бессознательности. И потому с чистым сердцем сосредоточился на его подруге.
— Мне твои копейки не нужны! — включив бескорыстного дурака, с комсомольским пафосом отверг я коррупционное предложение Марии Антиповны, — Мне моя жизнь дороже! Нет у меня никакого резона тебя в живых оставлять! Где гарантия, что завтра ты опять ко мне еще какого-нибудь Скобаря не подошлёшь?! — пустился я в дешевую демагогию, давая бабе Мане призрачную, но какую-никакую надежду уговорить себя. — Я лучше пущу тебе сейчас пулю в лоб и все свои проблемы сразу закрою! — я снова поднял ствол и прицелился в голову резко взбледнувшей тётки.
— Там не копейки! — резаным поросёнком взвизгнула старший кладовщик Ирсайкина, — Ты чего, Корнеев, какие копейки?! Там только рублями больше пятисот тысяч! А еще золото, камни и даже валюта! — на высокой панической ноте, в тональности циркулярки заблажила заказчица моего смертоубийства, — Черт с тобой, всё забирай, только отпусти меня, заради бога! Прямо сейчас и забирай, всё здесь! — Ирсайкина вяло махнула непослушной рукой на кучу хлама, в которой она копошилась незадолго до нападения на меня.