Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

Рафай Мирослав

— Ну что ж, благодарю!

И все это имело такой вид, как будто он вообще не сомневался, что в итоге вытянет из меня что-нибудь дельное.

— Спасибо, пан профессор, — сказал я, беря зачетку.

— Благодарить не надо! Учите для себя, — ответил он и открыл дверь.

Я вышел в коридор, чувствуя легкую дрожь в коленях. И понял вдруг, что относился я к Ондроушеку неважно. Ну что мне стоило готовить темы более добросовестно?.. Мне захотелось что-нибудь еще ему сказать, но он меня опередил:

— Куда мы едем?

Машину он предлагал

вполне серьезно.

— В Нусле, — ответил я. — А стоит ли вам затруднять себя, пан профессор?

Он махнул рукой:

— Какие пустяки!

Наверно, он был прав.

Мы молча сошли по лестнице, Ондроушек знаком предложил мне сесть возле себя и стал искать в карманах сигареты. Потом вставил в зажигание ключ и повернул. И тут я во второй раз облился холодным потом, вспомнив, что, пока Ондроушек возле меня чертыхается, Ладена ждет внизу у лестницы около здания Национального комитета. Такого невезения у меня не было давно.

Серьезно.

Ключ в замке. Аккумулятор в порядке. А машина не заводится, хоть тресни.

8

Ладена всматривалась в проходящих и окидывала взглядом улицу не в страхе и растерянности, как бывает в таких случаях, а совершенно спокойно, чуть не равнодушно.

Я должен был приехать к половине одиннадцатого — так мы во вторник вечером договорились, — но был уже двенадцатый час, когда Ондроушек наконец затормозил, хлопнул меня приятельски по плечу и сказал совсем не таким голосом, как говорил на лекции:

— Авансом поздравляю, коллега. Всего труднее первые полгода. А там привыкнете!

И глаза у него были смешно растроганные. Я в тот момент готов был самому себе надавать пощечин. Ондроушек все-таки мировой мужик! Но ведь попробуй разберись, когда перед тобой преподаватель.

Поблагодарив и помахав ему на прощанье, я стрелой пересек тротуар, крепко взял Ладену за руки и, как бы ограждаясь от упреков с ее стороны, сказал:

— Это все Ондроушек… Ни о чем не спрашивай… вроде бы обошлось… не знаешь, где ребята?

— Наверно, наверху, — сказала Ладена. — Только я с ними незнакома — не могу ничем помочь…

— Что с тобой? — выпустил я ее руки и отступил.

— А с тобой что? Вид у тебя угрожающий. Я полагала, ты сегодня женишься… Что это на тебе за галстук?

— Ты дурочка… Да я бы… — хотел я сжать ее в объятиях.

— Тяни, тяни — пропустишь свою очередь! — улыбнулась Ладена.

Я взял ее за руку и побежал по лестнице.

— Народу там полно, — сказала она мне в первых раздвижных дверях.

— Я выбрала «Невинные забавы» Кёмферта. Это нам проиграют…

— Прекрасно, — сказал я и стал высматривать в коридоре знакомые лица.

— И отдала документы, как ты велел. А это мы с девчонками нарвали утром возле общежития, — вытянула она руку с букетом. — Скажи еще: нравится тебе мое платье? — и отстану.

— Нравится платье, все нравится, не нравится мне только, что ты лжешь!

— Как?

— Букет этот ты купила и заплатила семьдесят крон, — сказал я, быстро сосчитав гвоздики по десяти крон штука.

— По-моему, ты напрасно нервничаешь…

— Нет, не напрасно — нигде нет ребят!

На втором этаже я остановился и оглядел коридоры.

— Трудно тебе, Алеш! Без ребят — ни шагу… Но теперь у тебя я!

— Должны же у нас быть свидетели! — чуть не сорвался я на крик.

— Ребята — выше этажом. Там и товарищ, который оформляет браки. И две свидетельницы.

— Ты сюда?..

— …позвала Вишню и Ярку Дрбоглавову. Иначе они мне никогда бы не простили. Тебя это задевает?

Я покрутил головой. Едва ли уже что-нибудь могло задеть меня сегодня. Все окружающее я воспринимал будто в бреду; в каком-то судорожном порыве попытался на одном дыхании одолеть пятнадцать ступеней и снова ринулся на улицу, все это время мысленно кляня автомобиль Ондроушека. Ладену я держал крепко за руку. Когда я на последней площадке поднял голову, то неожиданно коснулся Ладениных волос, почувствовал их мягкость и обрадовался, что Ладена есть, что она тут, со мной, что она не только умная, но совершенно необыкновенная девчонка. Спокойствие ее передалось и мне.

Я огляделся.

Перед глазами еще все плыло: черное и белое, группки людей, толпящихся вокруг новобрачных, молочные плафоны под потолком, огромные от счастья и от слез глаза невесты, за чью фату я чуть было не зацепился… я снова говорил себе, что с этим маскарадом я никак не связан, потом увидел поднятые руки ребят, проталкивающихся к нам, и услыхал свою фамилию. Произнес ее распорядитель, который начал нас выстраивать.

— За молодыми пойдут родители, — объявил он.

Ладена стала ему что-то объяснять.

Что — я не слышал, потому что за рукав меня держал Ченек Колман.

— Все провалилось, Алеш… — говорил он тихо. — Ребята вышли из игры.

— Что провалилось?

Я сначала ничего не понял. Только украдкой посмотрел на Ченека. Хотелось узнать, как он, светский лев, оценивает Ладену. Она была красива в плотно облегающем платье, а желтоватый сумрак делал ее еще притягательней — на всем лице ярко выделялись только рот и золотисто-карие глаза.

— Сразу вас не разведут, — начал объяснять Ченька. — Этот закон уже не действует и никогда не действовал. Это все Вашек выдумал. Я знал еще вчера, хотел предупредить, звонил, ты же не можешь отрицать, что я тебе звонил?

— И что? — сказал я, не сразу осознав смысл этой новости.

Слишком поддался настроению момента. Но и при всем желании убежать я тогда не нашел бы в себе для этого ни мужества, ни силы.

— И что?.. — невозмутимо повторил я с видом киногероя.

Ченек предпринял последнюю отчаянную попытку.

— Гляди, Соботка, — сказал он на этот раз так громко, что Ладена не могла его не услышать, — не говори, что женишься из-за пяти бутылок, ты, как я вижу, сделаешь это и без них, так что о выигрыше не может быть и речи!