Совок 12
Шрифт:
Уже отомкнув замок двери, я еще раз и очень вовремя вспомнил о настоятельном требовании Григория Трофимовича относительно Эльвиры. А про то, что сегодня утром, пойдя на поводу у Зуевой, успел ей пообещать вечерний визит, я и не забывал. Что ж, жизнь полна несбывшихся надежд и горьких разочарований… Провернув ключ в обратную сторону, я развернулся к двери напротив.
— Горькую весть я принёс тебе, любимая! — прямо с порога и, натянув на лицо маску непереносимой тоски, произнёс я, грустно глядя на Лидию Андреевну.
— Не получится у нас с тобой сегодня встретиться! Увы нам! — с сочувствием
— Почему? — стараясь выглядеть спокойной, Лида посмотрела на меня с вызовом незаслуженно отставленной брошенки.
— Дурак я потому что! — не стал скрывать я своих изъянов, — Мы с Дергачевым только что от Данкова вернулись, — с лёгкой душой продолжил я излагать стопроцентную правду о себе, — Встречались там с московским проверяющим из комиссии. Короче, душа моя, мне велено сегодня вечером поступить в распоряжение московских товарищей, которые надзирают за делом по «ликёрке». Надо будет им кой-какие пояснения дать. Более развёрнутые. Сама ведь понимаешь, в деле-то я далеко не всю информацию отражал! Я же еще тогда соображал, что всё равно придётся его в прокуратуру передавать! Кто же знал, что всё так обернётся?!
Лицо начальницы разгладилось, а заблестевшие влагой глаза потеплели. Она неуверенно улыбнулась.
— Ну ладно, ты тогда после них сразу ко мне приезжай! — произнося эти слова, совсем уже оттаяла Лида, — Поужинаешь, выспишься, как человек и утром вместе на работу поедем! — не затратив и секунды, спланировала она всю нашу с ней совместную жизнь на ближайшие сутки.
— Ты сама-то веришь, что я с тобой высплюсь? — не забыв замкнуть дверь, двинулся я к столу начальницы. — К тому же я даже примерно предположить не могу, насколько поздно они меня отпустят! Их-то здесь никто в гостинице не ждёт, они же в командировке, Лида! Работа, да водка, вот и все их развлечения!
Про баб, которые в командировках кроме работы и водки тоже иногда присутствуют в культурной программе, я упоминать не стал.
— Ты чего? — сдавленно выдохнула Зуева, когда я начал вытаскивать её из-за стола, — Прекрати!
— Чего, чего! — с трудом подавляя в себе неконтролируемые последствия недельного воздержания, не очень вежливо начал я располагать любимую женщину к сейфу передом, а к себе задом. — Во всём виновата моя неземная любовь к тебе, душа моя! Соскучился я, Лида! Ты помолчи пока и не волнуйся, мы с тобой сейчас по-товарищески, рачком…
Пока начальствующий состав пару секунд находился в некой растерянности и в благоприятствующей моим низменным желаниям позиции, я успел задрать ему, этому составу, юбку до самой поясницы. И спустить ему колготки я успел тоже. Ниже колен и сразу вместе с трусами…
Производственных романов, как и прочих нестандартных ситуаций в общении с прекрасной половиной человечества, в моей прошлой жизни было немало. И навыков в проявлении к женщинам активного уважения, я до сей поры и, слава богу, еще не растерял.
Поэтому первые зуевские возражения совпали с моими такими же первыми, но проникновенными и очень дружественными фрикциями. Впрочем, я был готов допустить, что Лидия Андреевна с неодобрением моих действий могла замешкаться вполне умышленно. Но даже, если оно и так, то осуждать
— Вот всё у тебя не как у людей! — не преминула упрекнуть меня капитан Зуева, уже трижды подтеревшись чайным полотенцем, подхваченным ею с продуктовой тумбочки. Каждый раз складывая его сначала вдвое, а потом еще и еще. А теперь она как-то одновременно умудрялась, резко приседая, подтягивать куда-то себе под грудь колготки и смотреть на меня с почти что искренним неодобрением. Будто бы это не она еще минуту назад, напрочь утратив сознательность кандидата в члены КПСС, аморально подвывала в такт моим поступательным движениям. Не забывая при этом вульгарно подмахивать мне своей роскошной задницей. — Нормальные люди, Сергей, этим дома занимаются! В постели и на чистых простынях!
— Я, Лидия Андреевна, если вы запамятовали, не какие-то там обычные «нормальные люди», я, Лида, особенный! — не желая вступать в непродуктивную полемику, отмахнулся я, бросив в урну скомканный бланк протокола допроса подозреваемого. Которым до того только что и со всем тщанием вытер свой, измазанный в Лиде, свисток, — Мне об этом, Лида, еще в шестом классе специальные врачи сказали!
Напоследок проверив свои штаны на предмет застёгнутости ширинки, я шагнул к двери.
— В столовую пойдёшь? — обернулся я к кое-как и наспех, но всё же со всем моим старанием обихоженной любимой женщине, — Поесть бы надо, а то хрен его знает, когда теперь получится!
— Не пойду! — с блаженной улыбкой и как кошка, потянулась капитанша. Которой, видимо, надоело притворяться строгой начальницей, — И вот, на, возьми себе на вечер! — протянула она мне какой-то судок, аккуратно завёрнутый в газету. — Здесь голубцы!
— Ага, кто #бёт, тому и мясо! — машинально констатировал я непреложную и старую, как мир истину, принимая из лидиных рук её кулинарный комплимент, — Спасибо тебе большое, говорю! — быстро и чуть громче добавил я, чтобы как-то снивелировать невольно вырвавшиеся слова.
И поцеловав зависшую начальницу в щеку, поспешно вышел из кабинета.
Оставив теперь уже в своём кабинете папку и подаренный за любовь провиант, я пошел в столовую. Голубцы голубцами, а горячий супчик лишним не будет. Время было еще не совсем обеденное и раздача пустовала. Служивый люд раньше расписания заходить в столовку робел. А я отчаянно рассудил, что после уже состоявшихся фортелей и выданного Дергачеву сатанинского блефа, человек я теперь всe равно конченый. И, что терять мне уже нечего. Потому, не стесняясь неурочного времени, смело взял поднос и пошел вдоль вкусно парящих мармитов.
Я уже отходил от кассы с перегруженным подносом, когда в двустворчатые двери столовой повалил ментовский голодняк.
Гриненко я увидел сразу. Они с Гусаровым, не замечая меня, целеустремлённо двигались к еде, не уступая очереди даже девчонкам из паспортного отделения. Это могло означать только одно. Что майор Тютюнник озадачил их чем-то особенным и необычайно срочным.
Я доел рассольник и уже пододвинул к себе гуляш, когда опера расплатились и начали зыркать по сторонам, выглядывая места покозырнее. Тут-то я и обозначился, помахав им рукой.