Совок 12

Агарев Вадим

— Понимаю! — по-бычьи упрямо глядя генералу в глаза, подтвердил я его очевидную правоту. Чего уж там… — Однако, и вы меня поймите, Григорий Трофимович, это мне очень необходимо! Жизненно необходимо! Да, я согласен с вами, что рискованно, но у меня есть все основания полагать, что реализация завершится успешно! Это раз! И я уверяю вас, что это всё же в большей степени комбинация, чем авантюра! Вы просто далеко не про все случаи знаете, когда меня здесь угандошить пытались! Только за последние полгода, товарищ генерал! Как в прямом, так и в переносном смысле хотели…

Я продолжал фокусировать свой, надеюсь, уверенный взгляд на зрачках деда. Изо всех сил стараясь

своей убеждённостью переформатировать мнение тираннозавра из подгруппы ортодоксальных большевиков. Органы секреции которого уже наверняка выделили достаточное количество сока и прочих ферментов. Потребных на обработку не только худосочного филея, но и хилых косточек наглого волчонка.

К моему глубочайшему удовлетворению, с сокрушающим мою логику ответом старик подзадержался. Он прислонил свой прямой позвоночник к удобной спинке стула и слегка склонил голову вправо. Всё еще внимательно рассматривая мои, отнюдь не выдающиеся как у Брежнева, брови. Понимая, что гэбэшный партиец таким образом сканирует мои глаза на предмет неискренности, встретиться с ним взглядом у меня всё же не получалось. Видать, где-то такому учат, завистливо подумалось мне.

— Заблуждаешься, Сергей! — вроде бы пока передумав линчевать меня у подножия лобастого Ильича, разомкнул стиснутые уста коммунист Севостьянов, — Мне всё известно! И про твой камерный концерт с постыдным мочеиспусканием, и про последний инцидент у твоего дома!

Вона, как! Ну и, слава богу, значит эпизоды с тем упырём, что скрылся от правосудия в коллекторе и с мерзавцем Лунёвым, который для своего упокоения предпочел свинячье дерьмо, всё еще покрыты мраком! Вот и славно, мне лишней славы не нужно! Особливо такой нехорошей… И без того уже слыву среди коллег серийным душегубом.

— Или было что-то еще? — подался вперёд старый гэбэшник, — Я чего-то не знаю?

Пришлось призвать на помощь все навыки лицедейства. И даже побожиться грядущим орденом. В том, что скудный список деда касательно посягательств на мою жизнь и здоровье соответствует действительности, и пробелов не имеет.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас нахожусь в этом здании по твоей милости? Вернее, из-за твоей дури? — с грустью в стылом голосе укорил меня Севостьянов, — Исключительно из-за того, чтобы у твоей конторы не было сомнений, что всё ныне происходящее не так уж и вываливается из колеи? Чтобы ваш Данков не начал ни во что вникать и не взялся активно интересоваться в обкоме такой наградной аномалией?!

Дед замолчал, рассматривая моё лицо, желая понять, проникся ли я услышанным.

— А, может, ты думаешь, что мне заняться больше нечем в вашем городишке, а? — наверное, не рассмотрев должной моей реакции, раздраженно поинтересовался он.

— Никак нет, товарищ генерал-полковник! — запоздало проявил я естественное для сложившейся ситуации юношеское беспокойство и трезвое здравомыслие, — Я так не думаю! Спасибо вам, Григорий Трофимович, вы меня очень выручили! Беду отвели, можно сказать!

Я на самом деле оценил поступок Севостьянова с его приездом в УВД и мои слова прозвучали без фальши.

— Давайте на улице этот разговор продолжим? — нейтрально предложил я, нешироким жестом обведя пространство вокруг себя. Как это обычно делается, при напоминании собеседникам о том, что и у стен порой бывают уши.

— Не суетись, вся техника стоит по кабинетам и на лестничных площадках, где обычно болтуны дымом дышат! — отмахнулся всезнающий гэбист, — Не болтай там лишнего и дослужишь до пенсии. И в сортирах не болтай на всякий случай! А лучше, вообще нигде

не болтай!

Заметив мой скепсис, дед раздосадовано чертыхнулся.

— Здесь потолки шесть метров, а мы с тобой не кричим! Никакая техника с такого расстояния звук не снимет! Даже наша, которой у вас в МВД нет ни хера! А Ильича, — небрежно кивнул он на идола, с мудрым прищуром взирающего алебастровыми глазницами на постового сержанта, — Ильича осквернить и напичкать микрофонами никто не посмеет!

Я еще раз огляделся. В просторном холле потолки и впрямь были высотой в два этажа. Но в моё время для снятия звука это помехой не было ни разу. Однако, Григорий Трофимович меньше всего похож на мазохиста или на суицидника. Значит, он хорошо знает, о чем говорит.

Впрочем, оно и верно, советская аппаратура пока еще преимущественно ламповая. Да это в общем-то и неплохо, но чудовищно громоздко. И еще, полупроводники только относительно недавно начали входить в моду. В дежурных частях службы «ноль два» еще лет десять будут писать сообщения от граждан не на магнитофонную ленту, как это делается во всем цивилизованном мире и даже в голодной Румынии, а на стальную проволоку. Умный внук иудейского купчика Андропов таки сумел убедить Политбюро в бессмысленности научных разработок в области отечественной элементной базы. Пообещав сэкономить гигантские средства и все потребные технические секреты стырить силами зарубежных резидентур КГБ. Как это у него уже многократно получилось с проектами в ядерке, в авиации и во многом другом. Хитрые, но технически туповатые интриганы из Политбюро, большинство из которых не имели и по сию пору не имеет высшего образования, на его обещания повелись. И основную часть НИОКРов по этой теме благополучно прикрыли. Но вот ведь беда, буржуи вдруг поумнели и достаточно быстро перестали быть лохами. И научились пресекать посягательства на свои авторские права. А количество полезных идиотов, симпатизирующих идеям коммунизма и сливавшим в СССР технические разработки, резко сократилось. В результате сего, СССР, ну и Россия впоследствии, навсегда отстали от цивилизации в производстве микросхем и, соответственно, чипов. А ведь поначалу были впереди планеты всей. Во всяком случае, в первых рядах. Нет, не должны политические дебилы влиять на экономику и уж, тем более, на производство!

Квалификации и знаниям деда я, само собой, доверял, но всё равно было ссыкотно. Потому и настоял на том, чтобы покинуть пенаты, которые почему-то не ощущались мною, как родные, и выйти на свежий воздух. Слишком уж свежи были в моей памяти технические приблуды двадцать первого века, которые легко снимали звук с гораздо большего расстояния. И очень качественно отфильтровывали снятое от посторонних шумов. Даже вспоминать не хочется, сколько народу село и сколько безвозвратно прижмурилось из-за слов, сказанных невовремя, и не в том месте.

— У тебя, у балбеса, скоро дитя народится, а ты всё козликом скачешь! — пришпилил меня последним и непобиваемым доводом московский генерал, — Подумал бы об Эльвире! Думаешь легко ей?! — со знанием дела, начал прививать мне чувство вины Севостьянов, — И без того у девки жизнь не сахарный мёд, а тут ты ей еще нервы мотаешь! Ей рожать скоро, а она из-за тебя, м#дака суетного, непрерывно дёргается и слёзы льёт! Вот скажи мне, когда ты её последний раз видел?

Последний аргумент и особенно последний вопрос, меня окончательно доконали и я начал каяться, клясться и божиться. Обещая в самое кратчайшее время встать на путь исправления. И уже сегодня вечером нанести визит обожаемой мною Эльвире Юрьевне.