Совок 4
Шрифт:
— Подпольщицей, Сережа, я была на оккупированной фашистами территории! — гордо вскинула подбородок моя бесстрашная еврейская тётка.
— Принято! — наклонил я в ее сторону голову, — Но все же необходимые меры безопасности всем нам принять придется! Теперь рассказывайте, как съездили и с чем вернулись? — ехать нам оставалось менее получаса и я поторопил тетку.
Из рассказа Левенштейн выходило, что, хотя задуманную программу по максимуму ей выполнить не удалось, но все же в главном она преуспела.
Её старый кэпээсэсный товарищ, который находится на самом верху партийной иерархии,
— Вам, главное отсюда выбраться, а потом пошли они все в жопу! — с горячим чувством произнес я, проезжая мимо стоящего на въезде в город гаишника.
— Что ты такое говоришь, Сережа! — снова заклокотала родственная мне иудейка, — Я вернусь! Я слово дала и обязательно вернусь!
Гвозди бы делать из этих людей! — мелькнула в голове строчка из пошлейшего стишка школьной программы. — Уж они их душили-душили, душили-душили.. И все-равно недодушенные готовы возвращаться к душителям. Да еще со своей веревкой и купленным на свои деньги куском мыла.. Н-да!
Как православный атеист, я трезво понимал, что только один бог знает, поможет передовая израильская медицина Льву Борисовичу или вся эта наша расстрельная суета зазря. Но в том, что, оставшись в Союзе, в ближайшее время он неизбежно погибнет, я был уверен. Да и не только я. Врачи, квалификации которых не доверять было глупо, больше нескольких месяцев жизни Льву Борисовичу не давали. Значит уже не напрасно я здесь появился! А, если задуманную мной авантюру с золотым идолом получится сделать по-настоящему интернациональной, то я буду считать свою миссию почти выполненной. С этими благостными мыслями я зарулил во двор ректора Лишневского.
Столичные холодные головы и чистые руки
Московский полкан всячески старался показать, что он не злой. И сам же вскользь по-иезуитски опровергал эту иллюзию. Смотрел он на меня, как смотрит кот на уже полупридушенную мышь. Размышляя, начать прием пищи сиюсекундно или еще какое-то время играясь, потаскать по полу добычу.
— Следователь лейтенант милиции Корнеев! — как на плацу во время строевого смотра отрапортавался я и на всякий случай добавил, — Сергей Егорович.
— Экий ты бравый, Сергей Егорович! — хмыкнул вышивной звездоносец. — А ты, майор, иди пока, мы тут с твоим подчинённым поработаем! — не отводя от меня взгляда, шуганул Данилина главный москвич.
— Есть, товарищ полковник! — Алексей Константинович
Ну не паскуда ли этот полковник?! Действует он в общем-то грамотно. Показательно унизив в моих глазах могущественного для меня начальника, он указал, что я для него, министерского небожителя, и вовсе пыль. Под его ногами и почти уже лагерная. Про то, что лагерная, он мне сейчас на колбасных обрезках объяснять станет. В том смысле, что очень доходчиво.
— Что ж ты, лейтенант, не успев двух лет отслужить, а уже скурвился? — осторожно принимая из рук подпола Саушина личный бокал Данилина, попрекнул меня полковник Мелентьев.
Парящий в посудине чай, судя по запаху, тоже был из запасов шефа. Из той импортной жестяной банки со слоном. За все время совместной службы с начальником, я ни разу не видел, чтобы кто-то, кроме самого Данилина и капитальной Валентины, посмел прикоснуться к этой чашке.
— Чего молчишь? — отхлебнув, поднял на меня глаза Аркадий Семенович.
— Жду конкретики, товарищ полковник! — я продолжал пучить на него глаза, как тужащийся на лотке кот. — Вы ведь какие-то претензии мне предъявить хотите, я правильно понимаю?
— Вы посмотрите на этого наглеца! — не оборачиваясь, обратился он к своим соратникам, — Одной ногой в камере, а что-то еще пытается тут изображать!
Боковым зрением я отметил, что стоявший за моей спиной и справа московский тезка, начал смещаться в мою сторону. Ни хера себе, они, что, сходу физическим воздействием меня огорошить хотят?! Наверное, по почкам или по печени убеждать будут, поскольку зуботычины следы оставляют. А ведь я так не работал, когда на Житной службу тащил. И никто там у нас так не работал. Чего уж там, было дело, ломали гадов и прочих нелюдей, но не в таких вот ситуациях, когда еще вообще ничего не понятно!
— Охолони, капитан! — развернулся я к тезке, который в этой группе совмещал свои штатные розыскные обязанности с факультативной нагрузкой костолома. — Охолони, я сказал! — видя, что тот на мой призыв никак не отреагировал, — Еще шаг и я вас тут сам метелить начну! И посмотрим, что будет, когда сюда полрайотдела сбежится! — вцепился я левой рукой в рядом стоящий стул.
Я понимал, что больше одного-двух некритичных ударов, мне прямо вот сейчас не перепадет. Их задача не побить меня, а сломать морально. Здесь не то место и совсем не их территория. Но на хрена мне вообще какие-то удары по жизненно-важным органам?! Да и вообще, на хрена создавать такие печальные и унизительные прецеденты?!
— Погоди! — негромко распорядился главный москвич в сторону капитана и тот моментально тормознулся.
— А с чего ты, лейтенант, решил, что тебя тут кто-то бить будет? — он на всякий случай поставил бокал с горячим чаем подальше на стол. — Мы лучше сейчас с тобой в изолятор проедем! Нам там ваш генерал аж половину продола в особом корпусе выделил! — похвастался полковник, вновь взяв в руки чашку с чаем. — Там мы с тобой без помех и пообщаемся! Пообщаемся, а, Мирошин?
— Так точно, товарищ полковник, пообщаемся! — плотоядно глядя на меня осклабился мой столичный тезка.