Совок 12
Шрифт:
— Пусть она сюда выйдет или я никуда с тобой не пойду! — я сделал еще шаг от стоявшей напротив ворот машины, — Или ты хочешь со мной по этой улице наперегонки побегать? На радость соседям и прохожим? Я сказал, сюда её выведи, а я тут подожду. Не бзди, не уйду никуда, я бы мог вообще сюда не ехать!
Упырь несколько секунд сверлил меня злыми буркалами и переминался на месте с ноги на ногу. Он напряженно о чем-то раздумывал. Шуметь и привлекать внимание в его планы не входило, это было понятно.
— Ладно, хрен с тобой! — решился утырок, злобно сверкая глазами, — Стой здесь. И помни, если свалишь, девчонку твою я тогда самолично ломтями настрогаю!
Пристально оглядевшись по сторонам вдоль улицы, он сунул
Теперь уже и я, лишившись криминального соглядатая, внимательно всмотрелся в оба конца унылой окраинной улицы. И к великой своей радости увидел знакомую фигуру потомственного ордынца. Беззаботно сидевшего на лавочке через несколько домов с той стороны, откуда мы приехали с уголовником. Бежевой тройки рядом с Нагаевым не было. Это означало, что рисковать мой мудрый друг не стал и оставил её где-то за углом. Молодец Вова, нынешний век, это не пресыщенный постсоветский двадцать первый и легковой автотранспорт пока еще не средство передвижения, а достаточно редкая роскошь. И потому любой «жигуль», «москвич» или даже «запор» сразу же царапает глаз неизбалованного советского обывателя. Болезненно, до приступа черной зависти, можно сказать, царапает. Своим вопиющим и недостижимым богачеством, прежде всего.
Где-то в глубине двора послышался звук открывшейся из дома двери, а затем и невнятные голоса забубнили. Захотелось немедленно распахнуть калитку и побыстрее удостовериться, что моя Лизавета жива и пребывает в добром здравии. Но я пересилил это желание и остался на месте. Всё так же застыв у правого заднего угла багажника «копейки». Примерно метрах в семи-восьми от ворот и от калитки.
— Ты хотел её видеть, вот она, смотри! — тот, кто меня сюда доставил, шагнул со двора, крепко держа за руку мою названную племянницу, — Ну? Убедился? Теперь сам сюда иди!
— Ты как? С тобой всё нормально? — не обращая внимания на слова жулика, я впился взглядом в непривычно испуганную и поникшую Лизу.
В её глазах засветилась надежда и она радостно закивала мне в ответ, размазывая по щекам катившиеся слёзы.
До предела напряженный Губанов, приподнимаясь над забором, нервно зыркал, осматривая улицу в оба конца. По всему выходило, что Нагаева он со своего места видеть не мог, так как сектор обзора ему этого не позволял. Но даже, если бы и увидел, то с такого расстояния он бы его не узнал, слишком неблизко до него отсюда. Зато он запросто мог бы заподозрить что-то неладное. Надо было начинать загрузку их психики своими требованиями. И не уступать им ни в одном из пунктов.
— Отпускай её, тогда я зайду! — выставил я своё условие, — Вам ведь не она нужна, а я. Поэтому отпускай, иначе я прямо сейчас сдёрну отсюда! Не будете же вы стрелять в городе, да еще днём! Здесь тогда уже через двадцать минут толпа ментов будет! И тогда уж точно вам обоим вышак обеспечен! — не прекращая ни на секунду молоть языком и изо всех сил стараясь выглядеть беспечным, я подмигнул взвинченному оперу, — Ты как считаешь, Губанов, не сильно я сгущаю? Ведь так оно и будет! Давай-ка уже, капитан, скажи своему шнырю, пусть он девочку отпустит, тогда я в дом к вам спокойно зайду. И мы с тобой откровенно побеседуем. Обо всём побеседуем, о чем захочешь, обещаю!
Встреча на Эльбе пока что проходила без нежелательных для злодеев свидетелей. Но совсем не факт, что так будет продолжаться бесконечно. В любую минуту могли появиться какие-нибудь прохожие или любопытные соседи. И как при этом поведём себя мы с Лизой, жуликам было неизвестно. Это неизвестно было даже мне. А уж, тем более, напуганной Лизавете с её пубертатным возрастом. Губанов этого не понимать не мог.
— Х#й с ним, отпусти, пусть она уходит! — скривив, как от откушенного лимона физиономию, кивнул своему подельнику капитан, — А ты,
Лиза попыталась было воспротивиться такому развитию событий. Видимо, ей было страшно и она не хотела снова остаться одна, и в незнакомых курмышах. Да еще в надвигающихся вечерних сумерках. А, может быть, она, ко всему прочему, еще и за меня обеспокоилась. Но размышлять на лирические темы было некогда. И я, не выбирая слов, безжалостно её обругал. И указав кивком головы направление, велел немедленно уходить. Вздрогнув, как побитая собачонка и вжав голову в плечи, она засеменила прочь, то и дело оглядываясь и пытаясь поймать мой взгляд. Когда она проходила мимо, я боролся с соблазном как-то подсказать ей, что в той стороне, куда она двигается, её ждёт Нагаев. Но решил не рисковать и промолчал, опасаясь, что тем самым безвозвратно сорву её эвакуацию. Слишком уж близко находились оба паскудника и их звериное внимание сейчас было на высшей точке.
Дождавшись, когда освобождённая пельменница удалится на три десятка шагов, я направился к калитке. Бандюки были настороже и, чтобы как-то их успокоить, я продемонстрировал им свои скованные руки.
— Ты его обыскал? — перевёл взгляд с меня на своего подручного главный злодей.
Дождавшись утвердительного ответа, он довольно ощерился, но зачем-то при этом взвёл курок револьвера. Из чего я сделал вывод, что доверия в этом обществе ко мне не испытывают. Капитан явно ждал от меня какой-то недружественной выходки и хотел быть к ней готовым.
— Надо было ему руки сзади застегнуть! — сохраняя на лице нервную ухмылку, недовольно прошипел мой милицейский коллега. Злобно глядя на меня, как на практикующего венеролога-вредителя. Из-за вмешательства которого у него, лично у опера Губанова, сгнили и напрочь отвалились гениталии. Причем, под самый корень, вместе с яйцами и волосяным покровом. Да еще накануне его долгожданной милицейской свадьбы.
— Ты, Губанов, до капитана дослужился, а как был безграмотным мудаком, так по сей день им и остался! — договаривая этот оскорбительный панегирик, я по-свойски и демонстративно подмигнул его шестёрке-уголовнику, — По инструкции конвойной службы, перевозить задержанных со скованными за спиной руками, строжайше запрещено! Даже твой подельник об этом знает, в отличие от тебя, дебила! Вы потому так бездарно и спалились, Губанов, что ты в своём ИВС начисто работать разучился! Ну какой из тебя опер, капитан?! Именно из-за твоей тупости вам скоро лоб зелёнкой и намажут. Причем, заметь, мудак из вас двоих ты, а намажут обоим! Говно ты, Губанов, а никакой не опер! Полное говно! — я сплюнул ему под ноги, с удовлетворением заметив косым взглядом, что урюпчанка отдалилась в сторону Вовы еще метров на десять.
И еще порадовался тому, что уголовный соратник опера Губанова после моего недружественного словесного выпада уже как-то совсем по-другому смотрел на своего куратора. Как-то без особого уважения и без прежней готовности выполнять любые приказы капитана. Что ж, разобщать преступные группировки я умел еще в девяностых. Вот и теперь мне это пригодилось! Одно плохо, аукнется мне это. Больно аукнется. Н-да…
— Чего ты уши развесил? — вызверился очнувшийся от ступора главшпан из городского УВД, — Ты, что, не видишь, что ли, что он тебя лбом со мной столкнуть хочет?! Я же предупреждал тебя, что с этим Корнеевым надо востро ухо держать! Этот сученыш только с виду пацан сопливый, а на самом деле он интриган, каких ты мало за свою жизнь видел! А ну, пошел за девчонкой! И бегом девку догоняй, бегом! Нельзя её отпускать!!